Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

— Подарок, — втиснув лист в безвольную ладонь альва, Ул запрокинул голову и снизу заглянул в глаза провожатого. Сейчас он был уверен: когда-то глаза у этого альва были густо-зелёные, но постепенно вылиняли до серости. И сама душа тоже вылиняла. — Только тебе. Можно? От меня тебе, никому больше. Никакой там иерархии. Это просто листок, Лес.

Альв расправил лист и долго смотрел на рисунок пустым, холодным взглядом.

— Бесполезная, плоская ученическая работа без отпечатка дара подлинного мастера, — послушно повторили за кем-то губы альва, вынося решение. Затем улыбнулись живее. Альв сморгнул, и на дне глаз затеплилась осторожная, едва различимая зелень. — Благодарю.

Ул встал, по привычке стряхнул с колен травинки, хотя ни одна не прилипла. Если глянуть вниз, то ни одна даже не помята. Щётка зелени выпрямилась без следа… За время разговора она подросла на ширину ладони, ничего себе скорость!

Альв жестом пригласил следовать за собой. Передумал, дотронулся твёрдыми прохладными пальцами до плеча — и тошнота вывернула мир! Выбила опору из-под ног Ула, отравила лёгкие ядом сплошного буро-рыжего облака. Только рука альва на плече осталась прежней, прохладной и твёрдой. Падение сквозь тугое мерзкое облако длилось и длилось, альв чуть щурился и шевелил свободной рукой, вроде бы что-то скручивая и округляя.

Облако лопнуло, выпустило падающих из своего брюха — и внизу нарисовался бушующий вспененный кисель то ли воды, то ли масла! Из недр буро-багряного океана выпрыгнул и закачался на волнах шар сталистых корней. Разросся, уплотнился… Именно в этот шар Ул и врезался с разгона. Охнул, снова глотнул ядовитого воздуха. Перекатился на живот, сел, шало встряхнулся.

Альв стоял рядом, такой же спокойный, как в прежнем упрощённом мире, под упрощённым небом с единообразными облаками.

— Лист с рисунком я оставлю себе. Лично, — сказал он, не глядя на спутника. — Этот остров из растений дарю тебе. Лично. Прощай.

— А ты добряк, Лес, благодарю! — щурясь от смеха, прокричал Ул.

На том месте, где только что стоял альв, разгибались корневища, похожие на змей. Провожатый сгинул… Но остров, созданный им в единый миг, остался плавать в мутном киселе неупрощённого и неукрощённого мира, где обитало нечто, способное испугать не только кроликов.

Ул лёг, перекатился на спину и расслабился. Наслаждение — смотреть в бурливое, косматое, непрестанно меняющееся небо. Столько цветов и форм! Да ещё и островок прыгает в волнах, как поплавок. Это мир — праздник, особенно после зелёного луга без края, луга, годного только для поедания, являющегося собственностью и насмешкой над понятием «природа».

Дикий ветер воет, пена шипит, оседает на куртке и выедает краску из добротной дублёной кожи. Старит ткань рубахи… Ул задумчиво рассмотрел руку. Ни следа ожогов, ни единой язвочки. Он атл — значит, всё же не человек. Он бес, хоть сам себя и не относит к таковым. Он — бес, и волею иерархии он вброшен в мир, откуда не вернулись десять исполнителей. В том числе палач! Значит, такая карта была не только у багряного рэкста? Значит, существо с возможностями, хоть в чем-то сравнимыми с могуществом багряного, не вернулось отсюда.

Островок поскрипывал и постукивал то ли ветками, то ли корневищами… надо при встрече спросить у Леса, что он соорудил? Растение живучее и плавучее, — это понятно. Хорошо бы ещё съедобное! Ул потянулся, зевнул. Свернулся в клубок и прикрыл глаза.

