Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

В самом сердце власти Правоблюстителя Зате Явы.

Из камер нормализации доносился перезвон колокольчиков. Возле хирургических кабинетов квартет музыкантов играл на гобоях и лютнях. На стене висела табличка: «ПРОСИМ НЕ МЕШАТЬ УМИРОТВОРЯЮЩЕЙ МУЗЫКЕ».

Бару шагала но крылу кратковременного пребывания.

– Здесь те, кто нуждается в незначительной коррекции, – объяснила сопровождавшая ее чиновница, пухлая фалькрестийка, точная, немногословная, просто-таки воплощение гениальности. – Эта женщина, например.

Худощавая простолюдинка-стахечи, пристегнутая к металлическому креслу, смотрела на обнаженных мужчин, которые приближались к ней, а затем отходили назад. Некоторые – светлокожие, среднего роста, с подчеркнутым легким, на скорую руку нанесенным макияжем – замирали на расстоянии ладони, и в такие моменты звучала негромкая нежная нота. Женщина расслаблялась и тянулась губами к трубке у рта – но ней подавалось некое жидкое снадобье.

Но при приближении других мужчин – смуглых, высоких, более мускулистых или более привлекательных – камера оглашалась резким, невыносимым жужжанием и наполнялась вонью.

– Добровольное согласие на привитие супружеской верности в целях сохранения брака, – говорила чиновница. – Мудро. О ее поведении доложили двое социальных проксиматов пациентки. Ее могли привлечь к ответственности за гедоническую социопатию или врожденную мисконъюгацию.

– Метод?

– Банальная нормализация. Сочетание положительных стимулов с внешними характеристиками мужа. Если это не подействует, перейдем к внедрению нормализующих поведенческих шаблонов, мануальной стимуляции и стерильной конъюгации с заместителем. Крайняя мера – диагноз «врожденный иммоногамический дефект» и стерилизация.

Бару от души порадовалась, что лицо ее скрыто под маской.

– А хирургическое вмешательство? – спросила она, вспомнив о предостережении Аминаты, о той угрозе, от которой сжималось все ее нутро. – Чтобы конъюгация не могла доставлять удовольствие… Такие операции вы выполняете?

Тайн Ху остановилась, посмотрела на Бару в упор и улыбнулась изогнутыми, словно рекурсивный лук, губами. Дыхание ее было ровным, осанка – уверенной, и при том она явно не испытывала отвращения или страха.

Нет, Бару не попадется в ловушку! Бару хладнокровно отбросила прочь возникший перед глазами образ и навязчивые мысли.

Затем чиновница смерила Бару оценивающим взглядом и пошла вперед.

Бару показалось, что за ее глазами блеснули очи самой Зате Явы.

– Сожалею, ваше превосходительство. В крыло соматического вмешательства посетители допускаются только по прямому разрешению правоблюстителя. Но проводимая здесь нормализация поведения не менее важна. Структура ордвиннской семьи требует жестких коррекционных действий. Особенно это касается кровных линий ту майя.

По дороге они миновали камеры ожидания. Первая была полна мужчин и женщин, ожидавших оформления и назначения судей. Обвинения, степень риска, характер ареста были отмечены на специальных ярлыках:

ВЗЯТ НА ОСНОВАНИИ СОЦИАЛЬНО-ГИГИЕНИЧЕСКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.

ВЗЯТ НА ОСНОВАНИИ РЕЗУЛЬТАТОВ ТАЙНОЙ ВЫБОРОЧНОЙ ПРОВЕРКИ ЛОЯЛЬНОСТИ.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ СОЦИАЛЬНОГО ПРОКСИМАТА.

ВЗЯТ ПО ДОНЕСЕНИЮ ВНЕДРЕННОГО ИНФОРМАНТА.

ВЗЯТ КАК ПОДДАВШИЙСЯ КОНТРОЛЬНОМУ СОБЛАЗНЕНИЮ.

В соседней камере находился прикованный к креслу и накачанный наркотиками человек, который стонал от химического блаженства. Чиновник в маске, белой, точно выбеленная временем кость, декламировал нараспев:

– Фалькрест. Маска. Гигиена. Инкрастия. Лояльность. Подчинение.

Раздался удар скрытых цимбалов. Чиновник поднес к лицу человека курильницу, дымящуюся ядовито-желтым. Цимбалы продолжили звенеть – ритмично, ненадоедливо…

– Бунт, – донеслось из-под маски. Человек в кресле пронзительно завизжал. – Восстание. Девена. Химу. Видд…

Новой каретой, предоставленной Бару для возвращения домой, правил пьяный старик. Совершенно выведенная из равновесия, она едва кивнула в ответ на его приветствие.

– Меня зовут Седобородый – из-за бороды моей, ясно дело. Знаю весь город, вплоть до сточных клоак!

Бару плюхнулась на сиденье и лишь спустя несколько минут поняла, что он возит ее кругами.

– Вы бы осторожней, ваше превосходительство, – посоветовал старик, поблескивая синими вороньими глазками в свете фонаря. – А если б я отвез вас в Северную гавань и отдал какому карманнику с ножом? А то с последним счетоводом, которого я возил, вон как кончилось!

– Зате Ява услышит об этом, – прошипела Бару.

Она думала о Погребах и о судьбе, постигшей Сальма. Каково ему было, схваченному среди ночи и отправленному в лагерь ожидания, в яму, в карцер отходящего корабля, чтобы «нормализоваться» под ножом и наркотиками или уж лучше (пожалуй, лучше) умереть в агонии?

Седой расхохотался в ответ сухим, безжизненным смехом безумца.

– Еще бы ей не услышать!

Однако вскоре экипаж остановился у особняка губернатора.

Кошмары Погребов мучили Бару всю ночь. Поутру, кряхтя и ругаясь, она принялась за флотский комплекс упражнений, чтобы воспоминания оставили ее, ушли прочь с потом и мощными выдохами. В конце концов она смогла снова сосредоточиться на ревизии.

Умывшись, одевшись и снарядившись (жилет, кошель, матросские сапоги – своего рода латы имперского чиновника), Бару вызвала Мер Ло.

– Идем. Мне нужно прогуляться и поразмыслить.

В деловитой суматохе они спустились вниз, гремя каблуками по лестнице, – Мер Ло оказался сбит с толку внезапной спешкой, однако подыграл Бару.

– Мне нужно многое выяснить, – заговорила Бару, отсчитывая тезисы на пальцах. – Но сначала я хочу выяснить, как раскрыть мятеж и подавить его в зародыше. Я уверена, что существуют какие-то социологические и экономические закономерности – и весьма специфического характера.

По мощеным дорожкам губернаторского сада уже гремели сапоги: солдаты гарнизона начали строевую подготовку с рассветом. Раздраженная топотом и воплями сержантов, Бару повернула в другую сторону.

– Следи за логикой. Ордвинн продает в Фалькрест лес, камень, руды и скот.

– Да.

– Прямую выгоду получают лишь несколько князей: в первую очередь те, чьи земли находятся на побережье. Один из них – Унузекоме, Жених Моря, пират. Полагаю, он баснословно богат, поскольку владеет гаванью Уэльтони и имеет доступ к реке Инирейн. Есть еще и Хейнгиль, Охотник на Оленей, друг губернатора Каттлсона. Он вовсе не заботится о деньгах…

– Счетами Хейнгиля управляет его дочь. Предпочитает сидеть в долгу у Фиатного банка – своеобразный залог доверия.