Оксана Демченко - Топор Ларны [Litres, СИ]

Сегодня на тропе тоже не пусто. Три охранника с важным видом расположились у низкой широкой двери, ведущей в город. Перед ними уже гнул спину пожилой рыбак, показывал улов и вздыхал, наблюдая, как редеет связка. Рыба у него была некрупная, но, видимо, служивые только что заступили в дозор.

– Проходи, – наконец дозволил старший. Бросил медную бляху. – И запомни: к полудню чтобы не было тебя в городе!

Обычное для Синги дело. Не дозволяют в этом городе жить и работать чужакам. За всё требуется вносить плату, так велел управляющий замком выр. Место на ночном рынке стоит, по слухам, пятьдесят кархонов в год – немыслимо дорого! Потому и рынок мал, и торговцы все до единого хитроваты да нечисты на руку. И гнилью на том рынке попахивает. Да так изрядно, что порой становится сложно хвалить свежесть товара.

Малёк ещё сильнее ссутулился и настороженно, бочком, сунулся к двери. Новая привычка требовала освободить правую руку: так Ларна учил, и учил толково. Пусть Малёк не сильно вырос за минувшее время, но окреп и в плечах чуть раздался, избыл худобу недокормыша… одного-то из трех жирных охранников всяко может успокоить. Беспечные они, службы не знают и воинское дело давно забросили, предпочитая иное – мелкое воровство… Только надо всё делать наоборот. Правую руку занять связкой и вспомнить о своей горькой сиротской беспомощности.

– Экий уловистый огрызок, – похвалил Малька один из охранников, деловито снимая со связки двух жирных окуней. – Чё там ещё, ну ка? Селедка, селедка… Тощая она, вот и тащи её…

Довольный своим остроумием охранник отвесил подзатыльник нищему угрюмому пацаненку, кинул на мостовую медную бляху и отвернулся, ожидая новых рыбаков. Малёк нагнулся, подобрал бляху и побрёл по улице, волоча ноги и жалобно шмыгая носом. Обобрали его улов вполне надёжно, сразу снизив цену втрое. За первым же поворотом грязной улочки Малёк сел у стены и стал ждать. На рынок попасть он не стремился: есть и иные способы сбыть рыбу, дающие надежду получить в обмен не деньги, а куда большую ценность – новости. Довольно скоро по улице к воротам прошёл недокормыш с большой пустой корзиной. Как обычно, направляется к охране, за отнятой у нищих рыбой, – довольно отметил Малек.

– Из какого трактира? – окликнул он посыльного.

– «Серебряный осьминог», – отозвался тот, остановившись.

– Мою селедку там примут за два старых арха, всю? – понадеялся Малек, снижая цену и припоминая, что трактир богат и находится в верхнем городе.

Пацан окинул взглядом связку и кивнул. Обычное дело: уговориться о продаже мимо дельцов ночного рынка. Получается, тощий уже не посыльный – а посредник, важный человек. Рыбу сдаст за три арха, а то и дороже. Разницу в карман… Так люди и учатся выживать в городе. Так и привыкают гниль считать правдой, без неё ведь не прожить. Малёк усмехнулся, снова сел на корточки у стены. Его посредник побежал к охране – слышно, как загрузили корзину, как отвесили очередной подзатыльник. Обратно пацан явился согнутый втрое, Малёк тотчас услужливо подставил свое плечо под груз.

– Всем по шее дают, – пожаловался он на охрану.

– Лютуют, – отозвался посыльный. – Выры шибко злы уже который день. Того и гляди, велят все ворота закрыть. Северный тракт уже перекрыли.

– Знамо дело, – презрительно фыркнул Малек и повел рукой, показывая, что новость несвежая, как рыба на дневном базаре.

– А что приезжих выров людская охрана стережёт, тоже слышал? – выдал посыльный более свежую новость. – Мыслимое ли дело! В нашем «Осьминоге» цельный зал для них, отдельный. Там ныне слухачи сидят и достойным арам при них приходится есть. Черную таггу, запрещённую, даже ночные дельцы всю попрятали, за неё трактирщикам сразу в порт дорога, на тантовые причалы. – Парнишка перешел на шепот: – Кланд опасается какого-то заговора. Своего, вырского!

– Да ну! – поразился Малёк, – разве такие бывают? Сколь живу…

– Ты меня на год, может, помладше, – презрительно хмыкнул посыльный. – И сколь ещё проживёшь, как последние ворота закроют – неизвестно. Потому завтра всех с отмели погонят. Крепко погонят, я сам слыхал. И тогда конец рыбалке. Или у тебя лодка есть?

Малек поскучнел и задумался. Некоторое время брёл молча, изучая скользкую грязную мостовую. Для оборванца, живущего рыбалкой, новость звучала сокрушительно страшно. И требовала соответствующего уныния, которое Малёк и изобразил.

– Так чего у них, у аров-то, – тихо и сдавленно ужаснулся он. – Война? Ты уж ответь по совести. Я и плату за селёдку не приму… Неужто уходить надо из города? И чем придется жить? А в зиму как?

– Мой дядька, – шепнул посыльный, заново окинув взглядом уже собственную связку рыбы, – слышал от одного крепко выпившего торгового капитана, когда гостям подавал: большой флот на север прошёл. Но обратно не вернулся. Может, и война. Нам что, мы люди маленькие. Только как ворота закроют, так и трактир можно закрывать. Выры рыбу едят, золотом платят. Без них плохо станет.

– А сами они рыбу не ловят? – искренне удивился Малек.

– Ну ты на голову изрядно слаб, – развеселился посыльный. – ты ещё скажи: шаар сам себе обед готовит. Они ары, они платят и заказывают. Ты ловишь, мы готовим и подаем. Такова жизнь.

– Так завтра-то как бы рыбу пристроить? Ты уж разъясни, я понятливый, – вежливо заверил Малек.

– Завтра никак, завтра строго будет, – вздохнул посыльный. – Послезавтра до рассвета подходи к дальним рыбачьим воротам. Знаешь их? Скажи, что для «Осьминога» заказ, для посыльного Лонка. Только с селёдкой не суйся. Красный окунь нам надобен, монета удачная и морские змеи.

– Эк, хватил! Монета…

– Добудешь – зиму протянешь, – прищурился посыльный. – Не добудешь…

Он презрительно сплюнул на мостовую, прямо Мальку под ноги. Вывернулся из-под корзины, перевалив всю тяжесть на чужие плечи. Пошел гордо, по хозяйски, насвистывая и поглядывая по сторонам. Ощутил свою малую и слабую, но власть над другим человеком, значимость в его глазах и уважение… точнее, зависимость и страх, но ему и то сгодилось. Малек вздыхал, горбился и тащил рыбу. Озирался и удивлялся виду города. Улицы пустынны, ставни закрыты, в трактирах тихо. Ему и в голову не приходило, что осада замка ар-Бахта так изрядно скажется на соседних землях. Теперь вот воочию довелось увидеть: не получилось у кланда скрыть свои дела на севере. Значит, для него нет более смысла действовать тайно? А если так, гонцы ар-Бахта не дошли все, это точно. И про Шрома на юге наверняка говорят много, но слова сплошь гнилые, ложные и грязные.

За размышлениями Малёк и не заметил, как добрел до «Осьминога». Сгрузил корзину во дворе, поклонился посыльному, усердно растирая спину и морщась. Заодно пересчитывая страфов в стойлах: все курьерские, вороные да пегие, и ни одного пустого загона. Видно, что «Осьминог» – заведение богатое, а его хозяин или родня главе охраны, или не жалеет золота и заодно служит осведомителем при вырах.