Антон Кучевский - Королева гоблинов

Качка невероятная. Палуба кренится то вправо, то влево, волны идут не строго с одного направления, а с определенного сектора. Моя работа сейчас — угадывать направление волны и с помощью руля ставить корпус таким образом, чтобы свести бортовую качку к минимуму, как самую опасную для любого парусного корабля. Причем опасен не столько крен, сколько разворот лагом [28] Лагом — то же, что и бортом. Лаг — доска треугольной формы, на которой намотана веревка с узлами. Предназначена для измерения скорости корабля, крепится на борту, отсюда и выражение «лагом к волне». к волне, потому что за ним следует немедленное опрокидывание.

А килевая… что сказать, если «Храпящий» то встает на дыбы, то направляет нос куда-то в глубины океана!

Шторм разыгрался нешуточный, не думаю, что какая-нибудь рыбацкая посудина смогла бы выдержать подобное. Небо угольно-черное, если не знать, что все еще день, можно подумать, что буря застигла нас уже при наступлении сумерек. Только редкие вспышки молний освещают одинокий корабль, да масляная лампа в защитной металлической сетке болтается на мачте. Света от нее совсем немного. Мне хватает молний, чтобы читать показания компаса.

О, боги.

Теперь они в кости режутся. Как — не опишу, это надо видеть. К деревянной чашке примотали тонким шнурком несколько мелких гвоздей и вбивают ее в палубу, с силой отрывают, смотрят на белые кубики с черными точками, демонически хохочут, радуясь выигрышу. С безумных лиц стекает дождь и соленые брызги. Линд не силен в азартных играх, снова поднялся на нос корабля.

Есть, наверное, в такой бесшабашной удали особый, пиратский шик. Тому, кто строил жизнь по мотиву «В грязное не лезть, незнакомого не есть», не понять высоких мотивов надежды на авось и бросания времени на ветер.

Стихия бушевала еще около трех часов, затем штормовая гряда сместилась к югу и медленно начала отпускать нас из водяного плена. Из-за туч вынырнуло солнце и осветило голые мачты со свободно свисающими фалами, дождь все еще шел, но в солнечных лучах все выглядело совершенно по-другому: ярко, радостно, словно корабль до сих пор не верил, что справится. Куда ж ты денешься, дорогой.

Одновременно с утиханием качки самые смелые начали покидать свои каюты. Доподлинно известно, что в таких условиях может спать только наш судовой врач. Его хоть в печь сунь, так он заслонку задвинет и попросит не мешать. Остальные головорезы просто присмирели и ждали, пока я разделаюсь с погодными условиями.

Я загнала рулевого обратно на его место, а сама растянулась на лестнице юта, разложив плащ-штормовку тут же, на ящиках. Как в плащ ни кутайся, все равно вода будет и за шиворотом, и в ушах. А еще сапоги, снять да вылить, как будто бочка воды в каждом. Солнце терпеливо сушило тонкую ткань рубашки, я разомлела, прикрыв глаза.

— Капитан?

Приоткрыв один глаз, я увидела Ксама. Боцман терпеливо ждал приказов, как будто и без меня не поднимут злосчастные гафели, стакселя и марсель.

— Поднять паруса. Курс прежний, — буркнула я и закрыла глаз.

Рыжий заорал:

— На фа-а-алах! — Пауза. — Поднять паруса!

Солнце вошло в полную силу. Месяц Цветов — первый месяц лета, небесный огонь уже жарит без всяких шуток. Я сама не заметила, как уснула.

От невыразимого ощущения неправильности происходящего и проснулась, нечего засыпать на лестнице. Мало того, ощутимо болела челюсть и скула с левой стороны. Посмотрелась в бочку с водой — так и есть, две обширных красных полосы, оставленных твердым деревом ступенек. Миленько.

Потрясла головой, окончательно сгоняя сон, окинула взглядом палубу. Все при делах — матросы у фалов, один отбрасывает за борт тонкую веревку с узелками, скорость, значит, меряет. Ксам внезапно со шваброй. Увидел меня, насупился, но продолжил тереть палубу.

— Никак, решил в начальники управы податься, боцман? — шутливо спросила я. — Или Чеда устал гонять?

— Пусть отсыпается, — проворчал Рыжий. — Первый шторм, и так всю каюту заблевал. Убрался да и спит.

Боцман, к его великому неудовольствию, разделил каюту с салагой-газетчиком. Что поделать, только у него свободное место было. Раньше жил королем, один в двухместной каюте, а теперь Чед на его голову свалился по моей милости. В медицинскую каюту его не всунешь, чай, не больной. В моей тоже особо места нет — там одна двухметровая я, куча вещей, книг и компонентов различных заклинаний. Вот и пришлось подвинуть Ксамрия. Вроде бы он не из тех, кто склонен к роскоши… но видеть его со шваброй непривычно, то ли выбит из колеи, то ли пробудилась совесть. Пора бы уже, в двадцать лет-то.

Хотя, Ксам и совесть? Нет. Шторм, разве что, взял и мозги перекрутил. Ничего, скоро встанут на место.

Я прошлась вдоль борта, разминая затекшие ноги. Сейтарр в чем-то прав: ощущать голыми пятками вылизанное просоленными дуновениями и водой дерево очень приятно. Подошла к Турлею:

— Сколько?

— Двадцать узлов, набираем. Все равно скоро поворачивать, — кивнул он в сторону носа. В милах ста пятидесяти, если на глаз прикинуть, возвышалась небольшая башенка коментырского маяка. Значит, часов через шесть-семь обогнем полуостров и двинемся на север, огибая восточный Арн-Зул по широкой дуге. Идти будем осторожно, так как у Джада все лоции столетней давности, последние карты этих мест составлялись приблизительно тогда же. Императорское географическое общество, если и почешется, так только когда у них перед носом новый остров появится. Размерами не меньше, чем гора Рид.

— Идем левый галфвинд! — доложил Деррек с мачты. Распутывает фалы марселя, жестокий ветер обмотал рею мертвыми узлами.

А вот левый галфвинд — нехорошо. Получается, нам сейчас поворачивать налево, и ветер будет дуть прямо в лоб. Еще одно достижение рунных двигателей. Раньше в такой ситуации можно было продвигаться вперед только на весельной тяге, и то — выигрывали от такого лишь корабли с низкой посадкой или отдельной гребной палубой. Подобные ухищрения не всегда во вред, но весла не слишком хорошо работают на грузовых или тяжелых военных кораблях.

То ли дело мое судно. Рычаг вперед, и поплыли. Для тех, кто не разбирается в механике, повторюсь, подобные хитрости напоминают магию.

Я в первой сильна. Приблизительно так же, как в бальных танцах.

В общем, некоторое время идем с хорошей скоростью, дальше придется ползти на пятнадцати узлах, если ветер не слишком сильный. Знаю, что для многих торговых кораблей пятнадцать узлов означает угрожающее потрескивание корпуса на ходу, однако у нашей шхуны и корпус не такой широкий, и сопротивление ветру почти отсутствует. Преимущества косых парусов для подобного корабля видны невооруженным глазом, ведь их можно даже не убирать. Перетянуть широкую грань, по-нашему, серповину, и спокойно ждать благоприятного ветра. Только прямой марсельный парус придется стянуть.