Сет Дикинсон - Бару Корморан, предательница

Отыскивая сундук за сундуком, они привязывали к ним тросики с поплавками и выныривали, чтобы глотнуть воздуха. Часть удалось поднять вручную, с помощью шлюпочных команд. За остальными ныряльщицы отправились с привязанными к камням воздушными пузырями – те крепили к сундукам и освобождали от балласта.

Как же Бару хотелось попасть в гавань! Она бы могла пересчитывать добычу или считать погибших, чтобы заглушить гнетущую тоску вычислениями. Но сейчас она должна была притворяться пленницей Унузекоме и поддерживать маскировку – на случай, если ее полномочия еще пригодятся.

Из бухты выловили сапоги человека-меноры.

– А ныряльщицы, – спросила Бару у князя, – откуда они взялись? Их ведь сотни!

– Верующие, – объяснил князь, поправляя повязку на шее. – Они живут в каждой прибрежной деревушке, и среди них много иликари – с дисциплиной тела приходит дисциплина души. Мои ныряльщицы – самые лучшие в Ордвинне. Княжество Унузекоме исстари держится на них.

Бару проводила взглядом очередную стайку ныряльщиц, спрыгнувших с борта рыбацкого шлюпа с канатами и воздушными пузырями.

– Лист каменщицы – в помощь зрению. Зажимы и хлопчатка для ноздрей и ушей – против перемен давления. Но время, глубина, холод…

– Икари даруют им силу! – Унузекоме помотал головой и улыбнулся. – Хотите – верьте, хотите – нет. Я предпочитаю верить.

– Икари Химу, – предположила Бару, вспомнив совет в храме, масло и рассеянный свет. – Дарующая силу.

– И Видд, награждающая их терпением для задержки дыхания. И Девена, помогающая сбалансировать давление и не потерять путь наверх. В делах практических лучше прибегать ко всем троим… – Князь зевнул и тотчас поморщился, недовольный собой. – Прошу прощения… бессонная ночь, сами понимаете.

На лестнице донеслись шаги слуг, которые явились подавать поздний завтрак.

– Надеюсь, в делах восстания вы не полагаетесь на помощь богов, – произнесла Бару.

– Икари – не боги. Ордвинн слишком страдал от войн и бесконечных перемен, чтобы желать себе богов. Мы исповедуем торжество человеческой добродетели, – проговорил князь ровным тоном, и его глаза блеснули. – Они очень древние. Икари были бельгийками. Они жили здесь задолго до того, как мои предки и предки стахечи начали войны за эту землю. И живут до сих пор.

– Маскарад позаботится о том, чтобы положить конец всему. И он не забудет уничтожить иликари.

– Но женщина, которой поручены эти задачи, находится среди нас. – Улыбка князя угасла, словно мысль о Зате Яве напомнила ему о начале других заговоров, о сложных механизмах и хитросплетениях. Но в голосе его звучала спокойная надежда: – Видите? Они находят возможности уцелеть.

Ближе всех к Пактимонту были князь Хейнгиль, неизменный товарищ и спутник Каттлсона, и весельчак и пьяница Радашич.

Князь Радашич послал князю Хейнгилю письмо, дабы объяснить свой выбор. Люди Зате Явы перехватили его в пути и сняли копию. Позже Бару прочла копию и мало что поняла в происшедшем, но и этого с лихвой хватило, чтобы едва не разорвать бумагу в клочья от досады.

«Князю Хейнгилю, Охотнику на Оленей».

Далее следовал пробел, как будто Радашич хотел добавить к написанному и другие величания или что-то еще – например, личное имя Хейнгиля.

«Пишу прямо и откровенно, как ты всегда предпочитал. Когда ты получишь это письмо, я преступлю клятву верности, подниму восстание и выступлю маршем на Пактимонт. Знаю, ты не станешь читать слов клятвопреступника, и потому прошу тебя отдать мое послание твоей дочери, чье совершенство, не оспариваемое ни тобой, ни мной, не может быть запятнано или умалено пониманием поступков изменников. Она умна и найдет способ передать тебе все остальное. Надеюсь, когда-нибудь она будет править Ордвинном, чего ты, как мне известно, желаешь более всего на свете.

Ты – брат мне. Я часто говорил это пьяным, а теперь повторю то же самое в трезвом уме, запечатлев и письменно. Моя семья не смогла вырастить меня, и я обрел родных в твоей семье. Даже возмужав, мы не расставались, как родные братья. Во времена Дурацкого Бунта только твой совет уберег меня от ямы, предназначенной для казни водой. Помню, как спорил с тобой и уговаривал присоединиться к восставшим. Не забыл и твой неизменный ответ: „Мы дали клятву“.

Все прочие Радашичи предпочли мятеж и были уничтожены. Остался лишь я. Благодаря тебе. Моя жизнь – твоя заслуга. Мои ошибки – полностью на моей совести.

Я – князь, славящийся обилием плодородных земель, веселыми пиршествами и непомерными долгами. Но я хочу оставить своим сыновьям имя, означающее нечто большее, чем хлеб и озорство. У тебя, мой названый брат, есть то, чего я хочу, – имя, при звуке которого люди вспоминают о твердости убеждений. Я тоже мечтал заслужить подобную участь и потому в последние годы обратился к философским книгам.

В них императоры и ученые дамы называют Истину путеводной звездой, не подвластной ни одному владыке. Названый брат мой, я убежден: если ты дал клятву верности владыке в фарфоровой маске и он скажет, что солнце черное, ты будешь слеп даже в яркий летний полдень. Ты заслуживаешь лучшего правителя. А солнце – золотое и доброе. Вот – высшая истина, которой мы должны хранить верность в первую очередь, и эту верность я должен отныне блюсти, если хочу хоть чего-то стоить в глазах окружающих. Они скажут, что предательство у Радашичей в крови и его нужно искоренить, как псари вытравляют ненужные для собачьей породы пятна. Но это ложь. Истина не нуждается в масках.

Итак, я иду войной на Пактимонт, дабы мои дети никогда не блуждали впотьмах под черным солнцем».

Земли Радашича лежали к северо-западу от Пактимонта. У него были хранилища с зерном, лошади и множество крестьян, восставших в поддержку беспорядков в Пактимонте с кличем «Честная Рука! Честная Рука!».

Однако в своем пронзительном послании князь даже не упомянул о том, что его люди – издольщики. Он выжал их налогами досуха, пытаясь расплатиться с собственными долгами, – и только золотые ссуды спасли их от верной голодной смерти. Возможно, осознание вины тоже заставило его стремиться вперед. Видно, не хотел он остаться в истории хлебным князем, который любил кутежи и лишь чудом не погубил свой народ.

Собрав своих дружинников и мятежных крестьян, Радашич двинулся маршем на Пактимонт. Как ни упрашивал его Зате Олаке ударить на восток, захватить княжество Хейнгиль и соединиться с Унузекоме, обеспечив восставшим контроль почти над всем побережьем, Радашич не согласился. Нет, он не желал нападать против названого брата…

У Финнмеледхенджа, посвященного иликари и угнездившегося среди садов и пасек, его войско остановилось. Дружинники и крестьяне дали своим лошадям отдохнуть и сами устроили привал. Здесь и нашел его князь Хейнгиль со своей тяжелой кавалерией. Он не читал и даже не видел письма Радашича, но это было не важно.