Хэйди Хэйлиг - Навсе…где?

– Вот что, приведи себя в порядок и сопроводи эту барышню на берег. Ты за нее отвечаешь.

Кашмир моргнул и отдал честь:

– Есть!

Затем он с некоторым усилием подхватил меня на руки, взвалил на плечо и затопал вниз по трапу, крича:

– Увольнение на берег!

– Кашмир, прекрати! – воскликнула я и замолотила кулаками по его спине.

– Это же была моя почка! – притворно заохал он.

– Отпусти меня сейчас же, не то я отобью тебе вторую.

– Вы должны знать, амира , – произнес Кашмир с ярко выраженным персидским акцентом, который обычно успешно скрывал, – что мы не ведем переговоров с террористами!

Оказавшись на пристани, Кашмир поставил меня на ноги и обеими руками ухватился за поясницу.

– Мне известно, что обычно программа пребывания на берегу предусматривает драку. Но это, как правило, завершающий этап. А до драки морякам положено пить и играть в азартные игры.

Я поправила юбку и в нерешительности посмотрела на судно.

– Вот что, у меня есть идея, – сказал Кашмир и потянул меня за рукав. – Давайте подыщем для вас что-нибудь новенькое из одежды.

– Этим тебе не удастся отвлечь меня, – усмехнулась я. – Терпеть не могу ходить по магазинам.

– Оно и видно! Но я вовсе не пытаюсь отвлечь вас. Просто хочу помочь.

– Чтобы хорошо выглядеть, мне вовсе не нужна помощь. А ты говоришь так, словно со мной стыдно показаться на людях.

С этими словами я попыталась дать Кашмиру тумака, но он успел отпрыгнуть назад.

На улицах было намного оживленнее, чем утром. Набережная буквально кишела нищими, готовыми прыгнуть в воду за брошенной им мелкой монеткой. Торговцы, навьюченные плетеными корзинами, продавали устриц и креветок. Нередко нам на глаза попадались едущие рысью или легким галопом всадники, причем и мужчины, и женщины сидели в седле по-мужски. Где-то играли на укулеле. Окинув взглядом улицу, я определила, что звук доносился со стороны втиснутой между баром и магазином небольшой лавки, в которой продавали доски и рейки. Пожилой мужчина, сидя у входа, с улыбкой перебирал струны, а его сыновья усердно работали пилами.

Мы с Кашмиром направились не в Чайна-таун, а в более-менее обустроенный центр. Мерчант-стрит была засыпана гравием, чтобы богатые горожане не пачкали в грязи свою сверкающую кожаную обувь. В глазах рябило от вывесок, предлагающих услуги юристов, банкиров и финансовых советников. На Форт-стрит преобладали вывески модисток, гравировщиков, ювелиров и портных. Кашмир остановился перед красивой витриной с эркером, обрамленной кустами жасмина. Смотрясь в нее, как в зеркало, он причесал растопыренными пальцами волосы и застегнулся на все пуговицы.

– Говорить буду я, – заявил он. – Боюсь, если предоставить это право вам, вы уйдете отсюда с большой бутылкой виски и парой резиновых галош.

Выпустив в меня этот залп, Кашмир открыл дверь и устремился внутрь.

Со скучающим видом он осмотрел все висевшие на вешалках наряды, а затем, безукоризненно копируя английский выговор, потребовал чаю. Вскоре он объявил, что мне срочно требуется новый комплект одежды.

– Мы только что прибыли из Лондона, где этой барышне сшили целый гардероб. Но она так быстро растет! Это что, мешковина? – Кашмир брезгливо повертел в пальцах образец хлопчатобумажной ткани. – Ну, нет, нам нужен более качественный материал. Так вот, как я уже сказал, эта девушка очень быстро растет. Похоже, родители слишком сытно ее кормят. Я много раз говорил им, что из-за этого она может превратиться в великаншу. Но разве они меня послушают? Я ведь всего лишь ее гувернер. Нет-нет, китайского шелка не надо, он слишком непрочный. А пьемонтские кружева у вас есть?

Когда мы с Кашмиром, пребывая в восемнадцатом или девятнадцатом веке, вдвоем оказывались в обществе незнакомых людей, он нередко представлялся моим воспитателем. Тон его по отношению ко мне в таких случаях становился покровительственным, он смотрел на меня как на несмышленое дитя, и это нас обоих порядком забавляло. Мне трудно было судить, где именно Каш подсмотрел типаж, подходящий для персонажа, которого он в подобных ситуациях играл. И вот теперь он горделиво, словно петух, расхаживал по помещению магазина-ателье, то и дело присаживался на диван и приглаживал ладонью свои кудри, заставляя двух портних прыскать в кулак. Если верить вывеске, это были сестры Мерсье, и я быстро поняла, что зовут их Нэн и Эмили.

Они сняли с меня мерку и стали обсуждать, что лучше – оттенить цвет моих глаз платьем бледно-лилового цвета или отдать предпочтение зеленому, идеально подходящему к моим волосам. Затем Нэн обратила внимание на мои облепленные грязью сандалии.

– Я же говорю, она просто ребенок, – укоризненно покачал головой Кашмир в ответ на ее удивленный возглас. – Когда мы отплывали из Калифорнии, у нее была пара прекрасных шелковых туфель. Но ей хотелось стать настоящим морским волком – или, если хотите, волчицей. И вот, представьте, один из членов команды убедил ее, что для этого она должна пить чай из своей правой туфли.

Нэн, которая была постарше, залилась смехом. Более молодая Эмили, удивленно округлив глаза, поинтересовалась:

– А что случилось с левой?

– Как что? Разумеется, в ней мы подавали на стол бисквиты, – не растерялся Кашмир. – Только простолюдины пьют чай без бисквитов. Вы можете изготовить новую пару туфель?

Уходя из мастерской, мы взяли с сестер клятвенное обещание сшить для меня канифасовую юбку, шелковое платье в бело-розовую полоску с «умеренным» турнюром и новые шелковые туфли. Все должно быть готово через неделю. Кошелек значительно полегчал, хотя Кашмир внес только задаток – остаток суммы он пообещал заплатить, когда работа будет выполнена. Выйдя на улицу, я покачала головой и присвистнула.

– Не беспокойтесь, амира , – сказал Кашмир. – Деньги надо тратить быстро. Никогда не знаешь, когда тебе залезут в карман.

– Я и не подозревала, что у тебя такой тонкий вкус, и ты так хорошо разбираешься в тканях, – заметила я. – Ты должен был родиться не вором, а портным.

– Есть много вещей, в которых я неплохо разбираюсь, амира . И именно поэтому я вор, а не портняжка.

– Что ж, остается надеяться, что я окажусь под стать чудесным тканям, которые мы выбрали, – засмеялась я.

Кашмир странно посмотрел на меня, приподняв брови, и произнес себе под нос какую-то фразу – по-моему, на фарси.

– Я тебя не поняла.

– Вы и не должны были.

Выражение лица Кашмира почему-то смутило меня, и я отвернулась, сделав вид, что рассматриваю витрину магазина, в которой были выставлены женские шляпки. Они были удивительно красивые – с наклоненными вниз полями, обильно украшенные перьями.

– Не стоит на них заглядываться, – сказал Кашмир. – Эти перья скорее всего выдернули у мертвых альбатросов.