Джон Толкин - Две крепости

— Интересно, чем он занят сейчас? — сказал Мерри. — Уже далеко за полдень. Не хотите осмотреться? Теперь вы можете войти в Исенгард, Скороход. Если хотите. Зрелище вас ждет не из приятных.

Они прошли через разрушенный туннель, взобрались на груду камней, и перед ними открылась темная громада Ортанка. Его многочисленные окна, затаив угрозу, смотрели на них. Вода почти полностью сошла. Лишь кое-где оставались мутные лужи, покрытые обломками и грязной пеной. Большая часть плоского круга обнажилась и представляла собой дикое месиво грязи и хлама, усеянное черными отверстиями и накренившимися в разные стороны столбами. В стенах обширной чаши Исенгарда виднелось множество брешей и щелей, словно пробитых бурей. Сквозь них зеленела уходящая к горным отрогам равнина. По поверхности чаши двигалась к северу группа всадников.

— Это Гэндалф, Теоден и его люди! — заметил Леголас. — Давайте их встретим!

— Идите осторожно! — предупредил Мерри. — Плиты вывернуты из своих гнезд и покрыты грязью — они могут подвернуться под ногами, и вы провалитесь в яму.

Путники медленно и осторожно направились по дороге от ворот к Ортанку. Всадники, завидев их приближение, остановились в тени скалы и ждали. Гэндалф выехал навстречу.

— Ну что ж, у нас с Древобородым состоялся интересный разговор, и мы обсудили кое-какие планы, — сказал он. — Заодно все мы отдохнули. Теперь снова пора в путь. Надеюсь, вы тоже подкрепились и отдохнули? 

— Да, — ответил Мерри. — Но наш разговор начался и кончился в дыме. С некоторых пор мы лучше относимся к Саруману.

— Неужели? — удивился Гэндалф. — А я — нет. Перед отправлением у меня есть еще одно дело: нужно нанести Саруману прощальный визит. Опасный и, вероятно, бесполезный. Но без этого не обойтись. Кто хочет, может идти со мной. Но берегитесь! И не шутите! Сейчас не время для шуток.

— Я пойду, — вызвался Гимли. — Хочу взглянуть на него и проверить, похож ли он на вас.

— А как вы узнаете это, мастер гном? — поинтересовался Гэндалф. — Саруман может выглядеть в ваших глазах моим двойником, если ему это понадобится. И достаточно ли вы мудры, чтобы разобраться во всех его ложных обличиях? Ну, посмотрим. Возможно, он вообще не захочет показываться перед столькими свидетелями. Но я попросил энтов не подходить близко, так что, возможно, мы убедим его выйти.

— А не опасно ли это? — спросил Пиппин. — Не выстрелит ли он в нас, не прольет ли огонь из окон, не наложит ли на расстоянии заклинание?

— Последнее вполне вероятно, если вы пойдете к его дверям без должной опаски, — сказал Гэндалф. — Мы не знаем, что он будет делать. Опасно приближаться к хищнику, загнанному в угол. А у Сарумана есть еще власть, о которой вы и не догадываетесь. Опасайтесь его голоса!

Они приблизились к подножью Ортанка. Оно было черным, скала блестела, будто все еще мокрая. Многие камни сверкали такими острыми гранями, будто их только что обтесали. Кое-где зияли трещины — свидетельство ярости энтов.

На восточной стороне, высоко над землей, между двумя устоями крепко держалась большая дверь, над ней было окно с балконом, огражденным железными перилами. К порогу двери вел пролет из двадцати семи широких ступеней, высеченных чьим-то необыкновенным искусством из того же черного камня. Это был единственный вход в башню. В высоких стенах было прорезано множество окон. Сверху они казались маленькими глазками в уродливом каменном лице.

У подножия лестницы Гэндалф и король спешились.

— Я поднимусь, — сказал Гэндалф. — Я бывал в Ортанке и понимаю всю степень опасности.

— Я тоже поднимусь, — отозвался король. — Я стар и больше ничего не боюсь. Хочу поговорить с врагом, причинившим мне столько зла. Эомер пойдет со мной и проследит, чтобы мои старые ноги не споткнулись.

— Как хотите, — проворчал Гэндалф. — Со мной пойдет Арагорн. Остальные пускай ждут здесь. Они увидят и услышат довольно, если вообще будет что видеть и слышать.

— Нет! — сказал Гимли. — Леголас и я хотим взглянуть поближе. Мы одни представляем наши народы. Мы пойдем с вами.

— Ну что ж, идите, — согласился Гэндалф и с этими словами начал подниматься по ступенькам. Теоден шел за ним.

Всадники Рохана беспокойно сидели на лошадях с обеих сторон лестницы и мрачно смотрели на темную башню, опасаясь за своего повелителя. Мерри и Пиппин сели на нижнюю ступеньку, чувствуя себя незначительными и в то же время ощущая опасность.

— Полмили грязи отсюда до ворот! — пробормотал Пиппин. — Хотел бы я незаметно улизнуть обратно в караульную! Зачем мы пришли? Никто нас не звал.

Гэндалф остановился перед дверью в Ортанк и ударил в нее посохом. Послышался глухой звук.

— Саруман! Саруман! — воскликнул Гэндалф громким повелительным голосом. — Саруман, выходите!

Некоторое время ответом была тишина. Затем окно над дверью приоткрылось, но в темной щели ничего не было видно.

— Кто это? — послышался голос. — Что вам нужно?

Теоден вздрогнул.

— Я знаю этот голос, — сказал он, — и проклинаю день, когда впервые услышал его.

— Идите и приведите Сарумана, раз уж вы стали его лакеем, Грима Змеиный Язык! — приказал Гэндалф. — И не растрачивайте впустую нашего времени!

Окно закрылось. Все ждали. Неожиданно послышался другой голос, низкий и мелодичный, очаровывающий каждым своим звуком. Тот, кого этот голос заставал врасплох, редко мог вспомнить, о чем шла речь, а вспомнив, удивлялся, потому что в самих словах не было никакой особенной силы. В сознании оставались только радость и счастье от этого голоса: все, что он говорил, казалось необыкновенно мудрым, в глубине души поднималось желание немедленным согласием доказать и свою мудрость. Голоса других на фоне этого казались грубыми. И если кто-то противоречил чудесному голосу, в сердцах слушателей возникало желание убить спорщика. На некоторых очарование действовало до тех пор, пока голос обращался к ним. Стоило ему переключиться на другого, первый улыбался, как человек, разглядевший трюк фокусника, в то время как другие его не видят. Большинству же хватало самого звука. И те, кто был завоеван голосом, долго не могли избавиться от очарования, будто бы он бесконечно продолжал нашептывать им в уши. Никто не оставался равнодушным, никто не мог сопротивляться его просьбам и приказам без напряжения разума и воли, если таковые вообще удавалось сохранить.

— Итак? — мягко произнес этот голос. — Зачем вы нарушаете мой отдых? Почему не даете мне покоя ни днем ни ночью?

Это были слова доброго человека, огорченного незаслуженным оскорблением.

Все посмотрели наверх, удивленные: никто не заметил его приближения. Они увидели фигуру, опирающуюся на перила и глядящую на них сверху вниз. Это был старик, одетый в большой плащ, цвет которого трудно было определить сразу, ибо он менялся, стоило перевести взгляд или когда сам старик шевелился. У него было вытянутое лицо с высоким лбом и глубокими темными глазами, понять выражение которых было непросто, хотя, несомненно, взгляд его был и серьезным, и благожелательным, и немного усталым. Волосы и борода белели как снег, но в бровях и возле ушей сохранилось много черных волос.