Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

Выродёр сел на высокий порог грота, весело щурясь и скаля зубы в улыбке. Ему нравилось играть с жертвой и наблюдать отчаяние обречённости. Это тоже была часть пытки.

– Я честный человек, я напишу отчёт посреднику, – негромко продолжил выродёр. – Мол, выр сдох. Увы… Но я нашёл лазутчика севера и его выпотрошил. Не дергайся. Ну, какой из тебя лазутчик? Я всё понимаю, пацан, не повезло, оказался не там, где надо и поговорил не с тем, с кем следует. Но у меня оплаченный заказ, я обязан отработать его. На пять дней тебя никак не хватит, ты не выр… Но будем стараться. Садись. Сперва самое простое. Вот пергамент. Писать ты не умеешь, но это и не требуется. Палец макай сюда. Потом оттиск ставь там. Сам справишься? Я ведь могу просто отрезать палец и…

Выродёр улыбнулся ещё шире, подмигнул и сунул пергамент прямо в руки. Малёк с отчаянием проследил его движение. Не охранник городской, какое там… От этого не увернуться, не сбежать. Ловок и хорошо обучен. Настороже и ждёт попытки побега, как сытый опытный кот – первого движения полудохлой мыши. Играть с неподвижной ему не интересно. Малёк нагнулся ниже и дрожащей рукой подтянул к себе пергамент. Ему страшно, и нет смысла это скрывать. Единственная слабенькая надежда – на Хола и на то, что этот выродер всё же не Ларна. Тот, даже зная свою силу, никогда не допускал случайностей в работе. Не затевал бесед с «мышами», ещё способными бегать.

Страфы во дворе заклокотали злее. Синеглазый оглянулся, сердито шевельнул плечом.

– Мой Вран их всех порвёт к утру. Злой, гнилец. Меня, и то норовит клюнуть, хотя я уже не раз давал ему уроки. Как увидел в кормушке зелень с зерном пополам, стену располосовал. Бревенчатую, толстенную, да до сердцевины! Я бы сюда и не попал так скоро, если б он на тракте не взревновал и не порвал шею курьерскому. Случай – штука интересная… Я вынужден был оплатить сотню золотом за чужую полудохлую птицу. Но я же получил сразу пять сотен – свой заказ, парень как раз его и вез. И здесь я появился вовремя, успел засвидетельствовать смерть выра. Иначе пришлось бы возвращать денежки. Обидно было бы, правда? А так – хвостовую пластину панциря снял, всё честь-честью… Отчет по полной форме. Иногда требуют хвост в соли, но это когда личная месть. А тут – приговор, не более того.

Выродёр облокотился на руку, второй достал из ножен широкий боевой нож. С лязгом достал, напоказ. И стал его неторопливо править на каменном точиле. Звук получался противный, лязгающий, от него по спине сыпью выступали мурашки.

– Так что, не было золота у старого гнильца? – ещё раз уточнил выродёр.

Малёк без звука открыл рот – и снова закрыл. Синеглазый удивленно шевельнул бровью, перехватил нож и стал оборачиваться… Но, как обычно это и бывает, удара головы страфа не успел даже заметить. Ничком рухнул, без звука и мягко… Малёк вскинулся, метнулся к двери, брезгливо огибая заляпанные кровью камни и судорожно стряхивая со штанин кровь и крошево – не хотелось думать, что оно есть такое. Рвота подступила к горлу, пришлось вернуться, открыть вороток, умыться и счистить кровь ещё раз, а затем вымыть руки. Страф всё это время победно клокотал, топтался и рвал когтями спину ненавистного хозяина. В тесноте низкого коридора ему было неудобно, приходилось сгибать ноги и низко наклонять шею, на которой, обнимая вороные скользкие перья, тяжеленной пиявкой висел Хол…

– Хол, ты выродёро-дав, – восхитился Малёк, обретая голос.

Подхватил нож, потом, чуть задумавшись, срезал кошель у мёртвого: нищий бы так и поступил, нет сомнений.

