Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– Седой ус! – свистел малыш. – Он же болотная айра, корень сушить следует и тереть! Корень, да! К пользе большой, да-да. Кровь чистит, отраву таннскую выводит. Зверобой желтый. Он же в порошке нам продается под именем меднянка копная! В третий день месяца красного окуня собирать, при ясном небе и неущербье, да. Только цветущий и только верхушки! Всё выучу. Дядьке Шрому ларец сам наполню, чтобы никто его не отравил. Много врагов, надо беречь…

– Дядьке? – удивилась Марница.

– Он меня уважает, – малыш осторожно шевельнул усами. Принюхался к вареву. – Людская еда. Соленая? Вареная? И без рыбы?

Марница тяжело вздохнула. Она привыкла считать выров гнильцами и уродами. Презирать и даже ненавидеть, оттого и поставку таннской соли выродерам не сочла делом гадким. Теперь с содроганием думала: а ну как её солью и травили малыша? Стыдно и горько… Хол был очарователен, его радость так занимала! Его внимание – Тинка права – приносило теплое удовольствие, не зря и Ким потащил малыша с собой, вот уж кто слушать умеет и чужими глазами на мир глядеть, новое в нём примечая и не отрицая…

Выр осторожно толкнул здоровой клешней в руку.

– Людскую еду как варить? Расскажи.

– Всё впитывает, – рассмеялся Ким, устраиваясь возле котелка. – Запоминает дословно.

– Дословно, да, – согласился выр. Нацелил глаза на Тингали. – Мы нашли вырий гриб. Большой! Я весь съел, теперь буду расти, да. Он полезный. Редкий совсем, очень полезный.

Ким доел свою долю варева и поманил выра. Занялся его попорченной клешней, бережно выправляя растрескавшийся слабый панцирь. Видимо, это причиняло боль, потому что малыш терпел, часто и упрямо повторяя, что он не трус. Потом затих, перебирая свои травы. Поднял одну и сунул Киму, вопросительно топорща бровные отростки.

– Подорожная трава, или подорожник, – кивнул тот. – Растёт повсеместно на тропах. И людям раны заживляет, и вырам. Большая в нем сила. Сейчас клешню с двух сторон покроем корой осиновой, от боли да гнили сберегающей. А под неё положим по три листка подорожных. Гладкой стороной наружу, людям же – наоборот.

– Наоборот… – повторил Хол. – И будет у Хола две клешни опять, да? Скоро?

– К зиме, – прикинул Ким. – Пока что мы её – в лубки и к головогруди привяжем, закрепим. И поедем далее.

– Хол готов ехать, – согласился выр и побежал к страфу, сразу опознав Клыка среди прочих.

Курьерский, стоящий ближе, метнулся было, играючи целясь в мелкую добычу – и получил в шею сильный удар серо-сталистым клювом. Клык зашипел ядовито и громко, вздыбил крылья, угрожающе рванул лапой дерн. С лязгом выпустил все три когтя. Отдавать на растерзание своего седока, друга хозяйки? И какой же он после этого боевой страф? Марница одобрительно хмыкнула, выудила из кармана последний завалявшийся кусок сухого пирога и угостила любимца.

Поехали быстро, у шаара на богатом подворье решили не отдыхать. Все вместе убедили выра: жаль времени. Хотя по встревоженному, с нотками упрямства, голосу Марницы было ясно: не любит она шааров и не верит в их доброту. Спать не станет, вся изведется, оберегая путников. Выр один и не осознал несказанного вслух, настаивал и возмущался, желая показать себя достойным и хлебосольным хозяином. Слово «хлебосольный» он выучил у Малька и знал: оно у людей важное.

– Мы в лесу отдохнём, – решил Ким. – Там пониже будет, болотца пойдут. Я тебе покажу белый мох. Он сберегает от каменных, от солевых ядов. Первейшая выру польза. Не знаю, почему такого нет в ваших ларцах.

Этот довод немедленно прекратил споры. На привале Марница высыпала в котелок остатки зерна и сердито вытряхнула пустой мешочек. Отдыхать впроголодь и без крова – её пожелание. Со стороны оно, надо думать, выглядит прихотью. Вон – Тингали с братом шепчется, глазом косит и ладошкой звук приглушает, слова тайной делает. А сама, небось, твердит: совсем наша Маря одичала…

– Маренька, я все устроила, – Тингали гордо перекинула косу на грудь. – Хочешь в темноте ноги по болоту бить и штаны до пояса вымачивать, в тине зазеленять? А и пожалуйста! Они берут тебя с собой. Меня тоже звали, только я спать буду, на сухом да в тепле, уж не серчайте. Устала.

Тингали хитро прищурилась, кутаясь в плащ – и легла у костра. Марница осталась сидеть без движения, очередной раз ругая себя за глупые мысли. Нельзя от Тинки гнилого подвоха ждать, давно понятно… Все её подначки просты да честны. Хотела в лес ночью? Вот тебе и лес, и ночь, и Кимочка в проводники. И выр малолетний – неодолимая защита от бабьих глупостей… Ким, прочтя все мысли на лице Марницы, сочувственно улыбнулся. Вручил сплетённую за день ивовую корзинку. Повёл в болото, собирать белый мох. И было сыро, утомительно, зябко – но интересно…

Утром одна Тингали выглядела отдохнувшей и веселой. Сама заседлала всех страфов, сама на завтрак насобирала ягод и сочных, сладких корней. Мало, голодно – да и пусть, тем быстрее дорожные сборы. Выр свистел уверенно и важно, рассказывал о славном замке ар-Бахта, где рыба всегда жирна, а печень выдержана на солнце. Последнее замечание восторга у людей не вызывало, но малышу не возражали. Дом – он и есть дом, его всякий любит и числит лучшим.

После полудня береговые скалы прочно закрепились рамкой горизонта, придвигаясь достаточно быстро и уверенно. Моря видно не было. Тингали сперва удивлялась такой странности, а потом сообразила: это особенность ловко собранной «на нитку» короткой тропы. Кода сборка закончится, тогда, пожалуй, море явится в один миг и сразу – рядом…

На закате так и получилось. Выр придержал повод страфа, которым наловчился управлять точно и без грубости, к общему с Клыком удовольствию. Вороной сменил усталую побежь на ровный шаг. Выбрался из теснины скал на площадку – и остановился, заклокотал, встопорщил крылья. Он – великий и несравненный. Стоит на вершине скалы и все им должны любоваться…

Выр выглянул из-за шеи страфа, удивляясь общему подавленному молчанию Вид прекрасен, он сам не раз любовался и замирал, восторженно свистел… Как можно не восхищаться морем? Тем более – первый раз его увидев! Такое, на закате, когда все цвета плавятся и льются, когда красота соленых вод полна и совершенна…

– Галеры кланда, – ужаснулся Хол, и вся его спина стала серо-синей. – Они пришли давить личинок, да. Даже без лоции пришли.

– Пока что их держат на дальних подступах, – отметил Ким, успевших рассмотреть гораздо больше. – Но малые лодки уже подошли к стенам. Людей там – как муравьев…

– Тантовых кукол, не людей, – резко поправила Марница. – Я вижу и отсюда по движениям. Плохи дела у ар-Бахта. Эдакая толпа в гости валит без приглашения.

– Ни разу не видела столь тонкой работы, – задумчиво, чуть склонив голову, удивилась Тингали. – Забрано в узел и бантом увязано. Тронь – распустится… большой мастер делал. И не намётка, и не вышивка даже, какие я делаю… чудн о !