Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

Ул поднял невесомое, действительно птичье, тело, подбросил — и Лея пропала… тьма вокруг сделалась густа и тягуча. Но гниль и затхлость более не донимали Ула. Он безмятежно свернулся в клубок, длинно зевнул… Успел внятно, осознанно подумать: насколько же глубоко и искренне Осэа верила в «слабость» большого сердца, если решилась открыть путь для малознакомого наследника атлов во тьму, которая ей уже невесть как давно — то ли соринка в глазу, то ли здоровенная глыба, придавившая душу?

— Мастер О, я умею учиться? — пробормотал Ул и провалился в глубокий сон.

В которой рассказывается о зиме в самом начале 3224 года

— Умоляю, — Гэл бухнулся на колени и взглянул на Ану так жалобно, как только мог. — Ты добрейшая душа, хотя ловко скрываешь это. А я напишу трехстишья для ярмарки, куплеты к номеру с ножами, дразнилки о…

— Если бы ты умолял для выгоды, — Ана нахмурилась. — То что бы… бы? То ты бы был не ты, а я бы тебя бы взашей гнала аж до леса! Но ты — это ты. Обидно, я по рукам и ногам, и тетка Лия — хитрющая в мире. И бедный дядька Сэн, не жизнь, а пытка, и…

— Ты говори и одевайся, — осторожно предложил Гэл.

Стуча коленями по дощатому полу, он на четвереньках юркнул через комнату, сунулся под диван и стал рыться в пыльных недрах, звякая стеклом и бормоча о пользе закуски и бесполезности стихосложения.

Любой в столице, вплоть до последнего нищего, знает: у Гэла яркий синий с золотом дар, его стихи способны вызвать трепет в самой сухой душонке. Но герба и права зваться нобом у Гэла нет и, наверняка, не будет. Чтобы получить то и другое, следует складывать хвалебные оды и преподносить нужным людям в подходящее время. Гэл умудряется сочинять что угодно, только не оды.

Вервр Ан одному ему ведомым чудом выправил уродца Голоса — кривого, сухорукого — в складного молодого человека с несколько бледной, но чистой и ровной кожей, с гордо посаженной головой и крупными, искрящимися смешинкой золотисто-карими глазами… Шель шепотом признался Ане: он сам едва узнает выздоровевшего Гэла, ведь прежде тот горбился, цвета его глаз никто не видел, как и самих глаз. Темные — даже матушка Ула не сказала точнее, а Лофр и вовсе уперся: черные, вроде чернил! Стройный Гэл сделался выше ростом, на него заглядываются девицы, даже когда он не читает стихов… Но неизменно, всюду, Гэл умудряется нажить врагов и завистников. И выходит: на бал ему без нобы-спутницы никак не попасть.

Ана смущенно пожала плечами. Перечесть покровителей и друзей Гэла легко на пальцах одной руки. По-настоящему на его стороне двое: Шель и Сэн. Еще Токада хэш Миаст хэш Нэро хэш… сколько у проходимца родовых имен? — и со всеми с ними Токада кое-как дослужился до пятого ранга и звания гербового секретаря высокой коллегии. Он — ноб княжеской крови, и увы, он постоянно в бегах, долгах и сплетнях. Вся защита друга с его стороны состоит в умении быстро сообщить об очередной беде сановной нобе восьмого ранга Лионэле хэш Донго. Постоянный девятый ранг позволил бы ей не кланяться князю… и вызвал бы неустранимый страх переворота у последнего — так пояснила Ане сама Лия, прямо при гостье очередной раз изобретательно отказываясь принять повышение статуса, хотя градоправитель и даже родичи-Тэйты, давние и постоянно её недруги, уже не первый год за глаза величают Лию — княгиней… Кстати, и градоправитель, и Тэйты готовы кому угодно приплатить, чтобы Гэл сгинул без следа и не писал новых стихов.

