Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

– Хол не дурнее прочих, – пискнул выр, вспомнив присказку Малька и переиначив для себя. Чуть подумал и добавил: – Подорожной травы нарву, ларец соберу толком, по-новому. Как учил Ким, да.

Шром одобрительно вздохнул и побрёл по отмели дальше, лениво подбирая плоские камешки и один за другим отправляя их в полет так, чтобы они отскакивали от воды и прыгали над ней. Забаве, принятой у живущих возле берега малышей, научил, как ни странно, Ларна – человек серьёзный, но детство до конца не забывший. Называлась игра, вроде бы, «выпечка блинчиков». Хол после каждого броска привставал и считал касания камня с водой, свистел и щёлкал, если их оказывалось больше обычного – радовался удаче. Стражи плыли вдоль берега, им было и неловко, и в то же время приятно. Охраняют, страшно сказать, самого Шрома, которого уберечь от глупостей, если уж по совести разобраться, никому не под силу… Даже теперь, когда жабры огромного выра слабы, а хвост дал трещину. Стражи благодарно косились на полнопанцирного: не пытается сбежать из-под опеки, не позорит и не вынуждает к бессмысленному бою. Гуляет по песку и радует малыша Хола, любимца всего замка.

Поужинал Шром в главном зале, чинно, вместе с братом. Сорг задумчиво жевал рыбу и изучал пергаменты. Даже нюхал их, удивляя Шрома и Марницу, прибывшую под вечер с берега и доставившую новые отчеты от шааров.

– Думаете в пищу годны, ар? – чуть насмешливо спросила женщина.

– Неудобные они для письма, – вздохнул выр. – Пахнут дурно, неровны и перо быстро портят, выделка плоха. Раньше у вас был крупный скот. Коровы, кажется, так их называл Ким. И бараны. Те ещё есть на юге, но мало. Мор на них напал. Пергамент стал дорог и дурно обработан. Люди последние двадцать лет пишут всё чаще на листах из перетёртого прессованного волокна травяного да древесного, именуется таковой лист тросном. А мы не хотим перенять новое. Потому что листы мокнут и быстро гниют в сырости замков. Много денег уходит на закупку пергамента… Я намерен в землях ар-Бахта допустить тросны для всех видов переписки. И для хранения архивов тоже. Замок наш теперь высох, плесени в нём нет.

Марница одобрительно кивнула и добавила, что порой до смешного доходит: пергамент столь дорог, что люди не могут пожаловаться на шаара. Сперва надобно украсть у него же хоть один лоскут для записи жалобы. Только поэтому у Сорга есть много времени на размышления. А вот подешевеет способ писать наветы, придётся их читать и разбирать, времени сделается куда как поменьше. Выр задумался, вздохнул и развел руками: что делать, надо смириться с природой людей. Потом хитро втянул глаза и добавил: Марнице самой следует разбирать жалобы. Это работа ар-клари, военного советника замка.

– Это я – советница? – заинтересованно хмыкнула женщина.

– Тебя рекомендовал Ларна, его рекомендовал Шром, – безмятежно сообщил Сорг. – Я верю в такие надёжные рекомендации. – Выр развернул оба глаза к брату. – Шром, твоё поведение беспокоит меня куда более пергаментов. Ты тих. Ты гуляешь по берегу и лечишься. Ты допускаешь присмотр за собой и не бунтуешь.

– Разве это плохо, да?

– Недостоверно, – вздохнул Сорг. – Я старше тебя на двадцать лет. И я знаю тебя с личинки. Прежде ты не сидел на месте более одного дня. Даже когда при обучении бою, в семь лет, тебе полностью разбили панцирь и ты не мог шевельнутся. Всякий другой выр лежал бы в нише на мелководье недели три. Ты на второй день начал учиться метать ножи. Единственной уцелевшей от переломов рукой и двумя лапами, хотя лапами никто из выров не умеет метать ножи, это общеизвестно. Шром, я не спал вчера и вряд ли засну сегодня. Что ты задумал? Только не начинай про боли в спине и сбор целебного мха! И не прячь глаза в глазницы! Хвост у меня мягкий, но ум цепкий и память твёрдая. Ты дал слово. Если намереваешься его нарушить, хотя бы делай это в открытую!

