Игра отражений (СИ)

Доминико, наконец, погасил свечу и лег, прогнулась перина, едва не заставив Кристиана подкатиться под бок жениху. Тот отполз подальше, прикрыл глаза. Столько новых впечатлений. Сон не шел, несмотря на усталость.

Рядом тихо-тихо лежал, неслышно дыша, Нико, стараясь не шевелиться. Давил в себе желание протянуть руку и коснуться чуть тронутой загаром кожи, даже глаза прикрыл и отвернулся. Но что-то внутри, словно вселившийся в него дух малефис, толкало и зудело, разжигая в жилах настоящий пожар.

«Ты обещал, вспомни, ты клялся, что не тронешь его до свадьбы», — внушал он себе.

Наконец, мысль о том, что недостойно вести себя взрослому человеку как сопливому тринадцатилетнему подростку, возымела свое действие. Было бы странно, не умей он себя удерживать в узде. Дыхание стало размеренным, спокойным, ему даже удалось задремать. А вот Кристиан такой выдержкой похвастать не мог, он все так же лежал без сна, только теперь пялился в беленый потолок. Наконец, махнув рукой на возможные последствия, он перевернулся набок и уставился на Нико.

«Вот же… спит он! Царь зверей! Раздразнил — и дрыхнет! У-у-у! Тут у него жених страдает…»

Кристиан рывком развернулся на живот и принялся жевать угол простыни. Ну что за наваждение, а? За всеми телодвижениями он упустил то, что кровать широка, но не бесконечна. И когда на плечи легла горячая рука, рывком сгребла и прижала к чужому телу, даже пискнуть не успел. Сонное дыхание Доминико щекотало затылок.

— Что ты мечешься, mi caro?

— Это я так засыпаю беспокойно, — Кристиан поерзал.

Доминико подсунул под него вторую руку, обнял. И, кажется, не проснулся, потому что дышал спокойно и тихо, ничто никуда не упиралось, хотя и чувствовалось весьма явственно. Кристиан постарался сосредоточиться на том, что он лежит в объятиях любимого львенка. И физическое влечение можно сдержать, наслаждаться тем, что есть. Сент-Клер пригрелся и задремал.

====== Глава шестнадцатая ======

А вот утром… О, это утро! О, эта проклятая мужская физиология, чтоб ей провалиться! Так думали оба в это чудесное утро, проснувшись практически одновременно и с одинаковыми «проблемами».

— Иногда я не люблю утро, — Кристиан старательно делал вид, что все в порядке, хотя взгляд так и тянуло скосить на соседа.

Доминико ничего не говорил, только полыхал ярким румянцем на скулах и рассматривал Кристиана, наплевав на совесть. В конце концов, можно ведь и полюбоваться на красоту.

— Ну, ты можешь не смотреть, Нико? — вышло жалобно.

— Не могу, — хрипло пробормотал Доминико. — Не проси того, что выше моих сил, mi amante.

— Я выгляжу ужасно…

— Что? Почему это? Ты выглядишь так, что шедевры наших художников должны рыдать от зависти!

— Ага, кровью из глаз, — Кристиан задвигал рукой, наплевав на то, как выглядит, это ж, если думать о своем виде в такой момент, рехнуться можно.

Нико присел рядом, не торопясь последовать его примеру, зато протянул руку и принялся выглаживать по груди и плечам, как норовистого коня. Жесткие кончики пальцев нечаянно прошлись по ключицам, а ладонь задела сосок. Глаза Сент-Клера сейчас напоминали два черных омута, еле подернутых ряской. Губу пришлось прикусить, гася стон.

— Ты прекрасен, словно демон-искуситель, — хриплый шепот был едва слышен за собственным дыханием Кристиана. Доминико, склонившись над ним, почти благоговейно коснулся губами плеча, потом — груди, нежно и ласково.

Кристиан задышал часто и хрипло, раскинувшись по своей половине кровати и созерцая туман перед глазами, что-то шепчущий голосом любимого.

