Оксана Демченко - Перевернутая карта палача [СИ]

— Скажи хоть кому, пусть ведут коней мне и тебе. У придурка труха вместо трав и отрава вместо капель, — пробормотал Ул, снова щупая пульс. — Надо добраться до леса. Я видел в предместьях годный, недалече.

— Что ты ещё умеешь, ходячая странность, — просипел хэш Лофр.

— Моя мама лучшая на свете травница. Она, не я. Но я смотрел и слушал. Так, ещё бы боль убрать и колики в животе — ох, плохо-плохо… А, попробую. Хэш, вы простите, я уже тыкал в людей, и они все сдохли. То есть так было им и надо, мне тоже, — бормотал Ул, лихорадочно вспоминая книгу о точках. — Но ведь точки разные, вам-то я добра желаю! Э-ээ… для расслабления, вроде, годны синие точки? Нет, они все двояки и сложны! Моя память знает смысл, цвет ей не важен. Ой, хэш, пойди найди место меньше ногтя, когда вон как вас много. Ой, помоги мне… сом? Нет, лучше она… Она бы помогла.

Ул прикрыл глаза, почти увидел Лию — ту, с прозрачными пальцами, умевшую улыбаться своему другу и даже обещавшую его найти. Рука увереннее пробежала по рыхлому телу, еще раз скользнула, проверяя себя. Поймала мгновенное покалывание в кончиках пальцев — и остановилась. Снова заскользила, начиная новый поиск. И опять.

— Вы живы? — шёпотом спросил Ул.

— Да, как ни странно, — нормальным голосом отозвался Лофр, — Хм… меня отпустило? Крайне странно.

Сунувшись к окну, Ул ненадолго задержался. Осмотрел свою руку, еще хранящую зуд мурашек, похожих на крапивный ожог. На сей раз память о книге отозвалась по-новому. Возникло подозрение, что кончики пальцев светились и были — горячие. Ул встряхнулся, перекинул ноги через подоконник и сел, глядя во двор. От конюшни уже мчался Дорн, тянул в поводу двух ошалелых спросонья коней — огромного серого и тощего, как скелет, вороного… Похоже, взял крайних от двери, не выбирая, седла бросил тоже — не выбирая.

— Ты издали знал, что ему плохо, — догадался Ул, прыгая в село.

— Из-за меня плохо, — сухо поправил Дорн.

— Не твоя вина, честно. Ты знал, потому что о нем болела душа, но ты не навредил ему утром.

— Горы пустых выводов на ровном месте, — отмахнулся Дорн и хлестнул коня длинным ремнём повода.

Одну воротину заспанные слуги успели приоткрыть.

Кони вырвались на улицу, помчались галопом, хотя в городе так нельзя. Взимая плату за посещение столицы, у ворот Ула сразу предупредили о правилах. Ещё сказали: внешние ворота на ночь закрывают, как и в Тосэне! Мысль пришла лишь теперь и обварила кипятком страха…

Травы нужны сразу, чем раньше, тем лучше. В городе есть лавки, туда бы сунуться, разбудить хозяев. Но кони летят, Дорн ошалел, на окрики не отвечает. Хотя надо искать травы, а не штурмовать ворота! Ул додумал еще одну мысль — и прикусил язык, осознав, что останавливать Дорна пока не следует.

У ворот вспененный скакун беловолосого вскинулся на дыбы. Дорн обнажил саблю. Конь плясал, растрепанные волосы седока метались слипшимися прядями. Ноб зарычал без внятных слов, но стража сразу все поняла и нарушила правила поспешно, с отчаянным усердием. Засов взвизгнул и покинул проушины, люди налегли на тяжёлые створки, надрываясь от натуги. Рывок, слитный крик общего усилия — и дорога свобода.

— Вернусь до зари, — звонко крикнул Дорн и снова хлестнул коня.

