Оксана Демченко - Перевернутая карта палача [СИ]

Нобы-свидетели лениво поглядывали на крыши и балконы, сплошь заполненные зеваками, ждали красивого зрелища и радовались своей важной роли.

Сонливость слетела с Ула: получается, из всех семи возвышений лишь одно — воистину для наблюдения? Потому рычат Сэн и Дорн, повторяют вроде бы бессмысленные наставления: самим им, случись что, не добежать и не вмешаться.

Ул собрался, начал смотреть в оба, как велено. Вот торжественно прошли со своими оруженосцами алые — пять взрослых нобов при фамильном оружии. Им отводится место за спиной градоправителя, принимающего клятву. Алые так и сияют: для них день светел и бой выигран, ведь нынешние браки доказали: новый закон не подмял исконного. Следом прошли и сели в кресла синие — двое, их дело внести в лист имена и проследить за расстановкой подписей. Ярких белых нобов в городе нет, их роль в церемонии отдана бездарным отпрыскам старых семей. Вот оба встали у поручней кресла градоправителя. Пыжатся, аж на цыпочки поднимаются: любуются собой.

Теперь черед золота. Эту ветвь дара представляет сам граф Орсо. Его, как и на памятном балу, приходится ждать… Площадь гудит, волнуется. Нобы-свидетели переминаются на пьедесталах. Градоправитель потеет и украдкой мнёт платок, жестом просит воды. Ему дурно, он устал от столичных гостей, при которых сам — не хозяин Тосэну.

Наконец — звонкий цокот подков! Ближе, ближе… Толпа замирает. Женщины на балконах томно вздыхают. Орсо не молод, но в столице у него специфическая репутация.

Звон подков отдается эхом под куполом, и толпа ревет. Орсо, золотая кровь, гарцует на роскошном скакуне золотой масти. Всадник украшает собою верхнюю площадку парадной лестницы снесенной чиновной палаты. Женщины на балконах склоняются к перилам, бросают цветы и охают, любуясь графом и торопя приход главного события.

Спешившись, Орсо шествует к центру праздника. Походка уверенная, лицо хищное, спокойное. Со стороны нипочем не понять, насколько графу плохо. Но Ул-то знает: кто только ни лечил Орсо после жуткой ночи, когда люди Дохлятины отбили его, подмененного «куколкой», едва живым…

Ул долгим внимательным взглядом вобрал пестроту и мешанину площадной толпы… Обшарил балконы, крыши. И не нашел повода для беспокойства.

Над радужно-прозрачным куполом поплыл звон. Дробясь и ширясь, рассыпался мелкими колокольчиками. Вступили музыканты. Стихли.

Невесты поднялись на площадку, где недавно гарцевал золотой скакун графа. Платья у невест белые, и это насмешка над истиной, ведь Лия по крови подлинного отца — золото, а способности Чиа и вовсе вне понимания.

Ул до ломоты в глазах всмотрелся в толпу… Отметил: Хэйд в задних рядах, лично приглядывает за своими людьми. Хорошо, вряд ли Дохлятине нужны осложнения.

— Обойдется, — едва слышно понадеялся Ул.

Глашатай дивным серебряным голосом начал выводить, как песню, полный титул Лии, затем Чиа — и обе по узорной дорожке приблизились к центру площади. Зазвучал речитатив похвал фамильному оружию славнейших алых семей, чья честь не меркнет в веках. Оруженосцы двинулись сквозь толпу по коридорам, огражденным стражей. Сабли семей Донго и Боув несли, подняв над головами на раскрытых ладонях. Древнюю сталь ради праздника приодели в парадные новенькие ножны.

