Антон Кучевский - Королева гоблинов

И не заметит никто. Даже коридоры крепости освещаются только тусклыми масляными лампами, еще у стражников такие факелы на длинной рукояти. Видимо, чтобы отгонять ими летучих мышей с пауками.

Может, попробовать Шамашу призвать? Не додумалась повредить печать на мачте — может, он выскользнул бы и навел шороху.

— Шамаша, — тихо произнесла я. Затем выкрикнула, подождав несколько минут. Не слышит. Совершенно бесполезный дух.

Рассвет все приближается, а спасения нет. Да, я почти разгадала намерения Ордена, но, во-первых, никто не поручится, что правильно, а во-вторых, даже если и верно, вряд ли я успею узнать об этом. Говорят, что голова после ее отделения от тела долго не живет.

— А рыбу со сломанной спино-о-ой течением несе-е-ет! — донесся нестройный хор из-за двери. Дверь сплошная, глухая, обитая железом, звуки проникают только в щель у пола. Еще и поют, черти морские. Мне вот что-то не поется.

Хотя песня хорошая, правильная. Жизнеутверждающая, хоть и простенькая. Помогает поддержать боевой дух… к изумлению Чеда, я тоже неровным голосом затянула знакомые строки, потом он и сам начал подпевать, мыча одну мелодию, без слов.

— И даже рыба со сломанной спино-о-ой куда-то приплывет! — орали неугомонные пираты.

Я говорила, что петь у нас умеют едва ли три человека из двадцати?

Стражники заколотили в двери камер, злобно заорали, призывая к порядку и угрожая прямо сейчас всех на кол посадить. Граф в запале крикнул:

— А ты веревки сними, мы тебя сами на кол посадим!

— Ты сейчас что имел в виду, мастер лекарь? — почтительно спросил Мархес, видимо, сидевший с ним в одной камере.

Опять ржут. Ну, точно, сейчас ворвутся эти, из ордена, и давай их охаживать. По коридору уже звенят ключи.

Моих ладоней коснулось что-то, напоминающее крысиный хвост. Я попыталась схватить назойливое животное, но вместо этого обнаружила под пальцами лоскут ткани, в который было что-то завернуто.

— Чед, — свистящим шепотом сказала я. — Не вздумай петь и вообще сейчас посиди тихо некоторое время.

Потому что в ладони, выскользнув из маленького обрывка ткани, оказался ключ!

Не время думать и рассуждать. Я изогнулась, как будто так можно выгнуть руку еще сильнее, и начала нащупывать ключом замочную скважину в кандалах. Несколько раз он падал, но я встала на колени и ловила ключ едва ли не пятками. Только в нем сейчас мое спасение отсюда.

— Я не опоздал, капитан? — послышался знакомый насмешливый голос возле уха.

Ксам!

— Нет, — негромко ответила я, едва снова не выронив ключ. Пение и шум в коридоре продолжались. — Ты как выжил, обманщик? У меня сердце за тебя болело.

— А говорили, что у вас сердца нет… — протянул миниатюрный боцман, устроившийся на моем плече. — Я перебрался в карман к Фастольфу еще во время вашего разговора, а дальше просто ловчил и скрывался в тенях. Удобно. Но жду не дождусь, когда меня вернут в привычный размер — видеть все эти гигантские задницы и подошвы сапог, что норовят тебя раздавить, порядком достало.

— Спасибо тебе. Обойдусь без счастливых поцелуев, если позволишь.

— По крайней мере, пока меня не расколдуете, капитан. А то так и сожрать недолго. У вас, кстати, весь подбородок в крови, неужели уже загрызли кого-то?

— Попыталась, — фыркнула я, освободившись от кандалов и плавно продернув цепь через кольцо ошейника. — Не получилось, но орал он долго.

Я поднесла ключ к миниатюрному замку ошейника, ощупала его пальцами и с досадой обнаружила, что замочная щель в несколько раз меньше.

— Черт, — сказала я шепотом, потирая руки. — Не мог связку ключей притащить?

— Он и так очень тяжелый, — возразил боцман, болтая ногами. Расселся на моем плече, как вельможа в кресле на пиру. — Кроме того, я же не видел, что на вас еще и ошейник натянули. Вызнал, какой ключ от кандалов, и принес сюда.

— Я не смогу тебя расколдовать, если не снимем ошейник.

— Значит, буду маленьким, — не расстроился Ксам. Тут же ухмыльнулся и кивнул на мою разорванную рубашку: — Отсюда, между прочим, был бы неплохой пейзаж, если не темнота.

Я пригрозила:

— Выкину в окно.

— Но ведь я только что искупил свою вину за дурную шутку…

— Как видишь, даже наказания в итоге оборачиваются очень неплохо. Глядишь, выкину, а там груда золота под окном.

— Ну да, упаду и переломаю себе все, что только можно.

Подползла к Чеду, приложила палец к губам. Осторожно открыла его наручники, Перо поднялся на ноги и застыл с немым вопросом в глазах. Приблизившись к его уху, я шепотом изложила дальнейший план. Возня у других камер затихла, и Чед только молча кивнул. Затем начал истошно кричать:

— Помогите! Они хотят ее забрать! Да сделайте же что-нибудь!

Вдоль коридора дробно рассыпались шаги, и другой ключ повернулся в двери. Я молча застыла с решимостью наброситься на первого вошедшего, отобрать у него нож или меч и перерезать глотку, но в темном, хоть глаз выколи, проеме я увидела знакомое небритое лицо, злорадно ухмыляющееся. Остолбенела.

— Сейтарр?!

— Ы! — громко ответил он. За его спинами виднелись лица товарищей по команде. Я выглянула за дверь — снаружи валялись тела охранников в темных лужах. С деланным огорчением произнесла:

— Возникает впечатление, что одна я не знаю, как избавляться от цепей. А все остальные сбежали из бродячего цирка, мать вашу.

Джад, у которого расплылось обширное красное пятно у губ и щек, и часть его бороды, кажется, тоже сорвали вместе с клеем, ответил за всех:

— Если б не Сейтарр, куковать бы нам в застенках. Только он говорить не может. Помнишь, я рассказывал, что во время нападения на корабль у Орогленна он иголкой подавился?

— Ну? — спросила я, выходя из камеры и едва не поскользнувшись на крови. Удержалась за старпома, которого тоже шатает от голода, затем наклонилась и сдернула с пояса одного из Искателей хороший стальной меч.

— Так он ее, оказывается, постоянно за щекой таскает. Не знаю, что за придурь такая, но она нам здорово помогла. Только Сейт, когда на палубу брякнулся, себе язык проткнул ею. Теперь говорить не может.

— Ыгы! — донеслось сзади.

— Но ты ведь тоже без цепей, Тави.

Я откинула волосы с одной стороны, молча показала на ошейник, который, как назло, закрывался другим ключом. Затем развернулась и указала когтем на плечо. Боцман помахал рукой.

— У меня и тут не по-людски. Все животных заводят, а у меня вон Ксам ручной. Карманный, можно сказать.

— О, так он жив! — обрадовался Джад. — Похлопал бы его по плечу, да боюсь раздавить.

— Ксам просит передать, чтобы ты себя по кое-чему другому похлопал… — фыркнула я. Слабый голосок Рыжего не различить даже с метра, хорошо, что он возле уха сидит.

— Давай ошейник с тебя снимем.