Джо Уолтон - Среди других

Потом мы съели рождественский пирог, хотя свой я только раскрошила на тарелке, потому что это самое подходящее место для чар, у него столько связей со всем на свете. И все равно я не люблю фруктовых кексов, кроме тех, что печет тетушка Бесси. Потом я пошла с Даниэлем к нему в кабинет и втянула его в разговор о книгах, которые он мне посылал, особенно о «Дюне». Арракис – такой потрясающий мир. Он как настоящий, с разными культурами. В научной фантастике редко встретишь столкновение культур, а это очень интересно. Пол в пустыне у фрименов оказывается прямо посреди чужой культуры, и у обеих сторон есть свои тайны. Даниэль очень оживился и виски, хоть и налил себе, только пригубил. Он, конечно, все время курил. Он расспрашивал меня, что я читаю, и про книжный клуб, и что бы я хотела взять почитать, и я все время молчала про «Ты знаешь, что твои сестры – ведьмы?», а он молчал про «Что за выходка с серьгами?» Мы так громко молчали, что почти слышно было.

Потом я навела его на разговор о Сэме, с которым у него самые человеческие отношения. Они ничего не сумели сделать с Сэмом, может, потому что он другой веры? Но Сэм для Даниэля точка опоры, точка здравомыслия. Чем больше я с ним говорю, тем больше хочу понять, насколько они его подчинили, о чем он вообще не способен задуматься и от чего тянется к бутылке. Они заполучили ручного брата. Есть кому распоряжаться их имуществом. Вот тогда я и подумала, что им нужна Приятная Племянница. Потому что, если они не злые ведьмы, не стремятся к владычеству над миром – они не безумные, не то что Лиз, – если они примерно такие, какими выглядят: три женщины, так и не повзрослевшие по-настоящему, потому что жили вместе и, может быть, немножко колдовали, чтобы устроить жизнь на свой лад, – то все объясняется.

– Мы навестим Сэма? – спросила я.

– Времени маловато, если ты обещала своей тетушке Тэг, что приедешь в четверг, – ответил он.

– Можно было бы, как в прошлый раз, – сказала я, – съездить завтра.

– На Святки они меня не отпустят, – отозвался он, и я видела, что не отпустят. Святки для них ритуал, как и Рождество. Они для него сестры и наниматели и держат его магией – что я против них могу?

Я теперь научилась смотреть на Даниэля. Мне его жалко. Он добр, как умеет, в пределах того, что он есть, а стен, которые они вокруг него выстроили, не видит. Право, неудивительно, что он женился на моей матери. Понадобилась другая магия, чтобы увести его от них. Нужна была магия и секс, и, может, еще потребовалось забеременеть, потому что это бы их крепко связало, фу! Неудивительно, что на фото у них такой ханжеский вид. Хотя они скоро сумели его вернуть.

А сегодня день солнечный и морозный, и мы все вышли на прогулку по поместью. Оно такое феодальное – никогда подобных не видела. Класс, да, класс всюду ощущается, хоть встречные и не ломают шапки. Пообедали мы в маленьком старом пабе, выстроенном буквально в склоне холма, и называется он «Кузня». Обед был классный. Мне подали стейк и почки в горшочке, с жареной картошкой и бледным зимним салатом. Я сто лет так вкусно не ела. Там было множество их знакомых, то и дело подходили здороваться. А когда мы вернулись, пришло много гостей на чай с пирогами. Мне позволили раздавать пирог. Я, как умела, разыгрывала приятную племянницу, рассказывала, что люблю школу и по успехам третья в классе. Из женщин кое-кто учился в Арлингхерсте, но про Кубок расспрашивала только одна. Я сообразила, что знакомство со всеми этими людьми мне на пользу, потому что это друзья теток. Раз их друзья теперь знают меня, дочку Даниэля, им будет неловко, если я вдруг пропаду.

Когда все разошлись, я предложила помыть посуду, но мне не позволили. Меня решительно не допускают в кухню. Даниэль скрылся в кабинете, а я здесь, наверху, якобы легла в постель.

Завтра в Кардифф, поездом. Надеюсь, что тетушка Тэг меня встретит. Она не ответила на мое письмо. Если не встретит, доеду до долины автобусом. У меня есть ключ от дедушкиного дома. Обязательно надо поговорить с Глорфиндейлом, хотя добиться от фейри прямых ответов очень не просто. Но я должна попытаться.

В поезде, в углу маленького купе, которое пока что в моем распоряжении. Земля покрыта инеем, как сахарной глазурью. Солнце то и дело выглядывает из-за туч, поезд мчится, и на поворотах мне видны вдали уэльские горы, все ближе и ближе. Люблю поезда. Сижу здесь и чувствую связь с прошлым разом, когда так сидела, и в лондонском поезде тоже. Словно подвешена посредине, и быстрое движение куда-то и откуда-то тоже промежуточное. В этом есть волшебство, не то, которое творишь, а то, которое просто есть и всему придает цвет и восторг.

Я не позволила дырявить мне голову, чтоб подвешивать сережки и отнимать волшебство. И свободна, хотя бы пока, хотя бы пока поезд несется мимо Черч-Стреттона и Карвен-Армс, оставив позади Шрусбери и еще далеко от Кардиффа. Об этом немножко написано в «Четырех квартетах», попробую найти, когда доберусь до книги.

Не знаю, бывает ли колдовство проще, чем заставить кого-то делать то, что он сам хочет, да еще с вещами, которые желают того же. Они покупают ему одежду. Они покупают ему обувь. Покупают стаканы и виски. Дом и мебель принадлежат им. Он хочет пить виски, и кресло того же хочет, и стакан, так что нет ничего проще, чем заставить его так напиться, чтобы он не смог довезти меня до вокзала. Странно только, что я сама до этого не додумалась. Но не уверена, что сумела бы его остановить, не колдуя, даже если бы это было разумно. Я бы не стала, хоть они это и делают. Если он с самого начала их любил, если был им благодарен, они на все пойдут, чтобы так и оставалось. Наверное, они год за годом колдовали больше и больше, понемножку, не желая ему повредить, но и не отпуская, опутывая его паутиной чар, чтобы он остался, поступал, как им хочется, лишился воли. Чтобы разорвать такое, нужно очень сильное средство.

Бедный Даниэль. Он только с Сэмом свободен и еще с книгами. Книги трудно использовать для колдовства. Во-первых, массовые изделия, особенно новые, плохо подходят для индивидуальной магии, они скорее участвуют в магии целого. Магия масспродукции существует, но она размазана так, что не ухватиться. А с книгами тем более: книга как предмет – это не книга, не главное в ней, а магия работает с предметами большей частью. (Нельзя мне было колдовать на карасс, я и наполовину не понимала, что делаю, и чем больше размышляю, тем яснее это вижу. Я не могу по-настоящему об этом жалеть, потому что люди, с которыми можно поговорить, дороже рубинов, дороже всего на свете, но я точно не стала бы этого делать, будь я умнее. Или не в таком отчаянии.)

На вокзал меня отвезла Антея. Я знаю, что Антея, потому что она сама сказала, хотя, конечно, вполне могла соврать. Для близнецов это просто, мне ли не знать. (Интересно, различает ли их Даниэль? Надо бы его спросить.) Две остались дома, думаю, чтобы за ним приглядывать.