Анна Замосковная - Жена из другого мира (СИ)

Ужас.

Наверное, стоило сердиться на Лавентина, что забыл предупредить о регламенте, но результат получился слишком веселым.

— Нас ведь больше ко двору не пригласят? — прошептала я.

— Думаю, что нет.

— Хорошо.

— Я тоже так считаю.

Мы, улыбаясь, переглянулись. Но за блеском задора в потемневших глазах Лавентина притаилась грусть.

Я наклонилась чуть ниже:

— Что там за убийство?

Оглянувшись на женщин, Лавентин склонился к уху, а его рука заскользила по моему браслету, скрытому тканью рубашки:

— Длоры владеют родовой магией. У каждой семьи свой источник. Главы, как ты и я, имеют к нему прямой доступ. Объём магической подпитки остальных членов рода определяют главы. Я оставил то же распределение, что было при моём отце, а пока ты не вмешаешься, женская часть будет распределяться по установкам мамы. Чем обширнее род, тем сильнее борьба за магию, часто в семьях начинаются сражения за право получить больше подпитки. Но недавно случилось невероятное… — Лавентин шумно вздохнул. — Только я подписал магический контракт и не могу об этом рассказать.

— Лучше бы не начинал.

— Тоже любопытная?

— Да. — Я смотрела на рубиновые брызги фонтана. — То убийство, о котором вы с Раввером говорили, как-то связано с исчезновением твоей мамы?

— Вероятно.

— И об этом тоже нельзя говорить?

— Нельзя, — мотнул головой Лавентин.

— Плохо…

— Да.

***

Думал, меня выгонят из женской гостиной, но, похоже, после нашего фееричного появления нарушение протокола визитов восприняли как нечто само собой разумеющееся. Удобно.

Взгляд скользил по изгибам гротов вслед за сверкающей водой, подобно ей разум струился по лабиринтам мыслей. И всё чаще оказывался перед фактом, что жена стояла слишком близко, и через нашу лёгкую одежду я чувствовал жар её тела.

Интересно.

С Сабельдой так не было, у её одежды теплопроводимость ниже. Да и встать так близко не получалось из-за подола. Наверное, люди в их мире намного ближе друг к другу и не так одиноки, ведь они могут ощутить тепло чужого тела.

Провёл ладонью по руке жены и отступил.

Надо обдумать убийство Какики. Наверняка целью был не он, а источник родовой магии. Министр считает, это нападение воюющей с нами из-за Черундии Галлардии. Но если бы я был галлардцем и проектировал операцию, я бы в первую очередь ликвидировал не Какики, а самый вовлечённый в войну род, ведь с каждым новым ударом повышается вероятность, что противник примет эффективные контрмеры.

А жена у меня тёплая и от её волос приятно пахнет блинным пирогом.

Я придавил пальцы ко лбу: надо думать о крови Какики и о кристаллах родовой магии.

***

Лавентин думал. При этом иногда сопел, как ёжик. Кажется, ему нужен предмет для сосредоточения, и просто стоя у окна он такого не находил.

Хотелось задать много вопросов. Например, на этот год он отправит меня в путешествие или оставит дома? Ведь если браслеты будут нас притягивать, разумнее всего разъехаться подальше друг от друга.

А возвращение в мой мир вместе с Лавентином… Придётся его с собой везде брать, а то такого дома одного оставишь и потом дома не досчитаешься.

И Павел…

Сердце привычно кольнуло, но мысли о нём я погнала: разведусь и квартиру буду делить до последнего. Из принципа.

Работа… нравилась, и коллектив хороший. И соцпакет… Ладно, с рубинами от Лавентина мне не соцпакет нужен, а охрана…

Ко многому я была готова, но настроиться на то, что о мелочах вроде работы думать не надо, оказалось почти нереально. Почти так же сложно, как осознать, что нахожусь в другом мире.

И что в этом мире у меня есть фиктивный муж, немыслимый социальный статус, живой дом и ребёнок на руках, с которым тоже надо что-то делать. А о детях я знаю лишь в теории, потому что мне племяшку выдают только в кино сводить или с ней посидеть мультики или фильмы посмотреть.

И вообще… я только сейчас подумала, что когда детей из семьи забирают, им обычно медосмотр делают. Вере тоже, наверное, надо.

Фонтаны стали ритмично вздымать струи, чертить ими узоры. Я поняла, что смотрю на погружающиеся во тьму гроты и почти не слышу музыку, которую продолжали наигрывать женщины. Оглянулась: дамы плотным кружком сидели вокруг подобия клавесина и самозабвенно слушали игру императрицы.

Дверь в зал отворилась, и слуга возвестил:

— Император требует длора Бабонтийского с супругой.

У меня засосало под ложечкой.

Через две минуты мы оказались возле золочёных дверей. Короткий стук, бесшумное движение открывающейся створки — и слуга жестом предложил пройти в отделанный синим кабинет.

— Без церемоний, можешь смотреть, — Император сидел за массивным столом, в сравнении с которым казался ещё более сморщенным и усохшим.

На кресле сбоку с напряжённо прямой спиной застыл Раввер. Но на столике с другой стороны стояла бутылка и четыре бокала, что намекало на дружескую обстановку. Если бы не грозный взгляд императора, направленный на Лавентина. Тот встал так близко ко мне, что наши руки соприкасались.

— Надолго она здесь? — спросил император.

Прошагав к столику, Лавентин налил бокал и подал Равверу алую жидкость:

— Выпей.

Взяв бокал, Раввер медлил. Лавентин понурился:

— На год.

Раввер вскочил, его грудь часто вздымалась, вино плеснулось на роскошный ковёр:

— Ты… Ты хоть понимаешь, что… Этого ни один человек не выдержит!

Я открыла рот спросить, но Лавентин развёл руками:

— Ничего не могу поделать. Нет, я попытаюсь, даже к родовому духу воззвал, но, похоже, придётся принять это как факт.

И что Раввер так волнуется? Дом Лавентина я больше разрушать не собираюсь и ко дворцу больше на пушечный выстрел не подойду.

Император вытащил из письменного набора золотую ручку и покрутил её в пальцах.

— В принципе, меня это устраивает. — Он уставился на Лавентина. — Я ведь тебя предупреждал: ещё одна выходка — и запрещу посещать официальные приёмы.

— Простите.

— И знаешь, мне кажется, ты специально каждый визит что-нибудь устраиваешь, чтобы получить этот запрет.

Так вот в чём дело! Лавентин молча смотрел в пол. Император приподнялся:

— Так, это ведь так?!

— Я бы мог полезными делами заниматься вместо того, чтобы попусту тратить время на разговоры с…

— Я понимаю, ты скучал при дворе, когда тебе было десять. И в пятнадцать это простительно. Но тебе двадцать три! Раввер в твои годы уже отслужил в Черундии и стал министром, а ты всё думаешь, как бы приём сорвать. Сколько тебе ещё нужно лет, чтобы повзрослеть?

О боже, как мне знакомы эти разговоры. Лавентин грустно отозвался:

— Лет десять-пятнадцать.

Бедный. Я ему от всей души сочувствовала: в этом дворце даже мышь от скуки повесится, не то что такой интересный парень.