Игра отражений (СИ)

— Здесь, как мне теперь кажется, удивительно тепло. Никакого сравнения с Савентумом! Но ты ведь меня все равно согреешь по приезду, любовь моя?

— Конечно, Нико, — Кристина послала ему теплый взгляд.

Он склонился еще ниже, словно в упражнении вольтижировки, поймал ее руку и коснулся кончиков пальцев поцелуем, после чего вернулся в нормальную позу, задорно улыбаясь. Мальчишка!

— Надеюсь, когда-нибудь он повзрослеет. Но не слишком быстро.

— Повзрослеет? — рассмеялась донна Изабелла. — О, возможно, но, дорогая, поверь мне, это будет еще очень нескоро.

Кристина кивнула:

— Мне это нравится. Он будет отличным отцом.

Герцогиня вздохнула, думая, что становиться отцом в возрасте Доминико все же рановато, но судьба не выбирает времени. Кристина же продолжила:

— Надеюсь только, что и я буду хорошим родителем.

— Ты будешь замечательным родителем, Крис. Уж поверь, у тебя все получится. Сначала может быть трудно, но есть слуги, да и я помогу, советом, примером.

— Я постараюсь быть хорошим отцом детям…

— Сначала тебе придется стать мамой, — улыбнулась донна Изабелла. — Хотя бы на то время, что будешь кормить малыша грудью. Или ты не хочешь портить фигуру?

— Не думаю, что кормление ребенка ее слишком сильно испортит, — Кристина задумалась.

— Я кормила всех троих сама, — кивнула герцогиня. — Если не пренебрегать некоторыми правилами, грудь останется упругой и не отвиснет.

— Вот и отлично, — Кристина раскрыла веер, обмахнувшись. — Не могу представить, что я буду рожать.

— Не надо это представлять, еще испугаешься. Но по возвращении из Сагранзы я покажу тебе несколько упражнений, которые нужно делать ежедневно. Это поможет приготовить тело к родам.

— Хорошо. А это очень… страшно?

Донна Изабелла укоризненно посмотрела на нее, но все же сказала:

— Нет, это не страшно. Это больно. Но, должна признать, о том, как именно было больно, забываешь едва ли не тотчас, когда тебе прикладывают к груди дитя.

— Надеюсь, моей решимости хватит…

— Я надеюсь, у Доминико достанет силы воли… — почти одновременно с ней сказала донна Изабелла.

— Силы воли на что?

— На то, чтобы полностью забрать себе твою боль, дорогая. Я не рассказывала разве? Когда я рожала его сестер, с Долорес мне пришлось изрядно помучиться, а вот Беатриче я родила совсем без боли, Нико пробрался в комнату и ухватил меня за руку, акушерка не смогла его оторвать. Но после он пролежал пластом почти сутки, отходя от пережитого. Правда, тогда ему было совсем мало лет…

— Думаю, что рожу сама. Я имею в виду, что вряд ли мне хватит сил на повторение.

— Дорогая, никто не заставит тебя немедленно беременеть снова. Но детей вам нужно как минимум трое.

— Посмотрим, — дипломатично ответила Кристина. Да ей и этого ребенка было страшно вынашивать, что уж говорить о троих! Но в памяти всплывали разговоры с Нико по этому поводу, прочитанные ими юридические источники. Нельзя было дать пресечься ни одному роду, Даркмайры, Сент-Клер и Саматти должны быть обеспечены наследниками. В идеале, конечно, можно было бы не выдавать сестер Нико замуж, а принять их супруга или супругов в род Саматти. Но то в идеале, а что будет на самом деле? Девочки еще слишком малы, хотя герцог, несомненно, уже рассматривает брачные предложения и ищет удачную партию. Но Кристина все равно чувствовала себя странно — ипостась была словно неудобное платье, которое пора снимать, а шнуровку затянуло намертво. И если платье можно скинуть, попросту разрезав шнуровку, то ипостась сменить, не убив ребенка, она бы не смогла. И еще не факт, что это не аукнулось бы ей чем-нибудь ужасным. Придется терпеть, стиснув зубы.

Она много слышала о материнском инстинкте, о том, что женщина не может не любить свое дитя. Но до сих пор еще так мало видела тех, кого, в самом деле, можно было назвать матерями, любящих своих детей. И в ней самой пока еще совсем не проснулся этот пресловутый инстинкт. Как он вообще должен ощущаться? Она понятия не имела. Одна надежда, что в ее неправильном, двойственном естестве этот инстинкт все же заложен. Может, хотя бы отцовский? Или вообще любой родительский. Или Двуликим такое не полагается, чтобы не стремились заводить детей? Нет, чушь, иначе их бы не осталось уже давно. Как-никак, прошло больше пятнадцати поколений с момента, когда впервые появились Двуликие.

Кристина погрузилась в мысли настолько, что и не заметила, что они приехали. А дальше был обед, после которого Нико и пригласил ее на прогулку по вечерней Сагранзе.

— Я надела самые крепкие ботинки. Готова гулять и наслаждаться, — заявила Кристина.

И они отправились, пешком, неспешным прогулочным шагом. Через пару часов Кристина вполне склонна была согласиться, что, если бы Нико не тянул ее за собой время от времени, она так и замерла бы возле какого-нибудь палаццо или собора, или базилики, слушая его голос, рассказывающий историю этого места. В памяти Нико хранилось столько интересного, оказывается.

— Как ты вообще запоминаешь все это, милый?

— Мне это интересно. Архитектура и история сплетены теснее, чем кажется людям. Взять вот этот собор, — и Доминико принялся рассказывать историю древнего сооружения, в которой мешались старинные легенды, исторические документы и казусы, забавные и страшные события, вплоть до нынешнего времени. — Теперь в Basílica de la Purísima Lirios никто не венчается, это считается дурным знаком и вообще худшим началом семейной жизни. Но в остальном службы проводятся, как обычно. Здесь один из лучших хоров, где поют дети.

— А какой собор считается лучшим для начала семейной жизни? — заинтересовалась Кристина.

— А мы в нем и венчались, — улыбнулся Нико. — Sagrada Familia, или Собор Святого Семейства.

— Значит, наша жизнь будет удачной и счастливой?

— Я приложу к этому все усилия, — горячо пообещал маркиз.

— Я тоже, Нико. Не замерз? Становится прохладно.

— Ты рядом, и мне тепло. Но у тебя уже, верно, устали ножки, Кристо. Поймать экипаж, или отнести тебя на руках?

— Лучше на руках, сколько сил хватит. Пока еще можешь меня поднять.

— Кристо, я готов носить тебя на руках всю нашу жизнь, — почти без улыбки сказал ей Доминико. И на мгновение ощутил озноб, будто его слова какая-то высшая сила слышала и зафиксировала на скрижалях судьбы. Но ощущение быстро пропало, смытое любимым ароматом, теплом тела, прижавшегося к его груди, рук, обнявших за шею.

— И еще нужно напомнить про корону… И осмотреть корону Георга. Будет весело, если мы снимем проклятие.

— Интересно, как мы это поймем? — задумался Нико.

— Ну… королевы забеременеют?

— У-у-у, это совсем не зрелищно! — протянул Нико, дурачась. — Вот если бы гром и молнии! Или трубный глас… Ну, или хоть луч света и лепестки роз с небес…