Геннадий Борчанинов - Удача мертвеца (СИ)

В итоге Алисии досталась маленькая пассажирская каюта, порция из общего котла и право на полчаса прогулки перед обедом. Это было уже лучше, чем на «Нереиде», и даже если пираты провожали её сальными взглядами, то любые попытки заговорить с ней жёстко пресекались.

Я стоял на корме, наблюдая, как дельфины играют в кильватерной струе, а белая пена переливается в лучах заходящего солнца.

— Никогда не надоедает, верно? — раздался дребезжащий голос старика Даннета.

— Всегда по-разному, — ответил я.

Боцман встал рядом, взялся жилистой рукой за фальшборт и поглядел вдаль.

— Тебя же с нами в Панаме не было? — спросил он.

— Нет, — сказал я. — До сих пор жалею.

— Морган тогда тоже пожалел, — сказал старик.

Я хмыкнул и посмотрел в выцветшие от морской соли глаза.

— Пожалел, что не всё удалось унести?

— Что душу там оставил, — проскрипел Даннет.

— К чему это ты?

— Генри Морган увёз оттуда больше золота, чем ты видел за всю жизнь.

Я кивнул.

— Только вот к Панаме он шёл с верными друзьями и командой. Обратно он уже шёл одиноким разбитым стариком. Хоть и с победой. Не повторяй его ошибок, парень. Не давай страстям затуманить твою голову, это тебя погубит, — произнёс боцман.

— Давай без проповедей, Пит. Всё равно в итоге Морган стал вице-губернатором и самым богатым человеком Вест-Индии.

— Да при чём тут Морган, болван!? — прорычал старик.

Я пожал плечами и отвернулся.

Старый боцман набрал воздуха, чтобы сказать ещё что-то, но вдруг тяжело вздохнул, махнул рукой и пошёл к шканцам, постукивая тростью по доскам. Я постоял ещё немного, посмотрел, как дельфины спешно ретируются от приплывшей акулы, и пошёл в капитанскую каюту.

Каюту Филипп уступил мне, а сам переселился обратно в кают-компанию, к остальным офицерам. И теперь вестовой разрывался между двумя капитанами, не зная, на чей зов бежать первым.

Я запер дверь, упал на узкую койку и забылся тяжёлым сном без сновидений.

Следующее утро выдалось пасмурным и дождливым. Я проснулся на рассвете, побрился, вышел на палубу и лично встал за штурвал, отпустив вахтенного матроса. Дождь, как ни странно, оказался холодным, и живо напоминал о тех временах, когда приходилось прятаться от вечной лондонской сырости на чердаках и в подвалах. Я стоял, глядя в туманную даль, где за пеленой дождя прятались вечнозелёные ямайские горы, и думал о том, как бы поизящнее доставить леди Монтгомери в губернаторскую резиденцию. С её нынешним видом нас выставят за порог, не дожидаясь объяснений.

Хлопнула дверь кают-компании, и на палубу вышел Филипп. Он увидел меня, улыбнулся, поднялся на шканцы и встал рядом.

— Доброе утро, капитан, — сказал он.

— Доброе утро, — ответил я. — Капитан.

Француз улыбнулся снова.

— В самом деле, странная вышла ситуация, — Филипп подошёл к компасу и взглянул на стрелку. — Ты изменил курс?

— Чуть исправил. Чтоб быстрее идти, — ответил я.

— Да, мне ещё многому стоит научиться, — сказал он, и на мгновение я увидел в нём того самого мальчишку, с которым сбежал с Доминики. На виске у него красовался шрам от моего пистолета, первый в его карьере пирата, но далеко не последний.

— Учись, пока я жив, — сказал я. — Вот эта хреновина, за которую я держусь, называется штурвал. А вон та, рядом с которой ты стоишь — это компас.

— Спасибо за науку, — хмыкнул Филипп.

— Со временем поймёшь, ты же моряк, — сказал я.

«Мститель» прорезал туманную дымку бушпритом, словно молочную пену, и перекатывался на белых бурунах, ловя каждый порыв ветра парусами. Барк, несмотря на внешнюю неуклюжесть, всё-таки был хорошим кораблём.

— Эд, я хотел попросить тебя кое о чём, — начал француз, но я его резко оборвал.

— Если ты хочешь, чтобы я сошёл в Порт-Ройале, то только если мы купим или захватим мне новый корабль.

— Нет, оставайся, сколько пожелаешь, — сказал он. — Девушка, которая с тобой…

— Нет, — отрезал я.

— Она страдает. Я молюсь за её душу, но ей необходимо меньше сидеть в каюте и больше общаться с людьми. Если ты не заметил, то матросы работают усерднее, стоит ей только показаться на палубе.

— Красуются перед ней?

— Да, но я не вижу в этом ничего плохого, — сказал Филипп. — Знал бы ты, какие предположения они строят на её счёт. Некоторые даже считают её твоей потерянной дочерью, которую ты спас в Ораньестаде.

— Только если бы я зачал её лет в двенадцать. Она всего лишь английский дипломат, которую я взялся доставить на Ямайку. Ничего больше, — ответил я.

— Дипломат?

— Не спрашивай, я и сам не понимаю, как она там оказалась.

Филипп задумчиво почесал подбородок.

— А потом что будем делать? — спросил он.

— Ты вроде капитан, — сказал я, поворачивая штурвал на один румб вправо.

Капитан хмыкнул, записал изменение курса и снова повернулся ко мне.

— Да брось ты. Я и не хотел, пришлось. Не скомандуй я отступление, то давно бы уже рыб кормили. Кто-то же должен был.

— Правильно сделал. Из таких лучшие капитаны и получаются, — сказал я.

Такого капитана, как Филипп Пуассон, точно не стали бы живьём закапывать в песок, подумалось мне.

— Merci, — ответил он. — Наверное, сделаем так. Вместе отобьём твою «Удачу» у Мура, а там видно будет. Готов признать тебя адмиралом, если команда не против.

Я скупо улыбнулся, хотя внутри был готов скакать от радости. Какая-то часть меня всё ещё опасалась предательства, что Филипп высадит меня на Ямайке и уплывёт в закат, но разумом я понимал, что набожный и честный француз так не поступит. Даже если он стал пиратом.

Впереди показались знакомые каждому флибустьеру рифы Порт-Ройала. Солнце стояло в зените, и на смену утренней прохладе пришла влажная тропическая жара, от которой было трудно дышать.

Завидев на горизонте крыши, пираты воодушевились, а я, наоборот, немного расстроился. С каждым ярдом пираты приближались к выпивке и женщинам, а я приближался к расставанию с леди Монтгомери, которая сейчас стояла на баке, глядя на город. Я понимал, что у нас с ней ничего не получится, всё-таки, она — благородная леди, а я — головорез, пират и разбойник. От этого становилось тошно.

Я подошёл к ней и молча встал рядом, не смея заговорить.

— Спасибо вам, Эдвард, — тихо произнесла она, не отрывая взгляда от красных черепичных крыш.

Я промолчал, не зная, что ответить.

— Я буду помнить вас всю жизнь, — сказала она, повернулась и крепко обняла меня на глазах у всей команды.

Я застыл в оцепенении, словно встретился взглядом с Медузой Горгоной. Алисия, опомнившись, густо покраснела и убежала к себе в каюту, а я так и остался стоять, всё ещё ощущая прикосновение её рук. Сердце гулко стучало в ушах, и я не мог поверить, что это всё было в реальности.