Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

Девушка вздрогнула, отвлекаясь от видимого лишь ей. Глянула на галеры, на неловко копошащихся у основания больших скал людей. На выров и других людей, обороняющих эти скалы, засевших наверху. Зябко повела плечами.

– Кровь канву мочит… Кимочка, страшно-то как. – Тингали погладила выра по мягкой теплой спине. – Хол, послушай: можно всё это прекратить, если я попаду в замок. Есть способ. Я могу бант распустить, но не отсюда. Он мелкий, доступен только для стоящих на стене. Ты поверь мне, объяснить сложно, но ты уж поверь. Только как нам пройти? Море вон какое, ни тропы, ни мостков…

– Хол лучший лоцман, – сразу заверил выр. Нацелил глаза на Кима. – Верю Тинке! И проведу, да. Вы держитесь за мной. Я свистну, когда вашим страфам дальше не пройти станет. Там ждите лодки или выра. Но в Клыка верю. Он допрыгнет. Клык не трус.

Ким молча кивнул и подобрал повод покороче. Три вороных цепочкой начали спускаться по неприметной тропе в скальной путанице осыпей и провалов. Хол вёл безупречно, ни разу не задумавшись и не притормозив спуска. На мелководье он дал Клыку пройти несколько саженей шагом, привыкая к новым условиям. Страф заинтересованно косил лиловым глазом на воду. Мгновенным движением его голова дважды ныряла ко дну, выуживая рыбину. Ноги ступали по-новому, как удобнее. Марница пригляделась и сообразила: именно «нырком». Не для сбережения полей, значит, придуман такой способ хода, а для боя и бега в глубокой воде.

Выр вытянулся на седле вверх, раздул свои легкие и старательно свистнул. Потом ещё, и ещё. От усердия хвост и спина налились розовостью, темные сосуды выступили ярче. Наконец, со стены замка в ответ махнули тканью. Сложно, меняя цвет полотнища, в несколько движений, четких и раздельных. Выр приободрился, засвистел и задвигался, широко размахивая клешнями. Со стены снова отозвались.

– Там труба дальнозоркая, всё поняли, всё рассмотрели. Ворота откроют, – гордо сообщил выр. – Только они сказали: нельзя туда на страфе, глубоко. Они забыли, что Хол лучший лоцман.

– Ох, меня не спросили, не трусиха ли я, – обреченно вздохнула Тингали. – И правильно, у меня-то выбора нет…

– Тинка не трус, да, – немедленно заверил маленький выр. Подумал и добавил: – Хол не трус. Клык не трус. Мы – неущербные!

Сделав столь смелое и сложное обобщение, Хол перебрался на плечо к Тингали, сел так, чтобы хорошо видеть всё вокруг, потребовал надежно пристегнуть себя или привязать. Потоптался, проверяя удобство. Вцепился в повод, азартно двигая глазами на полностью вытянутых стеблях. Клык перестал охотиться на рыбу и насторожился, подобрался. Ровно натянул повод, вполне доверяя своему «капитану». Выр щёлкнул, зашипел и послал страфа вперед. Марница сжала зубы и кое-как уговорила себя смотреть на то, от чего хотелось закрыть глаза и не видеть, и тем более – не участвовать.

Впереди сотни саженей чистой воды, горящей жидким золотом и ничуть не пригодной для движения страфа. Впереди глубина и скалы, выныривающие из-под поверхности хищными пастями острых камней, с трудом различимых против солнца и коварных вдвойне. А дальше снова вода, и снова скалы. Уже высокие, и на них копошатся тантовые куклы, добравшиеся к самым стенам замка на малых лодках – и наверняка с иглометами… Снизу уже ползут выры, они только что вынырнули и напролом прут вверх – чтобы обезопасить дорогу. Потому что так просил своим тоненьким, еле слышным свистом лоцман Хол – ничтожный детеныш выра, всего-то в руку длиной…

– Напьюсь, если выживу, – мрачно пообещала себе Марница. Вздрогнула и крикнула во всю силу легких: – Тинка, держись за седло, за шею страфа! Клык, того и гляди, не побежью пойдет, а…

– Клык, давай! – пискнул Хол.

