Джон Толкин - Две крепости

Фродо и Сэм поднялись, протирая глаза, как дети, разбуженные после кошмара и обнаружившие над миром обычную ночь. Но Голлум все лежал, как громом пораженный. Хоббиты с трудом подняли его, и некоторое время он стоял, не поднимая лица, нагнувшись и закрывая голову большими плоскими ладонями.

— Духи! — скулил он. — Духи на Крыльях! Бесценность — их хозяин! Они видят всё... Всё! Ничего от них не спрячешь. Будь проклято Белое Лицо! Они всё расскажут Ему. Он видит. Он знает. Ах, голлум, голлум, голлум!

Только когда луна далеко на западе закатилась за Тол-Брандир, он смог встать и идти.

С этого времени Сэму начало казаться, что и он заметил изменение в Голлуме. Голлум больше подлизывался и старался показать свое дружелюбие, временами Сэм ловил странные взгляды, которые тот бросал на Фродо. И Голлум все чаще и чаще обращался к своей прежней манере речи. У Сэма был и другой повод для беспокойства. Фродо казался слишком усталым, усталым до изнеможения. Он мало говорил, в сущности, он почти все время молчал, не жаловался, но шел, как тот, кто несет груз, тяжесть которого становится непосильной. Фродо тащился все медленнее и медленнее, так что Сэм часто просил Голлума подождать и не оставлять хозяина сзади.

С каждым шагом, приближавшим его к воротам Мордора, Фродо чувствовал, как тяжелеет Кольцо, висящее на цепочке у него на шее. Он буквально ощущал, как вес Кольца пригибает его к земле. Но еще больше его беспокоил Глаз — так он называл его про себя. Не тяжесть Кольца, а именно Глаз заставлял Фродо склоняться и укрывать голову при ходьбе. Глаз — это ужасное, растущее ощущение враждебной воли, которая со страшной силой стремится проникнуть сквозь облака, сквозь землю, сквозь тело, чтобы проткнуть тебя, неподвижного, обнаженного, пригвоздить смертоносным взглядом. Очень тонким и хрупким был покров, который еще как-то защищал Фродо. Он теперь знал, где обитает эта воля. Так человек с закрытыми глазами знает, где находится солнце. Он смотрел туда и всем своим существом ощущал ее мощь.

Голлум, вероятно, чувствовал что-то в том же роде. Но хоббиты не могли догадаться, что творится в его злобном сердце, разрывающемся между властью Глаза, стремлением к Кольцу, такому близкому теперь, и верностью принесенной клятве. Фродо не думал об этом. Мысли Сэма были заняты главным образом состоянием хозяина. Он почти не обращал внимания на тревогу, охватившую его собственное сердце, и шел теперь за Фродо, бдительно следя за каждым движением хозяина, поддерживая, когда он спотыкался, и неуклюже стараясь подбодрить его.

Наступил день, и хоббиты с изумлением увидели, насколько ближе стали зловещие горы. Воздух теперь был яснее и холоднее, и стены Мордора, хотя все еще далекие, теперь не казались облаком на краю земли.

Как черная угрюмая крепость, возвышались они на горизонте. Болота сменились торфяниками и обширными пустырями, сплошь покрытыми сухой растрескавшейся грязью. Земля впереди поднималась длинными и пологими склонами, голыми и жестокими, переходящими в пустыню, что расстилалась перед воротами Саурона.

Прежде чем установился серый свет, путники, как черви, заползли под большой черный камень и съежились там, чтобы Крылатый Ужас не приметил их своими злобными глазами. Всю оставшуюся часть дня они провели в нарастающем страхе.

Еще две ночи пробирались по унылому бездорожью. Воздух делался все более жестким и смешивался с едким дымом, забивающим рот и затрудняющим дыхание.

Наконец, на пятое утро после встречи с Голлумом, они остановились. Впереди, темные на рассвете, в дыму и облаках поднимали свои вершины большие горы. А из их подножия росли отроги, подобные громадным контрфорсам, и разломанные холмы, до которых было не больше дюжины миль. Фродо с ужасом огляделся. Страшна, как Мертвые Болота и безводные нагорья Номэна, и еще более отвратительна была страна, которую начинающийся день медленно открывал испуганному взору. Даже в Омуте Мертвых Лиц были видны жалкие остатки зелени. Но здесь никогда не бывало ни весны ни лета. Не было ничего живого, даже плесени, питающейся гнилью. Затхлые водоемы были набиты прахом и ползучей слякотью, тошнотворно белой и серой, будто горы извергли нечистоты из своих внутренностей на окружающие земли. Высокие насыпи из битого и толченого камня, большие конусы обожженной и отравленной земли, как непристойные надгробья, стояли бесконечными рядами, медленно открывавшимися в неохотно растущем свете.

Путники подошли к пустыне, лежащей перед Мордором, — монументу, увековечившему темный труд его рабов. Эти земли были осквернены и мертвы, и ничто не могло исцелить их, разве что Великое Море ворвалось бы сюда и все утопило в забвении.

— Меня сейчас вырвет, — заявил Сэм.

Фродо молчал.

Некоторое время стояли они словно во власти ночного кошмара, отшатнувшись от него, но зная при этом, что тени развеются не раньше, чем наступит утро. Свет ширился и креп. Зияющие ямы и ядовитые насыпи вырисовывались все более отчетливо. Пробираясь сквозь облака и длинные столбы дыма, взошло солнце, но даже солнечные лучи здесь были тронуты скверной. Хоббиты не радовались свету, он казался враждебным, подчеркивая их беспомощность — маленьких испуганных зверьков, блуждающих среди нагромождений праха во владениях Темного Лорда.

Слишком усталые, чтобы идти дальше, они принялись озираться в поисках места, где можно было бы отдохнуть. Долго молча сидели в тени насыпи, но отвратительный горький дым, поднимавшийся над грудами шлака, душил их. Голлум поднялся первым. Ни слова не говоря, даже не взглянув на хоббитов, он пополз на четвереньках. Фродо и Сэм потащились за ним и вскоре увидели широкую круглую яму с высокой насыпью на западном крае. В яме было холодно и мрачно, а на дне ее — клоака многоцветной грязи. В этой зловонной норе они спрятались, надеясь в ее тени укрыться от всевидящего Глаза.

День тянулся долго. Путников мучила сильная жажда, но они отпили лишь по несколько капель из своих фляжек, в последний раз наполненных в ущелье, которое сейчас, когда они мысленно оглядывались назад, казалось им царством мира и красоты. Хоббиты дежурили по очереди. Вначале, несмотря на усталость, никто из них не мог уснуть. Но когда солнце скрылось за медленно движущимся облаком, Сэм задремал. Теперь сторожил Фродо. Он прилег на склон ямы, но тяжесть, давившая на него, не отступала. Фродо смотрел в небо, и виделись ему странные призраки — темные движущиеся фигуры, лица из далекого прошлого. Он потерял счет времени, находясь между сном и явью, пока забытье не охватило его.

Сэм проснулся неожиданно: ему показалось, что его зовет хозяин. Был вечер. Но Фродо не мог звать его: он спал, соскользнув вниз почти на самое дно ямы. Рядом с ним был Голлум. На мгновение Сэм подумал, что Голлум хочет разбудить Фродо, но потом понял, что это не так. Голлум разговаривал сам с собой. Смеагол спорил с другим существом, которое скрывалось в нем, говорило его голосом, только более пронзительным и свистящим. Во время разговора в его глазах чередовались бледный и ярко-зеленый свет.