Ул осторожно выдохнул. Скоро Сэн и Дорн пройдут к главному столу и окажутся рядом с оружием и невестами, это обнадеживает. Пока же титулы и славословия длятся и длятся, эхо гонит слова, как сухую листву. В толпе шуршат свои разговоры. Нобы без приглашений проголодались и судачат, скоро ли ждать угощения. Горожане гадают, сколь дорого обошлось кружево на платье у каждой из невест и что за шляпка у той, слева? Неужто новая мода — идти замуж не в венках или золотом головном обруче? Чинно сидящие в креслах счастливцы с именными приглашениями шипят еле слышно: когда же сгинет красноглазый мерзавец, от коего нет ни сна, ни отдыха! Всякую ночь дерутся, дерутся… да ладно бы соображали, кого выбирать в противники и союзники! А так — шваль приблудная стакнулась с наследниками… У стола градоначальника кучка глухих старух каркает, треплет имя недоросля Клога, который сам никто и звать никак, а занял почетное место свидетеля.

Ул выделил Чиа прямой взгляд сочувствия, мысленно подбодрил её. Для вервра такая толпа, пожалуй, пахнет навозом. Пойди улови в разнородной вони угрозу, даже прямую! Но Чиа держится, голова её гордо поднята, глаза спокойны, улыбка не особо фальшива. Может, и нет угрозы? Ул ещё раз осмотрелся. Заметил движение в устье улиц. Вот-вот появятся женихи. Обошлось?

Под лопатку будто нож вогнали!

Ул задохнулся, успел увидеть, как становятся огромными, в пол-лица, глаза Чиа. Сам он уже разворачивался на высоком постаменте, и ему казалось — это Тосэн кружится и плывет, разевая сотни сплетничающих ртов, морща лбы, тупо моргая… Искрами вспыхивают каменья, звенит золото, брякают по площадному стеклу подковы башмаков… Всё сливается в пестрый гул и всё — фальшиво. Настоящая беда, разок скрипнув дверными петлями, надвигается без грохота и крика.

Взгляд Ула упёрся в заросли дикого винограда под балконом, разместившим семью с сине-белым гербом. Вот она, едва заметная тесная дверь. Уже открыта, уже выпустила беду.

Бледные руки раздвинули алые и багряные пряди вьющегося винограда…

От стены шагнул и разогнулся человек. Стало понятно, как он высок и худ, как летят по ветру редкие седые волосы. Одет незваный гость во всё черное — шляпа, костюм, длинный плащ, сапоги, даже кружево манжет. Выделяется лишь герб. Гравированный на овальной серебряной пластине, он вделан в оправу и покачивается на массивной шейной цепи. Плащ раздулся двумя крыльями тьмы…

Всё это увиделось в единый миг, Ул как раз рванулся в прыжке с постамента… Он ещё был выше толпы, когда черный ноб вскинул голову и нацелил острый взгляд.

Будто ножом вспоротая, толпа взвыла и раздалась. Живой коридор, как рана от удара сабли, расползался шире и шире, кровоточил прокушенными в мгновенном приступе ужаса губами, хрипел разинутыми ртами.

— Разве допустим брак без свидетельства подлинного белого ноба? — прошелестел голос незваного гостя.

Ул спружинил, завершая длинный прыжок, метнулся сквозь толпу. Он успел краем глаза заметить окаменевшего, потрясенного Хэйда… Да что Хэйд! Дохлятина держится, он в уме, он будет действовать. Зато толпа превратилась в сборище каменных статуй, не способных дышать и двигаться… Приходится продираться, а порой буквально прыгать по головам!

И мысли — прыгают и продираются. Черный ноб! Ул в прыжках видел подробно, в мельчайших деталях, пергаментное лицо, натянутое на кости черепа без выражения и морщинок. Ул проваливался в каменный лабиринт толпы и вырывался из него, чтобы снова прыгнуть и стать ближе к врагу. Ул видел: черный уже сделал первый шаг к центру площади. Он улыбается нитками бесцветных губ. Упивается общим страхом. Шаги его шуршат… Вот черный ноб миновал первое кольцо охраны. Никто не задержал его!