Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

Конечно, то был кошмар, дни и месяцы нескончаемых кровавых бесчинств, хотя именно тогда и наступила пора великих возможностей. Те, кто выжил в кровавой бане, обрели власть над Имперской Республикой – и над всем миром.

Как бы поступила Бару на их месте? Сидя в башне счетовода, подперев подбородок ладонями, Бару размышляла: «Смогла ли бы я пережить ту революцию?»

Доверие нуждается в гарантированном обеспечении – точно так же, как и деньги. Значит, ей понадобились бы союзники, которым есть что скрывать. Их секреты дали бы ей власть над ними. Она бы сплела паутину – и никто не смог бы сорваться с крючка Бару Рыбачки.

Да, это бы сработало. Нужен баланс: кто уничтожит остальных, погубит и самого себя. Доверие надо основывать не на любви или страхе, но на уверенности во взаимном уничтожении, на тщательно сбалансированной угрозе неизбежного уничтожения всякого, кто покинет общий строй. На взаимном шантаже.

Именно такую власть над ней едва не получила Зате Ява.

Бару прошлепала к двери и отворила ее.

– Мер Ло! – окликнула Бару секретаря.

Мер Ло допоздна надзирал за восстановлением счетных книг и порой засыпал прямо в канцелярии.

– Ло, поднимись сюда!

Он настороженно выглянул из-за перил лестницы.

– Ваше превосходительство?

– Как на афалоне назвать… – Бару на миг задумалась. – Управление посредством тайн?

– Хм-м… – Мер Ло наморщил лоб. – Не знаю.

– Тащи словари, – велела она.

Однако она отправилась в канцелярию вместе с Мер Ло – босиком по каменным плитам. Со смехом они принялись открывать том за томом, отшвыривая их на пол.

Но нужное слово не находилось.

– Мы не с того конца взялись, – пробормотал Мер Ло, сидя среди разбросанных по полу тезаурусов и потирая виски. – Какие требуются корни? Если приходится изобретать новый термин из нескольких первооснов, то какими должны быть данные первоосновы?

– Допустим, «тайна» – это «крипсис»… – Бару уселась рядом с ним. Когда она постаралась устроиться поудобнее, ее тень буйно заплясала в свете масляных ламп. – А окончание?

– Для «управления»? Полагаю, что «архия».

– Выходит, «крипсархия»?

– Правильнее – «криптархия». А правители будут называться «криптархи».

Бару принялась размышлять о бессловесном и неразумном Императоре под маской. Она вообразила, как из-под этой маски над ней смеется Кердин Фарьер, и похолодела.

Она негромко кашлянула.

– Сквозняк, – объяснила она, поймав скептический косой взгляд Мер Ло. – Я совсем замерзла!

– А чего вы ожидали, сидя здесь в ночной рубашке?

– Никакого от тебя толку…

Мер Ло пожал плечами.

– Я мог бы принести вам одеяло, но это вышло бы слишком покровительственно, – сухо произнес он. – Прочие же доступные мне методы и вовсе против приличий.

Бару расхохоталась, но тотчас взглянула на себя глазами Мер Ло – разлегшуюся перед ним, бесстыдную, чужеземную, могущественную, хохочущую… Даже после стольких лет маскарадской нормализации странно это было – смотреть на себя со стороны и думать: «Нельзя вести себя таким образом! Ведь он – мой союзник и советник. Это может внушить ему чувства, которых я позволить себе не могу».

Бару устало поднялась и начала собирать разбросанные словари.

– Я помогу прибраться.

Мер Ло вскочил, поклонился и решительно отмахнулся от ее помощи:

– Не стоит. Прошу вас, ваше превосходительство. Вы простудитесь на сквозняке.

Мечты о карьере рухнули, как только волны, поднятые падением фиатного билета, докатились до Фалькреста. Бару проводила дни за работой. Она сидела в башне, которую постепенно заполнили новые и явно ненадежные служащие. Пока они сновали вверх и вниз по лестнице, Бару старалась справиться с разрухой в счетных книгах, учиненной Олонори. Ко всему прочему, она, конечно же, пыталась и упорядочить хаос в экономике, устроенный ею самой. Вечера посвящались чтению или фехтованию. Мер Ло был вынужден перебраться в подвал после того, как кто-то сжег его жилье. Бару подозревала людей Радашича – даже беззаботному князю Уэльса было ясно, по какой причине опустела его казна!

Иногда Бару ужинала в компании Мер Ло, а порой выбиралась на люди с принципал-фактором Белом Латеманом, чья репутация была уничтожена одной лишь близостью к ней.

Но бедняга служил ей щитом, причем надежным и жизненно важным.

Пока Бару не получила ни единой весточки от Кердина Фарьера. Ни благодарности за предотвращение назревавшего бунта. Ни намека на то, что Парламент чувствует хоть что-то, кроме ярости и потрясения от ее финансовой политики. Большая часть почты поступала от князя Лизаксу – соседа Вультъяга. Из-под его пера выходили длинные, но не лишенные связности рассуждения о феноменологии и философии управления, над которыми Бару подолгу размышляла и даже собиралась найти время для ответов.

Поневоле возникали мысли, что таинственная влиятельность Фарьера, его непонятные коллеги с именами наподобие «Исихаста», его близость к государственной машине, спрятанной за Безликим Троном, – просто-напросто плод ее воображения.

Так продолжалось три года.

Ордвиннские князья роптали, недовольные жизнью в нищете. Груды золота, накопленные Фиатным банком, ручейками текли обратно во Внутренние Земли и северные долины. Беспорядки, вспыхивавшие повсюду, тут же гасли, задохнувшись в парах кислоты. Тайн Ху познакомила Ордвинн со срочными сделками. Мер Ло устроил представление, не сумев скрыть от Бару свою переписку с Фалькрестом, в которой (как полагалось ему по должности) секретарь доносил об успехах и промашках счетовода. Три года работы – и ни намека на прогресс.

Она брела в порт и напивалась в неизменном одиночестве. При этом Бару умудрялась тщательно следить за собой. Она не собиралась создавать никаких шаблонов, кроме одного, самоочевидного – пить раз от разу все больше.

А однажды корабль, пришвартовавшийся в порту, принес новость о том, что Тараноке переименован в Зюйдвард.

Когда Бару топила в вине свою горькую тоску, в таверну вошел мужчина с бледной стахечийской физиономией в обрамлении рыжих стахечийских кудрей. Клиент этот сделал заказ – скандально, неслыханно дорогой.

Потом он подсел к столику Бару. Она подняла на него раздраженный взгляд. И где она могла его увидеть?

В ответ он ослепительно улыбнулся и спросил:

– Вы знаете «Сомнение об иерархии»?

Мужчина оказался абсурдно, умопомрачительно рыж. Вероятно, все дело было в краске… или же в чистейшей стахечийской крови, которая текла в его жилах, выступала веснушками на щеках и даже проявлялась в цвете его пестрых глаз.