Шром мрачно уставился на брата. Приятно сознавать, что в твоей семье нет выров-гнильцов. Все хороши, сведущи в делах, все хранят честь и все – умны… Даже слишком умны. Марница расхохоталась, закидывая голову и встряхивая своими кудрями. Ей нравилось гостить в замке. И выры ей с каждым днем казались всё более интересными. Особенно огромный, как скала, Шром. Так смешно подбирающий лапы, чтобы стать меньше, незаметнее и избежать гнева брата. Старшего, уважаемого и любимого, пусть и выглядящего гораздо мельче. Всё равно – явно и весомо победившего в словесной перепалке.

– Только не говори, что один собрался в столицу, – ужаснулся Сорг. – Мне что, самому отравить тебя во избежание проблем? Не стану лгать, Ларна оставил мне яд на подобный случай. Я попросил – и он не отказал, собрал нужное снадобье.

– Тот ещё из него получился лекарь, – Марница снова зашлась от хохота, и, кое-как отдышавшись, стала стирать слезинки. – Выродёр, что тут скажешь?

– Со Шромом иначе нельзя, – расстроился Сорг. – И я не выродёр. Хотя чувствую себя именно так. Почему глубины не дали мне полного панциря? Почему вынудили день за днем ждать похода в столицу, который может погубить наш род и при этом, вернее всего, мне придется видеть его гибель, меня сомнут – последним! Потому что и Шрон, и Шром будут оберегать. Не выпустят драться с кландом. А ведь Аффар ничуть не крупнее меня… Говорят, у него повреждена правая клешня. Он трус и не стал её выламывать, боли испугался.

– Ваше отношение к собственным лапам удивляет меня, – признала Марница. – Я умом понимаю, что они снова отрастают. Но выламывать? Это же больно!

– Душу боевого выра наполняет болью не утрата лап или панциря, а утрата старших и чести, – вздохнул Сорг. – Это из наших глубинных книг, такова должна быть правда. Ларна вполне неплохой… выр. Я знаю: он готов был лишиться ноги, чтобы выжить и оборонять дальше наш замок. Хотя его нога не отросла бы снова. Благодаря вам, людям, я ощущаю себя неущербным. Научился понимать, что не панцирь создаёт прочность выра, а только душа его и честь. Так и у вас. Шром, куда ты пополз? Ты слишком велик для незаметности, братец.

Шром нехотя осел на плиты пола, загудевшие под его весом. Виновато развел руками.

– Не в столицу, слово даю! Сорг, я хотел всё рассказать тебе… хорошо, не веди вверх бровные отростки. Не всё, а почти всё, да. И не черней от гнева на весь хвост. Стражи не виноваты, что я велик и упрям. Не удержат. Я намерен тайно плыть в Сингу. Через два дня там начнутся осенние бои на отмелях. Должны присутствовать семьи ар-Фанга, ар-Нашра, ар-Раг и еще кое-кто. Ходили слухи полгода назад, что сушей из Зрама придут ар-Лимы. Я передам каждому пергамент и поговорю, если получится. Не верю я в гонцов, брат.

Сорг надолго замолчал, сложив руки на панцире и убрав глаза в глазницы: задумался. Марница хмыкнула, вскочила, добежала до малого зала, где – она уже усвоила – хранится немало полезного, в том числе карты побережья и всего обитаемого мира суши. Выбрала и принесла удобную, длинный свиток с крупно и подробно вычерченной береговой линией от замка ар-Бахта и до самой столицы. Разложила на столе, небрежно тесня посуду в кучу. Сорг очнулся от своих мыслей и поблагодарил за догадливость. Изучил карту.