Страф переступил и прянул вперед, ловко и почти без брызг, вдевая ноги в волну, складывая лапы острой плотной щепотью. От столь странного хода в седле раскачивало, рвало вверх и кидало вперед, на высокую луку. Сам же страф держал шею ровно, тянул повод и бросался из стороны в сторону по малейшему его перемещению. Хол на плече непрестанно двигался. Тянул и рвал повод, азартно верещал, не умолкая ни на миг: все его друзья не трусы, это важно указать подробно, перечисляя их поименно, затем восторженно свистнуть – и начать свою скороговорку снова…

Вода бурлила уже под самым брюхом Клыка, брызги летели выше его головы, вороной от стремительного бега и собственно от воды находился в полном восторге, клокотал и шипел, перекрывая писк своего лоцмана. Потом он как-то подобрался – и Тинка поняла: вот-вот сменит раскачивающуюся танцующую побежь на то, о чем не успела толком предупредить Марница.

Выр свистнул, махнул свободными руками, показывая Киму и Марнице: дальше дорога не для них.

В первое мгновение Тинке показалось, что страфы всё же умеют летать. Вороной присел, уходя в воду по крылья, – и взвился вверх, поднимаясь над водой на свой полный рост. Золото бликов удалилось, черные крылья хлопнули и растопырились до последнего перышка, рассыпая брызги. Лапы поджались, под самым седлом лязгнули когти, затем ноги стали вытягиваться вперёд, и страф заскользил, словно утратив вес. Он постепенно вытягивал ноги всё дальше и клонил голову к ним, пластаясь над водой. Потом резко сжал щепоти лап, выпустил когти, ныряя в волну, весь словно свернулся, убрал крылья, голова пошла вверх – и Тинка поняла, отплевываясь от брызг: предстоит новый полет. Вцепилась в седло изо всех сил. Пена вскипела у ног Клыка, накрыла его до крыльев, второй волной обдала Тинку с головой, но вороной уже снова рванулся вверх, лязгнул когтями по удобной скале, даже успел сердито встряхнуться, чуть не сбросив седоков… Согнал воду с перьев и снова рухнул в волну, уже по шею. Шагнул ровно и уверенно вперед, ещё и ещё, выбираясь выше. Присел на лапах, снова прыгнул.

Море в представлении Тинки приобрело много нового. Оказывается, оно каменистое, неровное и очень неудобное для бега страфа… но вполне проходимое – как посуху, в общем-то, если с хорошим лоцманом. Каким образом Хол понимал, где именно под расплавом золота находится единственная годная точка опоры? Как умудрялся вывести на неё страфа и договориться с ним, на каком языке? Об этом Тинка старалась не думать. Гораздо важнее удержаться в седле – танцующем, толкающем, неудобном, жестком. А ещё скользком, поскольку оно намокло окончательно…

– Прыгаем! – завизжал Хол.

Тинка вцепилась в мокрую кожу ещё крепче, радуясь, что это знакомое седло. С парой удобных ремней и дырчатыми кожаными вставками – под хват ладоней, всё придумано Кимом для неё – неопытной всадницы, и придумано по настоянию всё той же неугомонной Мареньки, спасибо ей… Клык заклокотал, танцующими движениями разгоняясь в три шага на ничтожных острых верхушках скал, невидимых взгляду. И – прыгнул! Тинка зажмурилась, ощущая, что взлетает над морем – и заодно над седлом. Она слышала, как судорожно хлопают недлинные мокрые крылья страфа, помогая ему хоть немного дольше продержаться над глубиной… Потом последовал удар, выворачивающий из седла вопреки всем усилиям. Клык победно зашипел, его когти лязгнули по камням.