Ольга Зима - Тёмное пламя

Трясина опять хохочет, но умертвия из воды не лезут. Из воды лезут щупальца гораздо меньшего размера, плавно извиваясь живым частоколом. Им трудно тут, на поверхности, они быстро сохнут, но успевают хватать за ноги.

— Держись, мой Дей, падать вниз нельзя!

— Ка-ак это-о невеж-шли-иво, ш-ши! О-опять молча-ат! Ну нич-щего, нич-щего, я поучу-у ва-ас мане-ерам! Не-е хо-отите гово-орить, за-акричи-ите!

По её жесту на нас начинают наступать древесные порождения болота. Мой волк переглядывается с Бранном — и они… О, старые боги! Они разделяются! Что ты делаешь, мой волк!

Он повисает на руке ожившего дерева, с увлечением уворачивается от гибких лиан, рубит ствол там, где у ши пояс. Но дерево остается деревом, мой Дей, в ответ летят только темные щепки, и оно наступает.

Посмотри! Посмотри! Кора не монолитна! Там, откуда тянутся щупальца, есть зазоры! Там мягкая сердцевина!

Порождение воет, стонет и даже трещит, как раскалываемое зимними морозами, Дей хватается за корону, ладонь обжигает болотный огонек. Держись! Держись! Тебе нельзя разжимать пальцы и падать! Дерево по-прежнему стонет и пытается дотянуться до моего Дея!

И где же Бранн, когда ему следует быть тут?..

А, вот он, спешит, оставляя за своей спиной вторую, чадящую в небо деревяшку. Он оказывается рядом быстро, и живой, естественный огонь с конца его факела проникает туда, где блестит нанесённая Деем рана. Болотник содрогается, болотные огоньки короны гаснут, Дей спрыгивает рядом с неблагим, а деревяшка неожиданно уходит под воду — это опускается в глубину живой ковер тел.

Мой волк раньше понимает, в чем дело, хватает Бранна под локоть, тащит туда, где еще можно удержаться на поверхности. Да, в непосредственной близости Трясины.

О, старые боги, Дей! Я уйду от вас! Я поседею, состарюсь и умру! Ну и что, что ящерицы не седеют! Связались мы с этим неблагим болотом!

За нами быстро уходят в топь черные блестящие спины, вода призывно и голодно плещется, удивляя тем, что это именно вода, пусть и мутная, но не жижа и не грязь. Бежать дальше некуда, ещё чуть — и мы влетим прямо в объятия скалящейся трясины! Бранн резко останавливается, поджимает свои длинные губы, готовясь что-то изменить, и втыкает свой факел прямо в спину одного из средних размеров порождений Трясины.

Болотница недоуменно вскрикивает, опускание ковра останавливается, кажется, мой Дей, у нашего Хранителя есть особые права даже в сердце Трясины.

— Ты-ы хо-очешь похи-итить моё-о сердце-э?

Будто подслушала меня, гадина!

— Оно-о тво-оё на-авсе-егда! Оста-авайся, бу-удь ка-ак до-ома! Види-ишь?

Теперь по опустившемуся ковру наверх выходят пять странно одетых ши. Они явно были неблагими при жизни. Самый древний из них, хуже всех сохранившийся, кажется, может припомнить личные встречи со старыми богами. Бранн выглядит настолько равнодушным, что мы с моим Деем подбираемся — лучше бы наш Хранитель хмурился!

— Види-ишь? Все-е твои-и дру-узья ту-ут!

Новая порция безумного смеха, и неблагие утопленники обнажают мечи, тоже волнистые и кривые, как у Бранна. Я думаю, мой Дей, мы повстречали бывших Хранителей, вам стоит быть осторожнее! Хорошо хоть, почва под ногами не стремится уйти вниз — факел Бранна держит Детей Трясины крепко.

Спина к спине мои ши — благой и неблагой — сходятся безмолвно, поднимают мечи. Справа щерится трясина, слева подходят хранители. Этот бой не может быть равным, но тут сверху падает почти позабытая колонна щупальца самой большой, центральной и массивной твари.

Моему Дею приходится отскочить от неблагого, чтобы не попасть под удар, Бранн тоже отскакивает, но в другую сторону, а щупальце поднимается, чтобы снова опуститься на кого-то из них!

Ненавижу болота!

Моего Дея отрезает от Бранна, ему приходится в одиночку биться с тремя Хранителями! Пусть они и выглядят пустыми бездушными оболочками, но владение мечом осталось в их телах на уровне безусловных движений, они не думают, не ждут, не переводят дыхание и не боятся боли. Но отшатываются от солнечного меча моего благого Дея — такая сталь им не по вкусу! Звенят, сталкиваясь, лезвия, двуручник успевает сделать оборот, когда движение воздуха предупреждает о вновь падающей колонне. Дей уходит, но не туда, где проваливаются черные тела и поджидает топь, а обратно, к факелу, к Бранну, которому с лихвой хватает его двух противников.

Я успеваю забеспокоиться вместе с моим волком — Бранн не спешит отскакивать из-под щупальца, но падает на поверхность и перекатывается почти под ним, кажется, что присоски задевают пегие волосы на затылке, зато и одного бывшего хранителя размазывает по поверхности тонким слоем. Из такого положения невозможно подняться даже утопленнику. Трясина позади разочарованно и азартно вздыхает — все её слуги прибавляют в прыти. Дей с Бранном успевают только переглянуться, когда их снова разъединяет монолит серого щупальца.

Хранители подбираются в попытке загнать волка, подступают полукругом! Но мой Дей — опытный волк! Двуручник сейчас пострашнее клыков и когтей, сносит тяжелой и острой массой одного бывшего Хранителя, разбивает крепкий — все ещё! После стольких лет! — доспех, подрубает одно колено, выбивает кривой меч… И снова проклятое щупальце!

Принц Волка откатывается спиной назад, к факелу, глухо рычит — Бранн откатывается к факелу тоже, но неблагой ранен, с ним бьется единственный противник, самый древний. Пачкать живой кровью Детей Трясины не годится!

Щупальце падает ещё быстрее, мой Дей едва успевает отшатнуться, теперь рычит он совсем не глухо — мой Дей никогда не любил водных тварей, а уж болотных — тем более! Два самых шустрых утопленника вмиг оказываются перед моим волком, их встречает прямое лезвие меча, светящееся от ярости хозяина. Кривые мечи быстры, но коротки, Дей не уступает неблагим в скорости, но пропускает замедлившегося противника, отступает, оступается, сапог уходит в воду по колено, а под водой его пытаются схватить и затянуть щупальца мелких тварей. Сверху летит щупальце большое.

Мой Дей! Ши благородных кровей так не выражаются! Причем тут праматерь всех волков и ее отдельные части?

Мой Дей, зачем ты плюёшь на собственный меч?.. О! Оцарапанное в замахе огромное щупальце отдергивается, вся туша колышется, конвульсия проходит по ковру всех маленьких порождений Трясины — разжимаются и присоски под водой! Чистая Вода, которую ты пил, мой Дей!

Волк успевает вытянуть ногу и отойти к безопасной площадке, когда ему в спину врезается Бранн. Выглядит наш Хранитель неважно — левая рука оцарапана, не сильно, хотя кровит, ко вчерашнему синяку на скуле присоединяется будто ошкуренный, содранный с частью волос висок, но зеленые глаза все ещё целы и равнодушны.