Стоит отметить: Гэл увековечил не только врагов, но и друзей. Сэну хэш Донго посвящена «Песнь чести и крови» — произведение сильное, мрачно-величественное… и, по мнению многих, выставляющее алого ноба хладнокровным убийцей. Лия получила свою порцию отборных сплетен, когда Гэл завершил «Нежность шипов ядовитых» — тончайший, ироничный сонет о дворцовой жизни. Ну а травнику Шелю посвящена «Щедрость руки, что гостила во всяком кармане», давняя шуточная песенка, которая и теперь, что ни ночь, звучит в питейных заведениях. Из-за Гэла другу Шелю вовек не избыть сомнительной славы самого ловкого из воров города Эйнэ.

Ана удалилась в соседнюю комнату и принялась остервенело воевать с нижним платьем, звякающим каркасными прутьями. Гэл слышал звук, но продолжал чихать под диваном и бормотать без рифмы, нервно и быстро. Не иначе, — решила Ана, — ему и впрямь надо попасть на бал. Вроде бы там его ждет заказ на переписывание книги, очень выгодный, а денег на оплату комнаты нет — это и Шель подтвердил… Ана, спасаясь от пустых сомнений, резко нырнула в омут бального платья, темно-голубого, прохладного, с густой пеной кружев.

— Эй, чернильница! — заверещала она, вдев ладони в короткие рукавчики и извиваясь гусеницей. — Удуши меня, пора.

— Прости, по мнению Лии я стараюсь для общего блага, и твоего тоже, — Гэл осторожно заглянул в дверь. — Всего разок выгуляешь имя на балу, и оно сделается полноценным в правовом смысле, — Гэл затянул шнуровку на спинке платья. — Готово. Вот затащу тебя на бал, и Лия в награду помирит меня с бароном, которого я сгоряча назвал поросеночком. Из-за такого пустяка он в ярости. Даже Дорн подтвердил.

— Хм… тот самый третий канцлер, которого ты дней десять назад ославил «наследником беса багряного»? И после ему же в глаза лепетал: мол, я в положительном смысле, ведь это правда, люди седеют и мрут от одного вашего взгляда…

— Я был честен, — смутился горе-поэт.

— Ну-ну, — Ана с разбега преодолела дверной проем, который был явно узок для юбки. — Смирительное платье… Дышать едва могу, пнуть никого вообще не могу. Как я зла!

— Мы быстро сбежим с бала, — пообещал Гэл. — Я паду на колени перед свиномордым и восславлю доблесть его деда. Ты отмучаешься в один тур танца. Только помни о правиле приветствий.

— Ага, надо приседать, ну точно как под кустиком, — Ана кисло поморщилась. — Зачем я согласилась?

— Затем, что я правда поговорю с Таном, чтобы он поговорил с тобой о багряном бесе. То есть, — сразу поправился Гэл, — чтобы он молча и терпеливо выслушал тебя. Да: как бы тебе сказать… в Эйне очень странные слухи о Тане и бесе Альвире. Говорят, они так близко знакомы, ну так близко… Ну совсем. Ты бы поговорила с Таном и об этом тоже. Для его пользы. Как сестра.

Гэл многозначительно нахмурился и смущенно растянул губы в улыбке просителя. Ана отмахнулась. Она знала о сплетнях. Глупости! Людишек хлебом не корми, им требуется неразбавленное… дерьмо. Они же людишки, то есть грызуны хуже кроликов. Их или давить и стращать, или просто не замечать. Тан молодец, не замечает. А что ходит в сад к Альвиру и сажает вместе с ним всякие там цветы и кусты… Так Альвир бес, для него зелень — смысл жизни. И, сколько бы он ни плел вьюнов интриг и ядовитых лоз обмана, а Тан ему — друг. Может, единственный на весь мир. Как сложилась эта дружба, что соединило их? Может, оба слишком одиноки и обижены на мир. Может, у Тана дар укоренять черенки — ведь даже Лия признала: ни один из посаженных им не исчах и не засох! Или вода, которую Тан возит для Альвира из лесных ключей — самая сладкая?