Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

Теперь он сам часть мира Турвры, потому что альв Алель пробует не сгнить, и надо ему помогать. Ул очень старается, но до сих пор теряет одного из двух десятков больных. Тут не принято обращаться за помощью по пустякам, так что каждый, согласившийся назваться больным — почти обречён. Ула зовут мастером, чудодеем и ещё сотней титулов, почтительных и… болезненных. Ведь он наверняка мог бы больше!

В первый день Ул шёпотом попросил помощи у змейки, частицы Шэда. В ухе голос Шэда сразу, коротко и резко, ответил: «Алель ещё не в силе, ты мал. Всякий шаг из мира в мир, всякий крик о помощи они могут заметить, они и без того в огромном недоумении. Они опасны. Я способен начать большую войну, я в ярости… но разве этого хочешь, наследник?». Вечером того же дня вернулся Алель, выслушал и грустно подтвердил: верно, помощи ждать не от кого. Альв побывал на пустошах, снова ушёл в архив. Засел в радиорубке и стал забрасывать вопросами соседние города, ломая тщательно прописанную сетку общения. После двадцати дней неразберихи извинился и удалился в детские залы. Стал пробовать разное — но его дел не понимали ни люди, ни Ул. Алель же с тех пор общался лишь с детьми, и то — младшими. Даже спрашивал у них совета. «Как думаешь, такой пух— не крупноват? Вот и я прикинул… А если его в розетки?» — альв бормотал и бормотал, вздыхал, тёр глаза. Отказывался пить серую воду и снова принимался думать. Внезапно пропадал, объявлялся из ниоткуда. Рисовал в воздухе слегка светящееся линии, которые ловко складывались в невидаль: траву, цветы, ветви… дети смеялись, хлопали в ладоши и просили повторить.

Ул не смотрел на рисунки и сам почти не рисовал. Некогда. Пять лет — беспросветно некогда… Даже теперь, когда за плечами так много ошибок и находок, его больные умирают. Реже, но — умирают.

— Ты бы поел, — строго велел попечитель. Положил на стол свои драгоценные очки и слепо уставился туда, где ему представлялось лицо Ула. — День важный. Я выбрал преемника.

Ул вздрогнул, рука метнулась, пальцы в невесомом касании прослушали пульс старика — и бессильно отстранились. Хорошо, если осталось полгода… зачем быть лекарем и знать так уверенно срок своего очередного поражения?

— Толку от меня, — кривя рот и старясь не утратить ровного тона, выговорил Ул.

— Что ты! Город впервые за три века прирастает. Жить стало куда веселее, ходим в гости, — старик улыбнулся широко, беззубо. И не прикрыл рот в смущении, как делал иногда. — Хорошо… только я очень хочу дожить, понять: что за чудо готовит твой друг? Он упрямый. Так старается, болеет за дело… пожалуй, я бы спросил. Но не решаюсь.

— А пошли, я сам спрошу, — вызвался Ул.

— А пошли, — взбодрился попечитель.

Ул подхватил старого на руки, не слушая возражения. Благодарно кивнул расторопному ученику: тот успел подать плащ, ведь нельзя не беречь тепло, ночь — прямо ледяная. Второй ученик снял с рогаток на печке тёплые носки и бережно натянул на бессильные, скрюченные ноги старого. Проводил до двери, выпустил и снова включил режим герметичности. Коридоры давно уже не отапливают, тем более ночью.

Альв нашёлся на том же месте, где появлялся обычно, наведываясь в город. Он точными движениями рисовал узоры, хмурился и быстро стирал их. В темноте ещё долго растворялся след — как от перламутровой цветочной пыльцы… В сумраке взблёскивали глаза детей. Кутаясь в одела, малышня толкалась и шепталась, никто в зале не спал. Как всегда, за работой Алеля следили, как за волшебством.

— Что ты придумал? — Ул выбрал вопрос.

