Оксана Демченко - Карты четырех царств [СИ]

— Я не знаю про имя и половину, — виновато развёл руками Ул. — Мог угадать имя, или вам послышалось. Но я рад, что так удачно послышалось.

— Запахло атлом, вот я и собрал воедино крохи сознания. Вы пахнете очень памятно, — облизнулся змей. — Ты угадал имя Шэд? Допускаю. У тех, кто рисует, глаз особенный. Имя было. Где-то было. Имя не может вовсе запропасть. Мне стать ещё мельче, чтобы зваться на ты? Не отдаляйся. Я зол на холодных.

Змей сунулся ближе и повторил то, что прежде совершил гигант: откусил кончик своего языка. Возникшая из него змейка скользнула и окольцевала запястье Ула.

— Ты атл, — продолжил змей, отрастив новый язык. — Я ищу свою половину. Чую: с тобой повезёт. Или без тебя. Но так больше шансов. Ты зачем тут? Меня будить?

— Я взялся выяснить, что или кто обитает в этом мире. Для… кроликов, — отчаявшись объяснить, что за существа его наняли, отмахнулся Ул. — Они такие… белые, пушистые. Говорят, мир их собственность, и он родильня, кормильня и прочее похожее.

— Ройбы? — Глаза змея полыхнули ядовитой зеленью. — Здесь? С-сс-забыли меня? С-сссунулиссь жрать? А-ссс-шшш… Ненасыть, недоумь, бессс-душ…

— Ну, иерархия бессмертных вроде их…

— Неинтересно, — змей прикрыл глаза и снова их распахнул, безмятежно спокойные. — Скажи: здесь Шэд. Будет довольно имени. Иди.

— А кого вы… ты искал? Ну, твоя половина, кто она? — мотнув головой и не желая уходить так сразу, упёрся Ул. — Змея?

— Нет. Знал бы имя, нашёл бы. Услышал бы зов, проснулся бы. Помнил бы запах, отыскал бы и без имени, — средних размеров змей сполз с острова и окунулся в волны, снова вынырнул, медянистый и радужно-блестящий. — Он тоже не помнит меня. Не помнит себя. Боль. Уходи. Буду менять шкуру. Уходи! Остров оставь. Он интересс-ный. Прочь! Щщщасс!

Ул вздрогнул от пробирающего насквозь свиста, резко присел. Теперь, запоздало, он понял, как именно следует бояться Шэда: безотчётно, безоглядно и трепетно…

Шаг. Под ноги легло зелёное поле, ровное и одинаковое во все стороны до самого горизонта этого упрощенного мира.

Мерно двигаются тремя волнами сгорбленные кролики-ройбы, их непостижимо много, их шеренги непрерывны от горизонта до горизонта. За их спинами — чёрная земля без травы и даже корневищ. Перед мордами — мир, ещё не употреблённый в пищу. Хруст, цоканье зубов, сопение, чавканье… Прохладно. Противно.

— О-ох… — Ул осознал причину прохлады и стал затравленно озираться.

Из одежды после посещение мира Шэда уцелели лишь пояс и ничтожные лохмотья куртки. Еще кошель с картой палача. Он новенький, из мелкой чешуи… и такой же игрушкой прикидывается змейка на запястье.

— Лес! — жалобно позвал Ул и скорчился в траве, ощущая себя голым и заметным на этом поле всем без исключения мирам и иерархиям, сколько их есть.

— Жив? — добрейший альв сразу оказался рядом. Понял в один взгляд худшее и потянул из пустоты просторную рубаху. — Невероятно. Стражи погибли, а ты жив. Сейчас буду смотреть и слушать для них, — Лес ткнул пальцем в небо и криво усмехнулся. — Говори.

Ул рывком натянул рубаху и порадовался, что длинная. Лучше быть смешным, чем голым! Взгляд Леса сделался пуст, лицо утратило улыбку.

— Шэд, — внятно выговорил Ул. — Имени достаточно?

