Дмитрий Напольских - Общее дело

Почесав густую бороду, Дараг задал жрецу давно мучивший его вопрос, поинтересовавшись, откуда и зачем у подгорных жителей взялось мужское причинное место, ежели издревле они создавались из камня. Слуга Каррутуга, замявшись на минуту, пояснил, что и это тоже — дар бога своим детям, дабы они — лучшие из них! — могли оплодотворять Гномоматку… то есть Великую Праматерь всех гномов. Причем Каррутуг так расщедрился, что любой хрурт удавился бы от зависти. "Странные подарки", — пробормотал под нос Дараг и спросил, что же требуется от него.

Жрец объяснил во всех подробностях и даже показал выдолбленную на каменной плите — с истинно гномьей основательностью — картинку, изображавшую сие действо. Изображение произвело на Дарага огромное впечатление, хотя Великая Праматерь была изображена на ней предельно схематично. Воспоминания нахлынули на него, из глубин памяти выплыли причудливые образы. Он с трудом отогнал их. Гном попытался сосредоточиться на главной задаче: ему полагалось оплодотворить чрево, породившее его.

Будь Дараг хруртом, эльфом, орком, гоблином или еще кем-то другим, подобная мысль привела бы его в ужас. Но он был гномом, который осознал, наконец, главную цель своей жизни. Не уничтожение эльфов, не создание пусть и выдающихся изделий из камня и стали, а продолжение рода. Странное умиротворение накрыло его, Дараг позабыл все тревоги и еще долго разговаривал со жрецом, задавая множество вопросов. Тот отвечал уклончиво, но Дараг все же смог многое узнать о Великой Праматери, к которой его тянуло всю жизнь причудливой сыновней любовью.

Подготовка заняла больше двух недель. Кормили его на убой, заставляли каждый день мыться и долго молиться, взывая к Великому Каррутугу, чтобы тот придал Дарагу сил и вообще, в бесконечной милости своей, всячески поспособствовал предстоящему свершению. Несколько раз сотник видел других собратьев, которых приводили к Гномоматке. Так Великую Праматерь жрецы называли между собой, когда думали, что никто их не слышит.

Избранные — чистые, опрятные, уверенные в себе — бесстрашно входили в покои Гномоматки, а выходили оттуда вымотанные, напуганные и потрясенные. Куда их отправляли потом, Дараг не ведал и никого из них больше никогда не видел.

Наконец, пришел и его час. Память оказалась милосердной дамой, Дараг так и не вспомнил, что же происходило в самой пещере. Может, дело в странной жидкости, что дали ему служители Каррутуга в последний момент, может еще в чем, но Дараг осознал себя лишь в тот момент, когда выбрался обратно. Гном стоял на коленях в центре зала, руки дрожали, всклокоченная борода торчала в разные стороны, а вокруг с усталым видом ходил жрец. Он печально заявил, что Дараг провалил миссию, оказавшись недостойным для такого великого дела.

Путь обратно длился гораздо меньше, хотя ноги подкашивались, а мысли словно заволокло туманом. Его провели через несколько больших залов, в которых были устроены ясли, ныне почти пустые. Дараг впервые увидел детей. Мельком, так как жрец сразу толкнул его в спину и повел дальше, но это впечатление навсегда осталось в памяти гнома. Дараг не смог бы даже примерно описать, как они выглядели, но, думая о них, он ощущал неясное тепло в сердце.

Его не назначили в новый отряд, не отправили на работу в кузницу или в шахту. О нем словно забыли. Впрочем, Дараг и не стремился куда-то, он погрузился в беспрерывную апатию. К нему приходили старые товарищи и соратники, гном равнодушно слушал их рассказы, что-то отвечал на вопросы, через силу ел и много спал, дожидаясь неминуемого скорого конца, как избавления от гнета никчемного существования.

Так прошло несколько месяцев, а потом пришло неожиданное известие, что с эльфами заключен мир. А еще через какое-то время гномы начали собирать отряд для участия в совместном походе. Дараг — на мгновение очнувшись после очередного приступа меланхолии — сразу же записался в него добровольцем. До последнего он боялся, что ему откажут. К его удивлению, отказа не последовало. Ему даже сохранили звание и дали под командование сотню, которую Дараг сразу же принялся гонять и готовить к скорым сражениям.

Но забыть пережитое у него не вышло. С первого дня похода Дарагу снились лишь три вещи, заставляя почти каждую ночь просыпаться в холодном поту. Позор, пережитый гномом в пещере Великой Праматери, с каждым разом обраставший новыми пугающими подробностями, то ли реальными, то ли выплывшими из неведомых глубин подсознания. Нарциссы, невесть откуда взявшиеся в голове Дарага и представавшие в столь различных, порой противоестественных обличьях, что он начал видеть их в любых попадавшихся ему цветах, но само слово гном запомнил крепко-накрепко. И та эльфийская деревенька, в которой его ребята славно повеселились. Дригарди…

До следующего утра гоблин дожил вполне благополучно, чем несказанно удивил отлично выспавшегося Дарага. Да, выглядел пойманный ими зеленокожий не лучшим образом: мешки под глазами, посеревшая кожа, испуганный взгляд. Видно, что ночью Ырх так и не уснул, справедливо опасаясь подвоха со стороны лже-мурха. Но, несмотря на недосып и усталость, выглядел он вполне живым и бодрым.

Пока остальные продолжали спать — хотя насчет Спигра Дараг был не до конца уверен — гном подсел к гоблину, угостил того размокшей галетой, а потом задал очень интересовавший его вопрос.

— Ты где наловчился так ругаться? — спросил Дараг Ырха, торопливо дожевывавшего кусок хлеба.

Пленник заинтересованно воззрился на гнома. Тот так же пристально уставился на зеленокожего охотника.

— Ты же и двух слов связать не можешь! А такие обороты несколько раз закручивал, что даже у меня уши краснели. Похлеще, чем от Большого подгорного загиба, когда я услышал его в первый раз! А ведь тогда я был простым ротуком. И кто же тебя научил так ругаться?

— Ругаться?! — гоблин выглядел таким пораженным, что из глаз пропало выражение страха. — Ругаться — плохо! Ругаться — пороть. Подгорный козел — пороть. Шелудивый крыса — пороть. Мама пороть. Луком. Больно! А вождь — тыкать. Копьем. Попа. Очень больно!

— Хм… Что же тогда за слова ты говорил, а, морда зеленая? — гном протянул пленному охотнику флягу с водой.

Тот жадно припал к горлышку и враз осушил емкость наполовину. Если бы Дараг не вырвал флягу из тонких, но неожиданно сильных рук, то гоблин вылакал бы ее до дна.

— Ну, так что же это?

— Песня! — Ырх облизнул губы и с жадностью поглядел на флягу. Он хотел еще.

— Песня?! — удивленно воскликнул гном и одним глотком допил воду. Гоблин сразу погрустнел. — Мать моя гномомать! Что еще за песня?!

— Хороший строчка, — похвалил Ырх Дарага. — Вставить песня. Надо. После позорный тупой волк, познать радость любви с три вшивый писающий горный барс под луна, — последние слова гоблин пропел, порадовав гнома неплохим альтом. — Дудка надо. Совсем хорошо. Мать моя гномомать!