Ольга Зима - Тёмное пламя

Волк вскакивает с криком.

Да, мой Дей. Прости за скорбную весть. Ты теперь Король Волчьего Дома.

— Бранн, проснись! Да проснись же! — трясет неблагого Дей.

— Просто Дей, всем надо спа-а-ать, — сонно отвечает Бранн, — неблагим, благим, даже непоседам волкам…

Взбивает, не размыкая глаз, мешок в изголовье.

— Особенно — уставшим непоседливым волкам, за которыми следить в десять раз утомительнее. Ши нужно спать иногда… хоть время от хр-хр време-уэн…

Укусить его, мой Дей?

— Ай! — подскакивает Бранн.

Видит муку на лице волка и даже не сердится: ни на него, ни на меня.

— Мне нужно спешить! Мне очень нужно спешить!

— Благой, подумай, — еще медленнее, чем обычно, отвечает неблагой на торопливость Дея. — Если ты сложишь голову в болоте, как это поможет тем, кто тебе дорог?

Отворачивается и бормочет:

— Спи, волк. Ночью мы в безопасности. Набирайся сил.

До самого рассвета больше не было никаких снов.

Пора в путь.

Бранн и Дей — оба хотят выбраться из болота. Но каждый таит в себе отличную причину. Мой Дей, разумеется, жаждет добраться до цвета папоротника и вернуться с ним как можно быстрее, это желание гонит вперед на пределе сил. А вот неблагой на то и неблагой, чтобы видеться неясным — но я ощущаю отчетливо, что болото он хочет миновать сколь возможно быстро. Впрочем, головы не теряет. И когда мы третий раз проходим мимо одной и той же коряги, останавливается первым. Мой Дей сердито оборачивается — ему кажется, что победить болото можно одним лишь напором. Неблагой Бранн думает иначе. Он хмурится, обходит приметную кривулину, принюхивается, но не трогает. Садится на корточки, спрашивает:

— Нам теперь только туда?

О, мой Дей! Коряга качается сверху вниз, кивая узловатой веткой, будто головой! Неблагое, отвратительное болото!

Бранн поднимается на ноги, хмурится ещё пуще:

— Трясина не готова отпустить нас, не зазвав к себе на огонек. Там будет опасно. Может и смертельно. Но если не пойдем, она закружит нас в бесконечном кольце. Выбор обыкновенный: сражаться или ждать.

Мой Дей глухо рычит от досады: он не может, не хочет задерживаться, но проклятая волшебная тварь не оставляет выбора. Ждать, разумеется, возможностью не считается.

— Я в тебе не сомневался.

Неблагой спокойно улыбается и выбирает новую тропинку, которая на вид, при всем Бранновом волшебстве Хранителя, не располагает к путешествию. Под ногами хлюпает еще пуще, совсем близко вспухают сернистые пузыри, деревья пропадают вовсе. Если бы наш провожатый не был Хранителем, тропка с удовольствием засосала бы всех со страшной скоростью — я чувствую голод, который живет внизу.

Уж на что душа Трясины мерзка на вид, но место, к которому мы приближаемся по своей воле, выглядит более отвратительно. Мой Дей, похоже, мечтает научиться летать — с такой брезгливостью ставит на землю сапоги. Хотя, какая тут земля? Вокруг, сколько хватает глаз, блестят черные мокрые бугорки, соединенные, похоже, под водой. Вода просачивается меж их боками, стоит только поставить ногу.

При очередном шаге Бранна один из бугорков неловко переворачивается другой стороной, и на нас с отвращением смотрят большие темные глаза, осмысленные, похожие на человеческие, и оттого жуткие. Секунду спустя тварь открывает рот и начинает монотонно вопить, как ржавая пила, её соседки приходят в движение, волна черных спин приподнимается и пробегает куда-то вперед. Мой Дей, усмирив брезгливость, каблуком переворачивает тварь носом в воду.

Бранн отнимает руки от ушей и признательно кивает.

Ковер из черных тел служит опасностью и опорой, для неблагих это, кажется, в порядке вещей: Бранн рубит щупальца, которые атакуют нас все настойчивее по мере приближения к центру этой отвратительной живой равнины.

— Это ее спина, — Бранн мечом указывает вниз. — Уже выросшие Дети Трясины, помогают ей думать и тянуться повсюду. Большие опасные твари.

Дей кивает. Ши идут дальше, хлюпая черной водой, мне не по себе здесь, мой Дей, я вижу, что даже Бранну не по себе, хотя он Хранитель этих болот, мне все это не нравится! Нет, я не могу перестать нагреваться, прости!

В центре равнины я вижу дом, который не дом. Он выглядит, будто покосившийся пень, густо оплетенный толстыми корнями и тугими лианами. О, старые боги, я надеюсь, никого дома нет!

Бранн останавливается, отпивает Чистой Воды, протягивает флягу моему Дею — да уж, вам следует подготовиться! Я бы не пустил вас! Не пустил! Да, мой Дей, не стоит фыркать столь насмешливо! Но вы оба слишком упорные в своих стремлениях!

Бранн зажигает палку голой рукой и медленно идет навстречу покосившемуся строению. Дей обнажает меч и разминает плечи, следуя за Хранителем. Отходить от него я бы не рискнул, мой Дей, и тебе не советую — здесь нет иной опоры, кроме неблагого плеча.

Ши подходят осторожно и тихо, но этот визит просто не может остаться незамеченным: из глубины домика слышится тягучий, с присвистом и призвуком голос.

— А-а, пож-шаловали ко-о мне-е на-а огонё-ок? Ты-ы на-астоя-ащий дру-уг, — особо издевательски она тянет это слово, — мо-ой Хра-анитель, мне-е ка-ак ра-аз-с хва-атит ва-ашей кро-ови, что-обы почини-ить моё-о крас-сивое перво-ое тел-льц-се!

Дом, кажется, рушится, мой Дей, будь осторожнее! Ох! Это не дом!

Постройка начинает шевелиться и оползать, но это вовсе не разрушение, как показалось мне сначала, он просто… разъединяется. Отходят в сторону коряги, огромные, человекоподобные, мощные, оплетенные гибкими лианами-отростками вдобавок к рукам и ногам. Похоже, именно так выглядят выросшие пеньки. Гнилые огоньки, зеленоватые и противные загораются на вершинах их деревянных голов. Это выглядит дико-дико-дико! Это напоминает корону! Нашу корону! Неблагие выкормили самое отвратительное на свете болото!..

Деревяшки расползаются, расходятся, это ещё не всё, что имеет нам показать Трясина.

О, старые боги. О, боги. О, мой Дей!

В центре того, что было домиком, мягкой и рыхлой, влажно блестящей грудой виднеется самый верх, кажется, огромного тела. Если это Дитя Трясины, то самое первое и старое, к нему сходится ковер маленьких и средних тел, это его щупальца издалека казались колоннами.

А на фоне черно-серого, на глазах высыхающего, а потому непрестанно омываемого щупальцами тела, виднеется наша недобрая знакомая. Прозрачная ши пострадала, её лицо выглядит обожженным там, куда попали капли зелья, но тварь жива и по-прежнему хочет нас сожрать.

Бранн шепчет «огромная опасная тварь» — и это почти забавно. Тут сгодилось бы другое слово, например, «разраставшаяся от начала времен», «ровесница Старых богов» или «ненасытная утроба, готовая сожрать весь мир»!

— Вы-ы по-очти опоз-сда-али!