Проснулся он, кажется, через мгновение. Но по бодрости и радости тела понял, что времени прошло достаточно для полноценного отдыха. Буро-жёлтое с прозеленью тучевое небо посветлело, море поутихло. Вдобавок остров за время сна разросся и теперь куда более плавно и величаво качался на волнах. Не лодка, а прямо целый корабль… Ул побродил по острову, ощупал верхние побеги и нашёл несколько утолщений, похожих на бобовые стручки. Не без усилий обломал один и вскрыл. Внутри лежали, плотно прижатые друг к дружке, лиловые шарики. На вкус солоновато-мясистые.

— Лес, ещё раз благодарю, вкусно, — привстав на цыпочки, прокричал Ул, глядя ввысь.

Он понимал, что угодил в такое место, где даже королева, пожалуй, за ним не проследит. И Лес не услышит… Но разве это повод невежливо промолчать?

Ещё раз оглядевшись, Ул решился. Добыл из поясного кошеля карту багряного беса. То есть теперь, когда он совершил казнь рэкста и взял его бремя на себя — свою карту. Так долго удавалось оттягивать момент! Так удобно было не трогать прямоугольник и не глядеть на него. Пока карта лежала в кошеле, рассудок Ула успешно врал себе самому: нет карты. Нет и обязательств, и бремени…

Всадник на алом скакуне загарцевал и нацелил саблю в шею белого дракона. С первого взгляда рисунок узнался, он был прежний — и иной. Взгляд искал всё то, чему научил Мастер О: штрихи, цвета и их наложение, тени. Объем…

— Какая нелепая рамка, — пробормотал Ул. — Чужая рисунку.

Рука сама нашарила грифель и поднесла к краю рамки. Карта дрогнула, пошла рябью — и, будто уложенная на основание, повисла в воздухе. Ул запретил себе даже дышать. От сосредоточенности он не удивился тому, что карта неподвижна, хотя пальцы левой руки уже не удерживают её, а лишь чуть поглаживают по кромке.

Грифель коснулся рамки.

— Как будто здесь стёрто важное, а после вон там подрисовано лишнее, без души? — Ул прищурился и сморгнул соринку, мешающую видеть чётко. — Или от времени оно так… ну-ка…

Грифель Мастера О умел оставлять линию тоньше волоса или жирный штрих шириной в большой палец. Грифель умел менять оттенки, которые, впрочем, всегда оставались вариациями чёрного и подходили для обводки или разметки. Ул сглотнул от волнения и вернул в живой рисунок первый утраченный штрих — волосяной. Снова всмотрелся до ломоты в глазах, вернул ещё один. И ещё… Встряхнул грифель и царапнул рамку, отнимая у сплошной черноты крохотную песчинку.

— Ох…

Боль ударила копьём! Пробила тело со спины — навылет, и Ул согнулся, уткнулся в упругие стебли, обливаясь потом и корчась, и не находя облегчения. Кажется, он кричал. Кажется, он просил о пощаде… пытка длилась, пока, наконец, милосердное бессознание не укутало его пуховой тьмою.

Очнулся Ул в густой, слегка светящейся, темноте. Бешеный мир спал и видел неспокойные сны. В облаках тут и там похрустывали мелкие молнии. Пена волн отливала зеленью и багрянцем — то лечебный крапивный сок, то спёкшаяся кровь… Желудок был вроде как каменный. Во рту драло от неразбавленной желчи и сухости.

— Лес, я снова надеюсь на тебя, — прохрипел Ул.

Среди молодых мягких побегов он наощупь поискал годный. Ул и сам не знал, почему верит, что такой должен найтись. Не пытался понять, как выбирает годный. Но кажется таковым вот этот — упругий, наполненный. Бережно сломав его, Ул стал медленно слизывать, сглатывать обильно текущий сладковатый сок и благодарно жмуриться. Остров, оказывается, умеет и накормить, и напоить! Можно ли было ждать столь огромного подарка в обмен на ничтожный листок с ученическим рисунком? Да он и не ждал. Просто радовался…