Оксана Демченко - Перевернутая карта палача [СИ]

Состарившись, я решился записать на листе и предложить любому, кто прочтёт, кощунственный ответ, который можно оспаривать, полагать маловесным и несовершенным. Это лишь мой ответ, не более. Вот он: нет в природе ничего всеобъемлющего. Солнце даёт свет и тепло, но принадлежит лишь дню. Дождь питает росток, он же губит урожай… Равно могу сказать: дождь не даст тепла, а солнце не напоит. Они исключительно различны, их нельзя даже сравнить. Так же нельзя сравнить согбенного над книгами синего ноба и его алого собрата, неразлучного с клинком.

Разделение на ветви отражает величие и многообразие природы дара крови. Оно — полновесно. А вот убежденность нобов в том, что рождение в семье знати даёт их дару силу и цвет… Это ложь, худшая! И создана она людьми, и удобна она не только людям, но и бесам. Урождённая клетка герба и цвета — суть ограничение в развитии.

Я рожден с семье с тусклым гербом. Главный его цвет — синий… но разве герб дал мне силу крови? Разве он, а не учитель, однажды приютивший ничтожного, голодного оборванца, заметив в нём жажду знаний большую, чем жажда телесной сытости? Я долго таил даже от себя свои же наблюдения. Я видел, что старший сын учителя — порченное золото, звенящее не честью или добротой, а только властью и жадностью… Я закрывал глаза и твердил: нет, его ветвь — синяя, его отец — мастер, его герб — перо, творящее символ «познание»… Но ложь покрыла плесенью полотнище с вышивкой герба, кровь переродилась и изменила весь дом моего учителя и его самого — тоже!

Отныне и впредь я желаю верить своим глазам, своему сердцу, а вовсе не заученным ответам. Я готов принять учеником всякого, кто тронет мою душу.

Каждое сердце гонит по жилам кровь. Каждое! Но не всякое умеет биться в полную силу, насыщая душу — правдой и честью, ум — жаждой знаний, тело — неутомимостью, зрение — чуткостью к тайному и прекрасному… Кое-что дают нам семья и предрасположенность, многое добавляют условия жизни и воспитание, ещё больше мы берём сами, решая, кто достоин восхищения, в чем наша цель и какими средствами мы добьемся её.

Я всё более твёрд в мысли: я рождён в лучшем из миров! Здесь людям дано живое подтверждение их безграничного могущества, готового открыться всякому. Здесь мы сами решаем, принять ли дар. Сами же платим, если взяли непосильное или же ослабли, истрепались на мелочное — и забыли о цели…

Я стар… Я скитался большую часть жизни. Сперва казалось: горька доля изгнанника, лишенного имени и дома. Виновен учитель, взваливший на меня грехи кровного сына. Виновны друзья, молчанием спасшие свой покой. Но, не покинув дом, я не вышел бы в путь. Мой путь дал мне бесценные встречи, настоящих друзей… В пути я осознал, что для меня воля превыше золота и покоя. Я стал самим собою!»

Ан Темон Зан, книга без переплета

— Больше не могу, — с угрозой в голосе предупредил Ул.

— Слух чести, — отмахнулась Лия, намекая, что вмиг установит границы неточности в сказанном. Она права: руки пока способны работать, а вот голова устала, и душа отяжелела…

— Слух, ага. Не у тебя же, — Ул приуныл, заранее зная дальнейший ход беседы.

— Разве что-то, принадлежащее моему Сэну, не находится в моём распоряжении? — Лия со счастливым вздохом глянула в зеркало и поправила завиток возле уха. — Не отлынивай, ты не при смерти. Ещё двадцать приглашений. Ты чудовищно медлителен. Сделал две ошибки за утро. Ты…

— Иди и проверь, как подгоняют платье, — в отчаянии посоветовал Ул.

Этой волшебной фразой он пообещал себе пользоваться не чаще трёх раз в день, чтобы магия не иссякла. Ещё не полдень, а последняя сегодняшняя отговорка исчерпана.

До события, которое Лия полагает главным в жизни, две недели. Как прожить и не сломаться? Ул с ненавистью изучил стопку готовых приглашений. Пробормотал, что дракон-то мудр, что в возрасте Лоэна проще простого опознать катастрофу и улизнуть, отделавшись коротким боем.

Мир рухнул не тогда, когда город Тосэн лишился чиновной палаты и трёх особняков знати. Мир качается и трещит теперь, постоянно, как выстроенный на песке замок, впервые познавший затяжные дожди…

Мир детских представлений. В нём лето золотое, а люди говорят то, что думают. И еще они умеют думать! В детском мире есть друзья и враги. Есть девочка Лия, волшебное создание, умеющее вылечить от серости. И есть любовь, которая сильнее смерти.

— Она к сорока переплюнет и тетку Ану, и даже Хэйда, — поморщился Ул, презирая себя за слова и вдвойне за тянущее, мерзкое ощущение слякоти в душе.

Что-то сломалось. Непоправимо сломалось. Возникло ужасное подозрение, что золотое лето никогда не вернётся! И дело вовсе не в том, что Лия полюбила другого и повзрослела. Больно ранят перемены в характере и образе мышления волшебной девочки с прозрачными пальцами.

Лия стала гораздо красивее. Она всей душой любит Сэна, гордится будущим мужем. Она проявила стальную волю и стальную же гибкость в противостоянии с могущественным родом Тэйт, не желавшим и слышать о нищем сироте Донго, у которого нет связей и покровителей. А ещё Лия превосходно ведёт дела будущей семьи: исхитряется устраивать праздник на чужие деньги и добивается присутствия таких полезных и высоких гостей, что от их перечисления у Дохлятины во взгляде возникает мечтательная поволока. Наконец, Лия в один день обрела расположение Дорна и поладила с Чиа, которая и теперь улыбается лишь ей и маме Уле. Всё замечательно, и станет ещё лучше после свадьбы, когда Лия отыщет нужных людей — надавит, польстит и очарует. Выбьет своему простодушному алому нобу достойное его сабли и гордости место с неплохим доходом и настоящими, интересными делами.

— Хочу домой, — прошептал Ул, с отвращением отодвинув очередное готовое приглашение. — В Заводь. Ловить рыбу, трепаться с ледоломками, гонять банника…

В Тихой Заводи живут, не разделяя людей на полезных и бесполезных — если того хотят. В Заводи приглашают в дом, не думая заранее, с чем явятся гости и что последует за их визитом.

В городе даже дверь, неосмотрительно открытая перед случайным путником в непогоду, способна стать важным знаком для наблюдательных. Без единого слова дверной скрип сделает хозяина дома сторонником одних важных людей, противником других и смертельным врагом — третьих… Лия понимает такие игры. Сэн — нет. Поэтому Сэн всегда остается другом, а Лия… уже с середины лета Ул повадился называть её именем, принятым вне круга домашних. И Эла сочла такое решение умным. Даже поблагодарила.

Скрипнули половицы. Ул обернулся, вскочил и поклонился, сбросив усталость. Он разогнулся, уже свободный от её груза.

— По здравому размышлению ты не чудовище, если тебе в столице чудится клетка, а не дом — полная чаша, — проскрипел Монз, неодобрительно глянул на приглашения и прошёл к своему креслу у окна. — Что, нет радости? Будь жизнь набита радостью, как мешок — репой, жрал бы ты ту радость круглый год… с отвращением. Дети непосредственны, а ты вырос. В тебе цел стержень. Пора сознательно решать, нужен ли он, посилен ли. Сломай стержень, и жить станет удобней. Сохрани — и многие сочтут тебя самое меньшее странным, а то и опасным.