Виктория Шкиль - Тьма надвигается с Севера [СИ]

— Говори. — Феранор вынул изо рта обкусанный медный мундштук, изобразив на лице живейший интерес.

Немного помолчав, будто собираясь с мыслями, Митр ибн Хассад озвучил давно терзавший его вопрос, выговаривая слова медленно и внушительно, как будто решал сейчас вселенскую проблему.

— Мне интересно спросить, откуда в тебе столько злости и ненависти? Я думал, что алялаты уважают жизнь. Слышал, что вы почитаете диковинных зверей и лелеете на своей Родине высокие густые леса, деревья в которых выше и толще чем дерево-джинна, но ты сам совершенно иной. Готов был бросить живого в пустыне, только потому, что в его жилах течет кровь мхазов. Почему так?

По мнению эльфа это был самый глупый вопрос, который только мог задать Митр, из разряда: «почему вода мокрая, а огонь горячий?».

— Ты про своего найдёныша? — Уточнил он на всякий случай, невольно кинув взгляд на лежащих на песке горбатых зверей, среди которых затерялся отличившийся метким плевком верблюд. Помятый полукровка изловил его и привёл обратно уже в сумерках.

— Не только. Что ты не поделил с шагристанскими стражниками?

Феранор подавился дымом от неожиданности, закашлявшись в костёр и стуча себя кулаком в грудь.

«Он знает! Откуда он знает?! Шахский офицер, в скрывающим его лицо шлеме-маске, пришедший вместе с орком в посольство. Это он?! Отродье Катмэ! Это совпадение или он знал всё с самого начала?!»

Откашлявшись, Феранор дал ответ не сразу, взяв небольшую паузу. Конечно, можно было сказать, что он знать не знает ни о какой страже и не понимает о чём Митрасир ему говорить, но так низменно врать было ниже достоинства ан-лорда Мистериорна.

— Откуда ты узнал?

Вместо ответа Митрасир запустил руку за отворот рубахи и, достав оттуда продолговатый свёрток, перекинул его через костёр Феранору. Поймав брошенный ему предмет, капитан, развернул скрывающую его ткань, уже заранее зная, что там увидит. Там лежал кинжал — тот самый, который он всадил в тушу одного из орков и который благополучно в ней забыл.

— «Победа в Отваге». — Перевёл Митрасир с эльфийского надпись на кинжале. — Это твоё.

— Моё. — Не стал отпираться эльдар. Голос его предательски осип, но при желании это можно было оправдать влиянием курительного зелья на голосовые связки. — И давно он у тебя?

— Ещё когда я увидел тебя там, во дворце, то обратил внимание, что ты едва заметно прихрамывал и у тебя были пустые ножны для кинжала. Не слепи Глышаку глаза его злость — он бы тоже это заметил.

— Так, что же ты молчал раньше?

— Не был до конца уверен.

Феранор сделал глубокую затяжку и выпустил изо рта сизое облачко дыма, следя за своим собеседником прищуренными зелёными глазами, будто взяв на прицел. Он хорошо знал орочьи законы, которые касались Кровной мести и по ним, обязательство мстить принимал либо ближайший родственник убитого, либо тот, кто вынимал из трупа орудие убийства. Как было заведено в Атраване, Феранор не представлял, но логично предполагал, что если бы Митрасир хотел ему отомстить, то не стал бы это делать в такой неподходящий момент. Скорее всего, сказал бы о своей догадке орочьему вожаку, а тот уже разбирался бы с Феранором сам. Хотя, просчитать реакцию орка на это не трудно. Феранор был уверен, что в этом случае Глышак просто выхватил бы оружие и набросился на него. Разумеется, Феранор бы защищался и на его сторону встали бы остальные эльфы, а Глышака поддержали бы толпившиеся у дворца орки. Дальше, всё шло бы по нарастающий, как катящийся с горы снежный ком, итогом которого стала бы куча трупов, возможно полностью перебитое посольство и крупная обида между шахом и Владычицей на долгие времена. Если атраванцы не хотели такого поворота, то они вполне могли скрыть от орков свои догадки и попробовать разобраться с убийцей ас'шабаров по-другому. Более деликатно и дипломатично.

— И что теперь? Суд? Поединок?

— Ничего. — Мотнул головой ас'Саир, внимательно следя за реакцией эльфа. — У нас не решают такие дела поединком. Да и потом… ты пока ещё не ответил на мой вопрос. Что ты не поделил с ас'шабарами?

— У нас нет ничего общего, чтобы я мог это сними делить — они враги, принесшие много горя и бед моему народу. Между нами море пролитой крови.

«Кровная вражда» — самое близкое и почти правдивое объяснение. Вдаваться в подробности не хотелось, как и затевать с человеком философский спор на тему владения Миром по праву первородства. Почему-то казалось, что человек это не оценит.

— Я знаю, что род алялатов и род мхазов враги, — проявил осведомлённость ас'Саир, — но неужели ненависть настолько укоренилась в вас, что вы жаждите стереть друг друга в пыль?

— А что плохого в том, чтобы стереть в порошок своего врага? — Изобразил искреннее непонимание ан-лорд Мистериорн. Никак не ожидал он встретить гуманиста в том, кому быть гуманистом не положено по роду занятий. — Враг есть враг, с ним не может быть разговоров, где бы мы с ним не встретились. Ты должен знать это не хуже меня, Митрасир, ведь ты тоже воин! Разве вы когда-нибудь жалели врагов, приходивших на ваши земли?

— Кровная месть это одно, а война это совершенно другое. Мстят за подлость и предательство, за подлое убийство. Не смешивай эти понятия, Талас-ока. — Голос Митра звучал ровно и уверенно. — Война жестока, но это новые земли и новые подданные. Да и если бы не она, то где нам являть свою Силу и Доблесть? Весь наш мир создан Всевышним, как борьба противоречий и противоположностей. Можно убивать врага на войне, но это не мешает нам иногда впрыскивать в свои жилы его кровь, дабы наша собственная продолжала кипеть и рождать нам много смелых и сильных воинов. Священный Атра-Алларн не раз стоял на краю гибели, но мы справлялись и только становились сильнее.

Эльф слушал его слова с большим изумлением в душе. Видимо, по скудности фантазии, атраванец никак не мог понять, что проигранная битва или война для эльфов — это не та обида, которая длится из поколения в поколение, постепенно ослабевая, притупляясь, становясь чем-то вроде традиции, о которой временно можно забыть, или вообще, даже примириться, оставив давнюю вражду. Для эльфов это личные воспоминания, горечь обиды и унижение которых они проносят через века, бережно лелея и пестуя, в надежде на месть.

— Если неверный сложит оружие и примет единственную истинно-правильную веру, признав Аллуита, правоверный обнимет его словно брата. Мы все дети одного Бога и в каждом из нас живёт его частичка, что в людях, что в алялатах, что мхазах… Все мы чествуем такие качества, как честь, бесстрашие, ум!

А вот это уже в понятии Феранора граничило с неприкрытым оскорблением. С кем ему обняться? С орками?! Пусть с порождением Катмэ братаются и роднятся бедины сколько того захотят… Тьфу, мерзость! Всё-таки люди, не далеко ушли от голозадых дикарей. Цивилизация лишь слегка прикоснулась к ним, заставив переселиться из пещер и шалашей в каменные дома и дворцы.