Дмитрий Напольских - Общее дело

— Первожрец Плачущего, первый плакальщик за грехи человеческие, собиратель слез и проводник божественного семени, святой отец и духовный наставник Жос Уирик ожидает разрешения войти! — тут же громко объявил герольд, стоявший у входа в шатер.

Это оказалось большим преувеличением. Жрец не стал ждать особого приглашения. Заслышав свое имя, он вошел в шатер. Причем в одиночку — свита, сопровождавшая Первожреца, осталась ждать снаружи. Жос Уирик в ней не нуждался.

Дараг с удивлением отметил, что перед невысоким слугой Плачущего человеческие шеи согнулись гораздо ниже, чем даже перед императором. Первожрец неторопливо прошел в центр зала, остановился, огляделся, благословил всех присутствующих и лишь после этого посмотрел на Токигора. Под взглядом жреца тот заметно побледнел.

Дарагу сразу стало понятно, почему Алэйра настояла на официальном приеме. При разговоре один на один император капитулировал бы перед Первожрецом самым постыдным образом. Сейчас же Токигор собрал волю в кулак — ведь на него смотрели десятки вассалов — и ответил Уирику решительным взглядом. Тот задумчиво пожевал нижнюю губу и посмотрел на императора с вялым интересом. Гном и эльф, стоявшие рядом с троном, заинтересовали его гораздо больше. На орков-гвардейцев, готовых телами закрыть властелина от любой опасности, Уирик смотрел как на пустое место.

— Вы просили меня прийти? — голос Первожреца прозвучал подчеркнуто буднично. — Я здесь, и я слушаю.

Живот Дарага свело от предчувствия близкой беды. Слуга Плачущего чувствовал себя хозяином положения, и — что было особенно печально — это признавали почти все присутствующие. На императора старались не смотреть, виновато отводя глаза от сюзерена и повелителя.

И в этот момент, растолкав толпу придворных, в центр шатра выскочил Спигр.

Сознание возвращалось медленно, неясными обрывками, гулко отдаваясь в голове болезненными ударами. Удар — и он увидел неясные тени вокруг. Еще один — и внешний мир откатился в сумрак, оставив его в полной темноте. Лишь запахи, пряные ароматы сгорающих трав беспрепятственно проникали в замутненный дымом и болью разум. Боль жила в груди. Прочно обосновавшись за частоколом ребер, она время от времени по-хозяйски расползалась по всему телу. И так же властно и лениво возвращалась обратно, сжимаясь в тугой комок, готовый в любой момент вновь оставить уютную грудную клетку.

Запах резко поменялся. Вместо одурманивающего дыма в ноздри проник освежающий терпкий аромат. Он быстро очистил разум и взбодрил измученное тело. Размеренно забилось сердце, вбрасывая солидные порции крови в изголодавшиеся по красной жидкости сосуды. Он открыл глаза, было темно, лишь тускло светили угольки, оставшиеся от сгоревших трав.

Тусклые тени, безмолвно скользившие вокруг, обрели ясные очертания. Узнавание пришло не сразу. Потребовалось некоторое время, чтобы разум осознал, кому принадлежат увиденные образы…

Вайс шумно выдохнул воздух. Волна радости прокатилась по всему телу. Поначалу ему показалось, что он вернулся в тот страшный день, когда всплывший из небытия отец в угоду своим политическим замыслам подверг его жуткой процедуре по изгнанию демона. Для начала. Потом же, когда верховный жрец узнал самую сокровенную тайну Вайса, то решил избавить сына от нечеловеческой половины. Что и проделал с большим успехом. Вайс не помнил, что сотворил с ним Жос Уирик, память милостиво сохранила лишь ощущение безумной боли, невосполнимой потери и жуткой пустоты внутри. Он научился жить с этой дырой, как ранее привык к тому, что ее заполняло. Потом же жизнь обрела новый смысл — он встретил странных существ, похожих одновременно на гномов и эльфов. Они стали ему ближе собственных сородичей, и теперь именно они кружились вокруг…

Неожиданно пробудился слух, и сознание наполнили сотни и тысячи голосов, в которых слышалась искренняя радость. Радость от того, что он, Вайс Гулиндис, жив. Почему же он раньше никогда не слышал их голосов? Нелепая мысль заметалась по утомленному сознанию в поисках ответа. Но так и не нашла его. Боль в груди отступила под напором теплой волны, охватившей все тело. Раньше судьба жреца никого не волновала. И только теперь он вспомнил, что умер…

Образ человека, в котором сплелись сразу три начала, четко высветился в голове Вайса. Вот он снова подходит, кладет руки на плечи, и начинается поединок двух сознаний. Поединок, который жрец постыдно проиграл, ухватившись за ложную надежду оставить этот жестокий мир. Но мир не отпустил его, властно притянув обратно. Что же произошло? Почему он опять жив? Чужак, попользовавшись его телом, сбросил ненужную оболочку и позволил бывшему владельцу вернуться обратно? Нет. Вайс ясно помнил, что сражение закончилось его полным и окончательным поражением. Он оставил тело, превратившееся в поле боя, торжествующему победителю и отступил в небытие, из которого не возвращаются.

Крики затихли, благословенная тишина бальзамом омыла истерзанный и неприученный в такому испытанию слух Вайса. Он ощутил легкое касание, но не физическое. Никто не трогал его тело — некто проник в его разум, проделав это нежно и уверенно. И перед глазами жреца Плачущего — бывшего жреца, наконец признал он очевидное — замелькали цветные пятна. Постепенно они успокоились и обрели форму, а главное — смысл…

Вот группа низкорослых существ в темных балахонах выходит из пещеры, яркий свет режет привыкшие к темноте глаза даже сквозь плотную ткань. Но они не останавливаются, они ищут подходящее тело… И находят его. Вокруг мелькают знакомые коридоры, мертвеца вносят в крохотный темный зал и размещают на круглом шероховатом камне. Здесь уже все готово к поимке души: начертаны странные фигуры, дымят сушеные пучки трав, собранных во внешнем мире безлунными ночами, и мхов, обильно растущих на нижних ярусах грандиозного подземелья. Не умолкая ни на секунду, звучит протяжный плач. Сотни и тысячи голосов сплетаются в грандиозный хор скорби и надежды…

Душа, выброшенная из своего тела, летит на голоса, как мотылек на пламя свечи. Новое вместилище почти готово: двадцатитрехлетнего Испытующего раздели, обмыли раны и прочно привязали к вбитым в камень скобам. Однако сердце человека уже умерло, все остальное еще можно возродить, но не его… Вперед выходит один из обитателей пещер, он уже обнажен и готов умереть, чтобы Вайс снова жил. Сотни добровольцев предложили свои жизни, но выбрали одного… Его кладут на камень в соседнем зале, там тоже клубится дым сжигаемых трав и раздается плач, слышный далеко не всем. Горестные рыдания, отражаясь и усиливаясь, гулко разносятся по длинным переходам…