Как ни странно, Доминико не пришлось даже прикасаться к себе, чтобы кончить, достаточно было увидеть, как это происходит с Кристианом, почувствовать дрожь его тела. Юноша лег, уткнувшись в плечо жениха, пережидая момент сладкой истомы. Кристиан слабо улыбался, ожидая, пока голос восстановится, наконец, смог пробормотать:

— Нико…

— М-м-м? — шевелиться Доминико не хотелось, он и не шевелился.

— Просто. Очень нравится твое имя.

Ответа не требовалось, но Нико все равно поцеловал его в плечо, оказавшееся прямо под губами.

— Нам придется вернуться на Острова, иначе в этом жарком климате весь холод моей рыбьей крови расплавится…

— Разве это плохо? — удивился сагранзец. — И вовсе у тебя не рыбья кровь. Я был уверен в этом с первого взгляда на тебя на том балу.

— Ну что ты, если б ты побыл там подольше, узнал бы обо мне много интереснейших вещей.

— Все, что нужно, ты расскажешь сам.

Кристиан усмехнулся:

— О. Я холодней всех северных рыб, как утверждают шепотом. Краду сердца… Интересно, где я их храню… Соблазняю… И как это меня еще Церковь не привлекла к суду за похищение душ и введение во искушение всех встречных?

— Половина неправда, — ответил ему такой же усмешкой Нико. — Но мое сердце ты точно украл, и я не знаю, куда ты его спрятал, но в твоей воле сделать с ним все, что угодно.

— Только хранить и беречь, — Кристиан взял его руку, поцеловал тыльную сторону ладони.

— А все, кто распускал о тебе слухи — слепые глупцы. Как можно не увидеть огня, что пылает в твоих глазах? Как можно не ощутить твоей страстной натуры, даже в шаге от тебя?

— Я хорошо умею прятаться, — Кристиан повернул голову.

— Но не от малефис. Не от меня, — Доминико теперь сам перехватил его руки, изящные, но все равно несомненно мужские, принялся рассматривать их, после чего перецеловал кончики пальцев, дразня короткими прикосновениями языка к подушечкам.

— Мне незачем прятаться от тебя, Нико. Ты ведь уже знаешь мою самую ужасную тайну: я ел в людном месте, рассыпая крошки наземь.

— Какая ужасная тайна, mi caro! А еще ты громко смеялся и неприкрыто показывал свои эмоции, это ли не кошмар? — расхохотался Доминико, не выпустив его рук. Вместо этого он притянул жениха к себе и заглянул ему в глаза: — И, знаешь, мне это не просто понравилось. Я готов сделать все, что угодно, чтобы видеть тебя таким чаще!

Кристиан поцеловал его в уголок губ:

— Это будет не так-то легко. Снять корсет — это одно, но избавиться от корсета из воспитания совсем непросто. Показывать свои эмоции нельзя.

— Но я делаю это. Ты сделал это. Пусть никто не знал в той толпе тебя, но знают меня, и здесь никто не ткнет пальцем, если я буду смеяться или встану на колени перед возлюбленным, чтобы спеть ему только что сочиненную серенаду.

Кристиан несказанно удивился:

— Серенаду?

— О, ты ведь еще не знаком с этой частью нашей культуры, — Нико предвкушающе усмехнулся. — Ничего, я исправлю это сразу же, как только представится случай.

Кристиан не вполне понимал, что это за странное выражение чувств, но, наверное, это будет мило. А Доминико озаботился тем, чтобы в самом деле исправить это упущение. Пусть он был не слишком силен в стихосложении, но его этому обучали с того же возраста, с которого учили читать и писать. Здесь, в Сагранзе, искусство исполнения серенад возводилось на одну ступень с владением шпагой и танцами. Как и искусство игры на музыкальных инструментах — настоящий идальго должен был освоить хотя бы гитару, не говоря уж о мандолине или клавикорде. Девушки благородных родов обучались игре на арфе или флейте, клавикорды были во всех домах знати, и на званых вечерах зачастую звучала музыка не приглашенных мариачос, а гостей. И нужно познакомить будущего супруга с этой стороной Сагранзы. На Островах такого не было, в подарок дамам посылали цветы и мелкие безделушки, желая выразить теплоту чувства.