Бешеная радость внезапного и нежданного спасения едва позволяла сохранить ясность ума. Хотелось кричать и праздновать. Он, увы – южанин. Его кровь недостаточно холодна. Но этот урок следует усвоить. Малёк прикрыл глаза, несколько раз медленно вдохнул и выдохнул, прогоняя радость. Кровь перестала выбивать в висках бешеный ритм призовой гребли. Малёк дышал и думал о важном: о том, как миновать двор, как спуститься к порту и где теперь должна быть ближняя стража…

– Выродёро-дав! – повторил Хол. – Хороший страф, вороной, да! Я дал ему большую рыбину. Потом ещё. Потом сказал: Хол подарит тебе главное, свободу! Да! Он всё понял. Я угадал, что ему важно.

Выр плотнее обнял шею, перебирая лапами и руками – он всё время сползал по перьям, но страф берег своего нового приятеля, встряхивая головой в такт с перебором лап, меняя наклон шеи – и тем помогая удержаться.

– Седлать не надо, он не любит седло, – пискнул выр. – Поедем быстро, да! Он почти как Клык. Поедем через гавань, да! Глубина нам доступная – сажень и пол-локтя, я всё помню, всё учёл. Мой дядька жив?

– Его выбросили в море, как я и предполагал. Сочли мёртвым.

– Ар-Дохи найдут, – весело отозвался выр. – Садись, да.

Вороной сперва шипел и отступал, а затем послушался Хола, уже у самого выхода из подвала подогнул ноги. Малёк забрался на страфью спину, впервые устраиваясь верхом без седла. Оказалось удобно: спина чешуйчатая. Основание шеи толстое, можно обнять руками надёжно, а ногами обхватить грудь у крыльев. Страф воинственно щелкнул клювом, осмотрел двор, сразу рванулся в прыжок – и пошёл невесть как. То ли скоком, то ли побежью, резво и зло, с азартом. Малёк постарался вцепиться в шею ещё плотнее и подумал: а ведь этот страф норовит сбежать не в первый раз. И «уроки» помнит, не зря топтал бывшего хозяина – мстил за боль…

Улиц Малёк не узнавал. Вороной мчался бешено, уклоняясь от стен в последний момент, порой перемахивал заборы и изгороди, перепрыгивал каналы и чиркал когтями по бортам лодок… Хол негромко пищал и свистел, стараясь сдерживать веселость. Он крепко утвердился на шее, сполз к рукам Малька и оттуда правил страфом, вцепившись длинными усами в основание клюва. Вороной гнул шею, сам подставлял голову и – слушался!

Дозорные городской охраны попались на пути страфа только раз. Вороной выпрыгнул на них сам – из-за очередного каменного забора. Малёк успел заметить, как блеснули в слабом свете когти, покрытые пленкой алой пены – и застава осталась позади.

– Скоро порт, держись! – пискнул Хол.

Малёк сжал зубы и попытался представить, что может быть хуже нынешнего бешеного бега, если надо держаться? Свёл руки в двойной замок, плотно обхватив собственные запястья. Топот страфа гулко разносился по широкой улице, он выкатился к воде прежде самой птицы. Дал время охраняющим пристань подготовиться. Малёк плотнее лёг на шею вороного: два дозора, широкая пустая мостовая, иглометы уже наизготовку. Факелы полыхают, вставленные в высокие держатели по кромке берега.

Страф резко дернул вперед крылья, выпуская иглы, взметнулся вверх на полную сажень – и ответный залп прошел мимо, взвизгнув иглами по броне лап. Малёк высвободил руку, метнул в ближнего игломётчика тяжелый нож выродёра. Страф заклокотал, следующим прыжком смял мечника, на миг шея ушла из-под руки – и второй игломётчик стал клониться с разбитой головой. Хол засвистел в полный голос. От дальних причалов, от чёрной громады вырьего замка, бежали новые стражи, ползли выры. Но вороной двигался быстрее. В несколько прыжков он достиг тесных торговых причалов, потом низких, скрипучих и неухоженных – рыбачьих. Оттолкнулся от края досок – и, пролетев саженей пять, судорожно хлопая крыльями, с плеском рухнул в воду. Брызги накрыли с головой, но страф уже снова разгибался и пружиной взвивался вверх. Хол тревожно щелкал: враги близко. Но от дела не отвлекался, ведя своего страфа по гребням единственной, может статься, отмели – к краю порта, к скалам, за которыми непроглядная ночь – и свобода…