Джон Толкин - Две крепости

Он поднял руку и медленно проговорил ясным холодным голосом:

— Саруман, ваш посох сломан!

Раздался треск: посох в руках Сарумана раскололся, и верхняя часть его упала к ногам Гэндалфа.

— Теперь ступайте! — сказал Гэндалф.

С криком Саруман упал навзничь и пополз к дверям. В тот же миг тяжелый сверкающий предмет, вращаясь, упал сверху. Ударившись о перила балкона и пролетев рядом с головой Гэндалфа, он попал в ступеньку, на которой тот стоял. Железные перила зазвенели и прогнулись. Ступенька треснула и раскололась. Но сам предмет остался невредимым. Это был хрустальный шар, темный, но пылающий изнутри красным. Он покатился по лестнице и плюхнулся в глубокую лужу. Пиппин кинулся следом и подобрал его.

— Негодяй! — воскликнул Эомер. Но Гэндалф стоял неподвижно.

— Нет, это брошено не Саруманом, — сказал он, — и даже, думаю, не по его просьбе. Шар вылетел из верхнего окна. Мне кажется, это мастер Змеиный Язык сделал нам прощальный подарок, но прицелился плохо.

— Может, потому, что не мог решить, кого он ненавидит больше: вас или Сарумана, — предположил Арагорн.

— Может, и так, — согласился Гэндалф. — Мало приятного доставлял этот союз им обоим: они изгрызли друг друга словесно. Но наказание заслуженное. Если когда-либо Змеиный Язык выйдет из Ортанка живым, ему повезет гораздо больше, чем он заслуживает.

— Эй, парень, я не просил тебя брать это! — воскликнул он, резко оборачиваясь и видя, как Пиппин поднимается по ступеням, медленно, как бы неся тяжелый груз. Гэндалф быстро спустился навстречу хоббиту, взял у него темный шар и закутал его в свой плащ. — Я позабочусь об этом, — сказал он. — Не думаю, чтобы Саруман хотел выбросить эту вещь.

— Но у него могут найтись другие вещи, — заметил Гимли. — Если разговор окончен, то пойдем отсюда, пока нас не забросали камнями.

— Разговор окончен, — согласился Гэндалф. — Пойдем отсюда.

Они отвернулись от дверей Ортанка и спустились по ступенькам. Всадники радостно приветствовали короля и Гэндалфа. Чары Сарумана были разрушены: все видели, как Саруман повиновался приказу, как он униженно пресмыкался.

— Ну, с этим покончено, — сказал Гэндалф. — Теперь я должен увидеться с Древобородым, рассказать ему, как обстоят дела.

— Он, поди-ка, и сам догадывается, — сказал Мерри. — Мог ли разговор закончиться иначе?

— Маловероятно, — ответил Гэндалф, — хотя какое-то время все висело на волоске. Но у меня были причины стараться, и не только жалость. Впервые Саруман увидел, что власть его голоса слабеет. Он не может быть одновременно тираном и советником. Когда заговор созрел, он не может оставаться в тайне. Я дал Саруману последнюю возможность — отказаться и от Мордора, и от собственных замыслов и возместить нанесенный ущерб, помогая нам. Он знает наши нужды. И он мог бы принести нам большую пользу. Но он предпочел отказаться и сохранить за собой Ортанк. Он не хочет слушать, хочет только командовать. Он живет теперь в ужасе перед Тенью Мордора, но все еще надеется справиться с бурей. Несчастный глупец! Он погибнет, если власть Востока протянет свои руки к Исенгарду. Мы не можем разрушить Ортанк извне, но Саурон — кто знает, на что он способен?

— А если Саурон не захватит Ортанк? Что вы с ним сделаете? — спросил Пиппин.

— Я? Ничего! — ответил Гэндалф. — Я ничего с ним не сделаю. Мне не нужно господство. Что станет с Саруманом? Не могу сказать. Мне жаль, что так много прежде хорошего гниет в этой башне. Но для нас дела пока идут неплохо. Неожиданны повороты судьбы! Часто ненависть поражает сама себя! Думаю, что, даже если бы мы смогли войти в Ортанк, вряд ли нашли там что-нибудь более ценное, чем этот шар, которым запустил в нас Змеиный Язык.

Внезапный крик, резко захлебнувшийся, донесся из окна.

— Похоже, Саруман согласен со мной, — усмехнулся Гэндалф. — И ладно, оставим их.

Они вернулись к развалинам ворот. И не успели войти в арку, как из тени под грудой камней, где они стояли, вышли Древобородый и еще дюжина энтов. Арагорн, Гимли и Леголас с удивлением смотрели на них.

— Здесь три моих товарища, Древобородый, — сказал волшебник. — Я говорил о них, но вы их еще не видели. — И он назвал их одного за другим.

Старый энт смотрел на них долго и внимательно и по очереди говорил с каждым. И в последнюю очередь обратился к Леголасу:

— Значит, вы пришли из Мерквуда, мой добрый эльф? Некогда это был очень большой лес.

— Он до сих пор большой, — сказал Леголас. — Но не настолько велик, чтобы мы, в нем живущие, не хотели бы видеть новые деревья. Я очень хочу побывать в лесу Фангорн. Я прошел только краем, и мне так было жаль покидать его.

Глаза Древобородого блеснули от удовольствия.

— Надеюсь, ваше желание осуществится до того, как эти холмы состарятся, — сказал он.

— Я приду, если позволит судьба, — пообещал Леголас. — Я договорился со своим другом, что, если все кончится хорошо, мы с ним вместе посетим Фангорн — с вашего позволения.

— Любой эльф, пришедший с вами, будет встречен с радостью, — сказал Древобородый.

— Друг, о котором я говорю, не эльф, — уточнил Леголас. — Я имею в виду Гимли, сына Глойна.

Гимли низко поклонился, и топор выскользнул у него из-под пояса и покатился по земле.

— Хум, хм! Ах вот оно что! — сказал Древобородый, глядя на Гимли темными глазами. — Гном с топором! Хум! Я хорошо отношусь к эльфам, но вы просите слишком многого! Какая странная дружба!

— Может, и странная, — согласился Леголас, — но, пока жив Гимли, я не приду в Фангорн один. Его топор предназначен не для деревьев, а для оркских шей. О Фангорн, хозяин леса Фангорн! На его счету сорок два орка, зарубленных в битве.

— Хм! Это другое дело! — обрадовался Древобородый. — Но пускай все идет так, как должно идти. Нет необходимости торопить события. А сейчас мы должны на некоторое время расстаться. День приближается к концу, однако Гэндалф говорит, что вы должны уйти до наступления ночи, а повелитель Марки хочет поскорее вернуться в свой дом.

— Да, мы должны идти, и идти немедленно, — подтвердил Гэндалф. — Боюсь, что нам придется забрать ваших хранителей ворот. Но вы хорошо справитесь и без них.

— Может, и справлюсь, — сказал Древобородый, — но мне жаль расставаться с ними. Мы стали друзьями за такое короткое время, что мне показалось, будто я стал торопливым. Но ведь они были первой новостью, которую я увидел под солнцем и луной за много-много лет. Я не забуду их. Я внес их имена в длинный список. И энты будут их помнить:

Они всегда будут нам друзьями, пока обновляются листья. Прощайте! И если узнаете новости в вашей замечательной земле, в Шире, пошлите мне известие! Вы знаете, что я имею в виду: что-нибудь об энтских женах. Приходите сами, если сможете.