Игра отражений (СИ)

— Что надеть… — Кристина сразу же озадачилась извечной женской проблемой.

Часть платьев она уже надевала. Хотелось и здесь блистать, затмевая местных красавиц. Доминико мог обеспечить ей самые лучшие драгоценности, самые красивые платья, самого обаятельного кавалера — себя.

— Мне срочно нужен портной, — заявила Кристина мужу. — Как я выгляжу? Я не бледная? У меня нет теней под глазами? Мне пойдет что-нибудь лимонного цвета или я буду похожа на бешеный фрукт?

Нико только улыбался, вызывая маэстро Санчеса, подбирая для любимой жены самые красивые украшения и рисуя эскизы новых, чтобы сделать ей очередной подарок. Эти подарки не приедались, ведь Кристина знала, что каждый из них неповторим.

— Я так люблю тебя, — Кристина целовала мужа и снова убегала перемерять украшения, любуясь игрой камней.

Приехала Бекки, с порога кинулась на шею Кристине. И обе дамы пропали для всего мира, укрывшись в спальне и самозабвенно обсуждая что-то, вспоминая общих знакомых, обмениваясь сплетнями. Нико оказался прав: Бекки тоже была беременна, правда, узнала об этом совсем недавно.

— Это так странно… Во мне растет новая жизнь.

Кристина кивнула:

— Но ты не представляешь, как это странно для меня.

— Представляю, миледи, — кивнула девушка, — но вы привыкнете, а потом будете привыкать к другому: к тому, что держите ребенка на руках.

— Надеюсь, что я смогу привыкнуть и к этому.

Бекки разумно увела разговор на иные, более безопасные темы. Волновать Кристину она считала лишним. А касательно привыкания… Она и в самом деле привыкнет, это только сперва кажется таким странным, пока не возьмешь ребенка на руки. Сплетни двора Кристина рассказывала охотно, не забыв упомянуть и юного Роберта. Бекки только ахала и прикладывала ладошки к щекам.

В подготовке к приему прошла еще неделя, за которую Кристина обзавелась еще тремя новыми платьями, украшениями, как всегда, подчеркивавшими ее красоту, такую непривычную для Сагранзы.

— И загар так и не лег, — Кристина вертелась перед зеркалом, полностью обнаженная.

— Ты просто не помнишь, какой была в самом начале, — Доминико целовал золотистые веснушки на самых любимых плечах, с трудом сдерживаясь, чтобы не схватить это прекрасное тело в объятия.

— Неужели бледней, чем сейчас? — Кристина привстала на цыпочки, поворачиваясь. — Хм, фигура пока не изменилась.

— Сейчас ты похожа на золотистый персик, — Нико крепче сжал пальцы на ее плечах, притягивая к себе, поцеловал в радостно раскрывшиеся навстречу губы. — И на вкус ты сейчас — как персик, ты знаешь?

— М-м-м, впервые слышу, но мне нравится… Повтори.

— Как нежнейший, спелый, медово-сладкий персик, — в голосе Доминико проснулось урчание голодного хищника.

— И мой лев, конечно же, жаждет этот персик попробовать?

— Еще бы, — согласно мурлыкнул Нико, наклоняясь ниже и прихватывая губами тонкую кожу на ее шее, осторожно, чтобы не оставить следов.

— Хорошо, я согласна, — Кристина позволила унести себя на кровать.

И он попробовал, и еще попробовал, вгоняя ее в какую-то истому, которая была несколько отлична от обычного наслаждения. Сегодня он впервые со дня свадьбы ласкал ее так, прежде у них не доходило до этих ласк. Обессиленная, Кристина разлеглась на постели, чувствуя себя выжатой губкой. И выжал ее Нико, ее счастье, ее чуткий, отзывчивый любимый, самый лучший любовник в ее жизни, даже если опустить то, что у Кристины он был единственным, здесь она имела ввиду опыт обеих ипостасей.

— Мне так сонно и тепло, — промурлыкала она.

— Отнести тебя в ванную? — предложил он, сцеловывая с ее кожи испарину и облизываясь при этом, как налакавшийся сливок кот.

— Да, было б неплохо, — это прозвучало уже немного сонно.

Кристина знала, что, даже если уснет в теплой воде, он сам выкупает ее и отнесет в постель. Могла ли она подумать всего лишь год назад о том, что станет настолько доверять чужим, да еще и мужским рукам? Вода приятно пахла, наверняка с какими-то травами. Глаза уже не открывались ни в какую.

— Разбуди меня-а-а, — она зевнула. — На завтрак.

— Обязательно, любовь моя, — он ласково поцеловал ее в уголок губ, опуская в воду именно такой температуры, как ей нравилась. И сон окончательно завладел Кристиной.

Однако проснулась она сама, потянулась, чувствуя, что отоспалась вволю. И обеспокоилась:

— Я проспала?

Судя по тому, что рядом тихо сопел Доминико, привычно уткнувшись в ее грудь лицом. За окном было еще серо, рассвет только-только занимался. Кристина откинулась на подушки — все в порядке, можно еще немного позволить себе понежиться. После завтрака они отправятся в Сагранзу, где пробудут как минимум три дня. Доминико обещал показать самые красивые уголки столицы, хотя она решительно не понимала, как можно считать одни улочки, соборы, палаццо, площади или фонтаны красивее других.

А еще нужно было придумать себе какое-то занятие здесь. В Савентуме Кристиан играл, Кристина язвила на балах. Что она еще может и умеет делать? Вышивание. Ведение счетов. Может быть, податься в благотворительность? Это было бы неплохо, потому как на вышивку ее терпения и усидчивости не хватит. Да и вышивает она не так, чтобы очень, вернее, вообще никак, Бог свидетель. Может быть, рисование? Но и здесь ей не тягаться с Доминико, он не только эскизы драгоценностей рисовать умеет, донна Изабелла тайком похвасталась ей акварелями, которые Нико рисовал в детстве… Получалось, что единственное, в чем Крис была прекрасна — карточные игры. Но Нико предупреждал, что оные в Сагранзе не в чести, так что даже не получится поиграть, если даже отбросить то, что женщине играть зазорно. Оставалась только благотворительность, вступить в Орден Святой Маддалены, как делают почти все аристократки. Кристина терпеть не могла постные лица, духовность и прочее. Но делать нечего во всех смыслах — придется. Хотя и мелькала у нее мысль махнуть на все рукой и просто наслаждаться жизнью, благо, даже на вилле Коста-дель-флор была неплохая библиотека, гулять можно было хоть верхом, хоть пешком, хоть на лодке. Но вроде бы вести себя так не одобряется? Кристина со стоном сползла ниже — почему так сложно быть женщиной?

Тут же проснулся Доминико, вскинулся, встревожено спрашивая заплетающимся спросонья языком, что случилось.

— Ничего, милый, сложности бытия дамой осмысливаю.

— А-а-а, — протянул тот, снова падая лицом в подушки. Но через пять минут все же заворочался и сел, пытаясь пригладить растрепавшиеся и перепутанные черные кудри пятерней. — А это так сложно, mi caro?

— Ты не представляешь, Нико. Например, понятия не имею, чем я должна заниматься. Вышиваю я плохо. Музицирую — сам слышал. Вести светские разговоры и устраивать приемы? Но старая островная школа капания ядом здесь явно неуместна.