Вокруг, повсюду, мгновенно сделалось тихо до оторопи. Лишь травинки сыпались из раззяваных кроличьих ротиков, из обессилевших передних лап. «Шэд!», — икнул кто-то вдали — и вся белая, пушистая масса врождённого ужаса покатилась к горизонту.

— Имени достаточно, — безразличным тоном выговорил Лес. Помолчал. — Мы принимаем вашу работу, как исполненную. Одно уточнение: какие его проявления вы наблюдали?

— Проявления?

— Тень. Мысль. Яд. Как стало доступно имя?

— Он купался и прыгал. Мы поговорили. Он был в большом раздражении и искал кого-то. Имени того, другого, не смог назвать. Прямо теперь он меняет шкуру.

— Мы удовлетворены. Вы оказались ценны: смогли дать больше, чем запрошено. Есть компенсационные пожелания умеренной сложности?

— Всё равно вы следите за мной. Оставите для такого дела Леса, а? Сколько можно из парня душу вынимать всяким подлым упрощением. Что за гадость, и кто только…

— Ваша оценка не имеет веса. Пожелание признается допустимым и взаимно удобным. Рекомендуем отбыть. Сектор будет закрыт в ближайшее время. Меняла вас ждёт, второе задание сформулировано.

Ул кивнул и стал наблюдать, как лицо Леса приобретает живое выражение. Альв улыбнулся, сунул руку в пустоту и добыл просторные штаны.

— Ты хоть понимаешь, что высшие слышат и видят всё, что слышу и вижу я? — спросил Лес, отдавая вещь.

— Они хоть понимают, что я ребёнок, у меня не было времени накопить тайны и коварные планы? — Ул натянул штаны. — Надо же, и ткать не надо, и кроить. Прям чудо. Лес, твой остров очень понравился Шэду. Оставил себе и был в восторге.

— Надо же, — кожа альва приобрела золотистый оттенок и будто пыльцой покрылась, Улу почудился запах цветов. — Такой пустяк… шагаем отсюда, скорее. — Пыльца облетела, и во взгляде Леса блеснул лёд, уголки губ криво, ехидно усмехнулись. — Шэд перед линькой станет кушать. Много кушать. Но… мне никого не жаль. Если он услышит, хочу, чтобы знал: я бы охотно вернул в этот мир исходную природу. Трудно, «муравьи» вроде меня не годны восстанавливать планетарные экосистемы, но я хочу, и я смог бы. Душа болит. Здесь было озеро, там поле. Цветы… они очень красивые в здешнем мире. Я помню.

Ул ощутил, как на запястье чуть шевельнулся браслет. Шэд слышал. И, если верить ощущениям, остался доволен.

— Почему я сочувствую змее, а не кроликам? — почесал в затылке Ул. Последний раз оглянулся на мир, дочерна выеденный слева и заполненный травянистым кормом справа. — Идём, Лес. Буду учиться рисовать твой остров. Он прекрасно смотрится в том бешеном мире. Как Мастер О говорил? Гармонично.

Кожа Леса снова подёрнулась пыльцой…

В которой рассказывается о событиях лета 3218 года

Люди Казры, как полагал по давним и свежим наблюдениям вервр Ан, во многом подобны пчёлам. Они охотно выбирают рыжий тон для бороды и чёрный — для ножен сабли, которая и есть настоящее жало. Сабля по местному обычаю покрывается ядом: для стражи султана — парализующим, для людей первого визиря — создающим нагноения, для хмурых молчаливых слуг великого мудреца — смертоносным. Рабочий люд засушливого, жаркого края трудится от рассвета и до поздних сумерек, и обыкновенно покорен, так покорен, как и подобает пчёлам. Стражи тоже настоящие пчелы-охранники, они сознают своё превосходство и смотрят на прочих свысока, а приближенные местной пчелиной «матки», пусть это не прародительница улья а всего лишь эмир, но тоже многодетный — они трутни, вот уж истина без изъяна.