— С океаном всё неплохо, там я запустил чистку, — пробормотал Алель, едва ли сознавая, что вопрос ему задан вслух и что отвечает он тоже вслух. — Но суша… Эта Пыль чудовищна. Определённо, формулу создавали не люди. Слишком сложно, динамично… она непрестанно совершенствуется, все эти годы и века активна, агрессивна. Она многокомпонентна и многофункциональна. Думаю, никто из второго царства её не переборет… один. Если бы люди тут вымерли, я бы уже признал, что корни мои сгнили и всё такое… Но мне стыдно.

— Погоди, я пойму, что ты сказал. Альв не справится один. Так? Ага… Тебе нужен в помощь горгл? Или вервр? Или…

Алель вздрогнул, смахнул очередной узор и уставился на Ула, наконец-то заметив его.

— Ты? Хотя, не важно… почему бы не признать вслух. Да. Или горгл, или вервр, обязательно опытный. Но и тогда не обещаю ничего. Не знаю, есть ли ещё сильные одиночки вне иерархии. И твёрдо уверен: станем искать и звать, нас выследят. А их, — альв глянул на старика, — сотрут в порошок. Называется «в назидание». Ты видел уборщика иерархии за работой? Или хуже, палача…

Альв устало сник, заслонил руками лицо.

— Я приведу вервра, он поможет, — вдруг решился Ул. — Будет трудно, но я…

— Даже не проверяй, на чьей стороне Лоэн, — быстро отмахнулся Алель. — Слишком дорого встанет его согласие. Полагаю, его даже королева не трогает, опасаясь: включи такого в иерархию, он исхитрится и рабство превратить в многоходовую игру…

— Жди, — велел Ул.

Почти силой заставил альва принять с рук на руки старого попечителя, погладил змейку на запястье, уговаривая, если это посильно, сделать шаг незаметным… и рванулся прочь из мира.

Серое поле застывшего времени ничуть не изменилось.

Ворон Теней сидел на прежнем месте, безмятежно-спокойный и сосредоточенный. Ворон Ург ждал неустанно, вдруг осознал Ул! И смущённо поклонился, здороваясь и признавая: он заставил себя слишком долго ждать.

— Нашёл ответ, — отметил Ворон без тени раздражения или сомнения.

— Я бы не рискнул так рано лезть в правку высшей карты, но у меня нет другого выхода. Нужна помощь. Я понимаю, что это может создать осложнения, но я готов рискнуть.

— Ты подрос, — губы Ворона наметили улыбку. — Весь в маму. Сила ничего не решает, только свет души… так она сказала однажды.

Ул ощутил толчок в сердце и движение тепла вверх, и жар в голове. Он и не смел рассчитывать на такой подарок: привет от мамы! Жива, уже немало. Ург бы не солгал. Он не таков… Ул прошептал смущённую благодарность, склонился, сосредоточенно осмотрелся, возвращая себе покой. Тронул край карты с закрытыми вратами — карты Привратника, связывающей Ворона и связанной с ним.

— Теперь вижу иначе, полнее, — шепнул Ул. — Это не карта, а картина. Она живая, её рисовали не для иерархии. В изначальном рисунке был отражен кусочек твоей души, высвеченный мастером. Настоящий, потому он и держит тебя, ведь он — часть тебя. Его нельзя стереть или разрушить. Можно лишь расширить и дополнить, тем самым освободив. А его наоборот, ограничили и втиснули в рамку. Так я думаю и чувствую.

Ул добыл грифель — сколько носил при себе, лишь изредка делая ничтожные наброски на стенах коридоров и комнат Турвры… Лица больных, глаза детей, руки попечителя… Когда старый считает нормы пищи, делается особенно жалок — и в то же время странно всемогущ, ведь еды каждый раз хватает! В обрез, а хватает. А еще Ул несколько раз пробовал нарисовать ту снежинку… Взгляд из мира Осэа. Взгляд, который, кажется, и теперь изредка дотрагивался до души и умалял усталость Невесомый, но с некоторых пор важный и даже — родной.