Анна Замосковная - Жена из другого мира (СИ)

Ах, да, у него же истекает срок, отпущенный родовыми браслетами на заключение брака.

— Неужели никто не догадался, что ты женат? — удивился я.

— За мной даже следили, чтобы я не сделал этого тайно. И за всеми подходящими столичными длороками приглядывали. Но никому в голову не может прийти, что я женюсь на иномирной простолюдинке.

— А я рад, что женился на иномирной простолюдинке.

Что-то изменилось во взгляде министра, он снова отвернулся к окошку. Я тихо произнёс:

— Прости, что так получилось.

— Я сам виноват. Но хоть буйных оппонентов подловлю. — Помедлив, министр добавил с какой-то грустью. — Да и император не против такого развития событий.

— Как твоя жена?

— Не так разрушительна, как твоя. Но время покажет. Женщины умеют притворяться невинными, когда им это выгодно.

Я решил промолчать: опыта у министра больше. Надеюсь, его разрушительная магия не избрала для него самый неподходящий из возможных вариантов.

Кэб остановился.

— Тебе пора, — сказал министр.

— Удачи, — поднявшись, я хлопнул его по здоровому плечу. — Желаю, чтобы у тебя оказалось не так много врагов, как ты думаешь. Ты отличный министр.

Когда я выпрыгнул и начал закрывать дверцу, министр отозвался:

— Спасибо.

Улыбнулся ему, засевшему в сумраке кэба, бледному и усталому.

Закрыл дверцу.

Ящеры тронулись, экипаж покатился дальше.

Химера смотрела на ворота. Я развернулся.

У гладких створок стояла заплаканная Сабельда. Ветер колыхал светлые пряди, кружева на плаще.

Жаль её, но хотелось домой. К Саше.

— Ты… ты ведь примешь меня через год? — прошептала Сабельда.

Очень её жаль, но я помнил не только о том, как она обнималась с кузеном.

Я не понимал другого:

— Ты ведь подруга его жены. Как ты, девушка, могла уехать с ним в загородный дом и позволять ему изменять супруге?

— Это была ошибка. Все ошибаются, — она шагнула ко мне, но, покосившись на створки, остановилась. — Вспомни, сколько ошибок ты совершил в своей лаборатории, сколько взрывов было по твоей вине. И никто не будет попрекать тебя этим до конца жизни, почему же меня так наказывают за одну единственную ошибку?

— Не знаю. Возможно, это несправедливо. Но я люблю жену и даже через год не смогу принять тебя из-за чувств к Саше.

Сабельда сглотнула. Её пальцы дрожали, по щекам текли слёзы.

— Прости, — я двинулся к воротам.

Они распахнулись для меня и химеры, а через мгновение отделили нас от Сабельды, от кузена, которому надо привыкать к жизни без магии. От всего мира.

Жаль, с Индели получилось так грустно.

Но грусть развеивалась на пути к дому с тепло светившимися окнами. Шуршание гравия казалось музыкой.

Там ждала Саша, и все ужасы отступали, а улыбка сама набегала на губы.

Я взбежал на крыльцо, распахнул дверь.

— Саша, я дома!

Передо мной возник привратный дух и, пуча глаза, замахал руками:

— Хозяин, не ходите к ней!

— Что? — у меня засосало под ложечкой.

— Хозяйка в гневе, — шепнул привратный дух и провёл ребром ладони по горлу, заломил руки. — Она… она…

— Да что такое?

— Уу… — Дух критично меня оглядел. Хлопнул себя по лбу. — Вы же защищены брачной магией. Ладно, идёмте. Только не попадайтесь ей на глаза, а если попадётесь — не говорите, что вас привёл я.

О том, что дух сам защищён, я напоминать не стал, пошёл за ним по новому коридору. И вскоре услышал звуки ударов.

Озадаченный, заглянул в приоткрытую дверь.

Там оказалась тускло освещённая квадратная комната, но я не успел её разглядеть — внимание приковала Саша.

Она была в коротких шортах и обтягивающей штуке, которую в их мире называют майкой. Кожа блестела от пота, заделанные в хвост рыжие волосы вздрагивали, когда она прыгала и била по груше. Саша осыпала её мощными ударами кулаков в красных перчатках.

Грациозная… Сильная… Ловкая.

Её кулаки крепко впечатывались в грушу. А удары ногами были такими хлёсткими, что звенело в ушах. Какие движения… Как перекатывались мышцы… Не видел никого красивее неё.

Теперь понятно, как она победила сообщника Хлайкери в городском особняке. А от мысли, что в наш первый разговор Саша могла меня ударить, даже челюсть заныла.

Но это — отрывочные, мимолётные мысли. Дыхание перехватывало от восхищения.

***

Я многое могла понять. Очень многое. И что давление коллектива штука серьёзная, тоже, но… Господи, как я зла на того полицейского — словами не передать.

Это ж надо было оправдать своё потворство педофилам тем, что «зато дети от голода не умирают».

Ну как так-то? Как? И это мнение полицейского в третьем поколении! Что б у него его мерзкая ручонка отсохла! Но обещала простить, если поможет этих гадов прижучить, и пришлось простить.

Кулаки гудели от ударов, но я била и била грушу. Потому что зла. Потому что не представляла, что делать.

Потому что слова Бабонтии жгли калёным железом.

И дикое ощущение несправедливости жизни смешивалось с обидой на правоту несчастного родового духа. Но ведь это нечестно! Как я умудрилась довести свою жизнь до того, что стала никому не нужна? Зачем я променяла друзей и всё на Павла?

На ресницах закипали слёзы. Я мутузила грушу до боли в суставах, но это — пустяк в сравнении с ощущением, что сердце разрывается.

Я ненавидела всё. И была невыносимо несчастна сейчас, словно опять стояла на пороге спальни и смотрела, как рушится моя жизнь.

Ещё и Лавентин пропадал неизвестно где, беспокойся тут за него!

И Бабонтия не права: мне есть к кому возвращаться. К партнёрам по спаррингам. Здесь-то не с кем тренироваться. Тут порядочные женщины должны в платьях ходить, а не кулаками махать. Придётся весь год бездушную грушу колошматить.

Била невпопад: врезала коленом, ушла в разворот, рубанула локтем.

Лавентин с приоткрытым ртом стоял в дверях. Живой!

— Это… — он шумно вдохнул. — Это непередаваемо прекрасно. У тебя такие движения… завораживающие.

В его взгляде был чистый восторг… Кровь прилила к моему лицу. Это подстегнуло гнев, и я проворчала:

— Ничего замечательного. Просто движения. Жаль, тренироваться не с кем, за год потеряю форму.

— Можешь со мной попробовать. — Лавентин почесал затылок. — Правда, придётся разрешить друг друга бить.

— Нет проблем. Иди сюда. Я разрешаю. И ты разреши.

— Разрешаю себя ударить, — он приближался, на ходу снимая фрак, рубашку…

Лавентин, что же ты красивый-то такой, а? Какой торс вечно под одеждой пропадает!

— А можно мне такие же? — он кивнул на мои руки.

Я нафантазировала ему перчатки для спарринга и увеличила свои..

И ринг. Лавентин с забавным выражением лица подёргал пружинящий канат и перебрался ко мне.

Зеркально скопировал позу.

И понеслось.