Ул помчался следом, лишь теперь понимая, как же он был прав: этого сумасшедшего в городе отчаянно боятся. Дорну жизнь дала так мало хорошего, что терять ему нечего, и значит, остановить беловолосого можно, только убив…

На опушке было свежо и росно. Кони тяжело дышали, пока Дорн их вываживал, а затем обтирал пучком травы. Нарвать пук у него сперва не получалось, руки дрожали — и Дорн опять рычал, рубил саблей направо и налево. Припав на колени, греб траву к себе, ронял и упрямо сгребал заново. Ноба трясло всё сильнее, но пока дело не оказалось исполнено, Дорн не унялся.

Ослабив подпруги, он привязал коней на длинные верёвки и принялся метаться по опушке, вглядываясь в ночь под древесными ветвями. Ул вынес несколько пригоршней годных трав, велел не смешивать и увязать пучками. Попросил нож и полез на дерево, за чагой. Затем снова углубился в лес, чтобы откопать корни, хотя бы самые нужные.

— Надо было ехать в лавку, — виновато признал он, снова появляясь у опушки и ссыпая пригоршню корешков. — Но сухие травы не всегда хороши. Мама недовольна лавками в Тосэне, там многовато негодного. В городе лекари вороваты. Трава у них и по два сезона преет, и по три, а выдают за свежую. Ну, а по-настоящему свежую ценят дорого. Нет у меня привычки и мысли, что денег вдоволь. Прости. Лекарь подлец, я обозлился. Ум растерял.

— Что с Лофром?

— Его вроде как… притравили, — нехотя сообщил Ул. — Есть травка, не одна, и не ядовитая она в общем. Даже полезная, но от других болезней… Хэшу она даёт короткое облегчение и позже, наоборот, вредит. От неё прям раздувает. Тот лекарь собрал много трав в настой, и ими, душистыми, ловко упрятал свой умысел. Я сперва и не понял, а после учуял знакомый запах, и ещё, и ещё… то есть три травки узнал наверняка. Целиком настой не соберу. Мама бы справилась.

— Он успеет покинуть город, вот зачем ты потащил меня в лес, — шипя, выдохнул Дорн. Погладил рукоять ножа и скривился, как от боли. — Прирезал бы. Догнал и прирезал.

— Пучки вяжи помельче, туго не перетягивай, сухие листья обрывай все, внимательно, — велел Ул, хитро щурясь и показывая, что два пучка собраны небрежно. — Много ли пользы дядьке Лофру от дохлого урода? Ему нужны травы. Свежие.

— Я по весне понял, что от меня один вред, — тихо выговорил Дорн. — Решил, если ему станет хуже, всё кончать, пока не поздно… Признаю, я нарывался. Беда в том, что алые нобы выродились. Даю им повод ночь за ночью, и все еще жив.

Беловолосый рассмеялся почти искренне, подвинул ближе подготовленные Улом травы и стал их разбирать, удаляя сор и сухие листья. Ул успевал сделать много больше, но был благодарен и за такую помощь.

— Ты не проклинал его утром. Сколько раз повторить? Я иногда знаю то, что оказывается верным.

— Не так важно, лишь бы он поправился хоть немного. Как он поддел меня поутру, я вскипел, едва сдержался! Он вывалил отъявленные гадости, намеренно. Будто этого мало, днем приказал стать поручителем в браке хэша Донго. Проклятущий Лофр! Из-за него я не смогу бросить вызов единственному стоящему алому нобу, поскольку твой друг теперь вынужденно пригласит меня на свадьбу, как гостя, а то и хуже, свидетеля.

— Тебе не угодить.

— Кровь Донго сильная, возраст у этого Сэна подходящий. Его отец числился в десятке лучших бойцов княжества. — Дорн вздохнул, расправил плечи, посидел с прикрытыми глазами, слушая лес. — Остаётся последнее. Обучить тебя и с толком оскорбить. Года через три… Ты очень быстрый, справишься. Жаль, ты ловчее злишь меня, чем я — тебя. — Дорн вздрогнул и очнулся. — Почему мы вяжем пучки прямо здесь?