Энн Райс - Талтос

В доме горел свет. За кружевными занавесками. Освещал картины на стенах. Но разве не просто было подойти к этим окнам поближе, под покровом темноты?

Фрески Ривербенда. Разве не о них рассказывал Майкл? И может быть, они скоро соберутся все вместе на ужин? Эш шел по траве как можно осторожнее. Не похож ли он на вора? Розовые кусты скрывали его от тех, кто был по другую сторону стекол.

Как их много… Женщины, старые и молодые, мужчины в костюмах и спорящие голоса. Это не сон. Это не надежда. Но Эш, прилипнув взглядом к помещению, не мог и шагу сделать прочь. Только разок посмотреть на магов и ведьм…

И тут как будто в ответ на мольбу Эша появился Майкл. Он жестикулировал вроде бы сердито, а остальные тоже взмахивали руками и говорили, а потом все как по команде сели, и по комнате заскользили слуги. Эш почуял запах супа, мяса. Чужая пища.

А вот и его Роуан входит в комнату и на чем-то явно настаивает, глядя на остальных. Она спорит и предлагает мужчинам снова сесть. Белая салфетка упала на пол. Фрески сияли безупречным летним небом. Если бы только он мог подойти поближе…

Но он отлично видел и Роуан, и Майкла и слышал стук ложек по тарелкам. Запах мяса, запах человеческих существ, запах…

Должно быть, он ошибся! Но запах был таким сильным и старым и таким властным, что полностью захватил Эша, и он потерял чувство времени. Запах женщины!

И как раз в то мгновение, когда он говорил себе, что этого не может быть, когда он оглядывал комнату в поисках маленькой рыжеволосой ведьмы, в столовую вошла женщина-Талтос.

Эш закрыл глаза и прислушался к своему сердцу. Он вдохнул ее аромат, просочившийся сквозь кирпичные стены, сквозь крохотные щели вокруг оконных рам и стекол, проникший бог весть откуда, чтобы заставить орган между его ногами шевельнуться, заставить его отшатнуться, задержав дыхание, пробудив в нем желание бежать и одновременно абсолютно лишив способности двигаться.

Женщина. Талтос. Там. И ее рыжие волосы пылают под люстрой, и ее руки взлетают, когда она говорит, быстро, взволнованно. Эш слышал высокие чистые ноты ее голоса. И выражение ее лица, ее новорожденного лица, и ее руки, такие изящные, и ее женское естество, глубоко скрытое, пульсирующее ароматом, цветок, раскрывшийся в темноте и одиночестве, аромат, пронзающий его мозг…

Боже! Они скрыли это от него! Роуан! Майкл!

Она была там, а они ничего ему не сказали. Он мог никогда не узнать. Его друзья, его маги !

Похолодев, дрожа, теряя рассудок от запаха и словно опьянев, Эш наблюдал за ними сквозь стекло. Род человеческий, не его вид, оттолкнувший его, — и прекрасная принцесса, стоявшая там. Не плакала ли она, говоря что-то, не слезы ли застыли в ее глазах? Великолепное, прекрасное существо!

Эш вышел из-за кустов, невольно, даже не заметив этого. Он теперь стоял за тонким деревянным столбиком и слышал ее жалобный голос.

— Он же был на той кукле, тот же самый запах! Вы выбросили обертки, но я почуяла его на кукле! Я чую его в этом доме! — горестно восклицала она.

Новорожденное дитя…

И кто такие были эти вельможи, что не желали отвечать на ее мольбы? Майкл жестом попросил всех успокоиться. Роуан склонила голову. Один из мужчин поднялся на ноги.

— Я разобью эту куклу, если вы мне не скажете! — закричала рыжая.

— Нет, ты этого не сделаешь! — воскликнула Роуан и тут же бросилась к девушке. — Ты этого не сделаешь, нет, Майкл, забери Бру, останови ее!

— Морриган, Морриган…

Она плакала так нежно, и аромат сгущался и летал в воздухе.

«А я любил вас, — думал Эш, — и какое-то время думал, что стану одним из вас. Какая мука…» Он плакал. Как же прав был Сэмюэль! А там, за этими тонкими стеклами…

«Неужели я плачу, неужели я иду туда? — прошептал Эш. — Неужели я разобью стекло? Неужели я утешал вас, а вы меня обманули? Вы ведь не сказали мне этого! Вы не сказали! Вы не сказали!»

— О, мы плачем, как дети…

Он плакал, и она рыдала. Разве они не понимают? Она уловила его запах на подарках, боже мой, какая это боль для бедной новорожденной!

Морриган вскинула голову. Мужчины, собравшиеся вокруг нее, не могли заставить ее сесть. Что уловили ее глаза? Что заставило ее посмотреть на окно? Она не могла его видеть, находясь в замкнутом круге света.

Эш отступил назад, в траву. Этот запах, да, моя дорогая, моя милая новорожденная женщина… Закрыв глаза, Эш отшатнулся.

А она подошла к окну и прижала ладони к стеклу. Она знала, что он здесь! Она это уловила.

И при чем тут пророчества, при чем планы, при чем рассудок, если целую вечность он видел женщину своего рода только в снах или встречал лишь старых изможденных и беспамятных, как Тесса, а здесь стояла жаркая, молодая… И она искала его.

Эш услышал, как разбилось стекло. Он услышал ее крик и в ошеломленном, абсолютном молчании наблюдал за тем, как она бежит к нему.

— Эшлер! — закричала она высоким пронзительным голосом и тут же заговорила с такой скоростью, что только он мог ее услышать и понять, и это была песня круга, воспоминаний, песня о нем.

Роуан выбежала на крыльцо. Майкл за ней.

Но все осталось в прошлом, все обязательства.

Она шагнула через влажную траву.

Она бросилась в его объятия, ее рыжие волосы упали на него. С нее сыпались осколки сверкающего стекла. Эш прижал ее к себе, ее грудь, ее теплую живую грудь, и его рука скользнула к ней под юбку, чтобы коснуться теплого женского естества, живых складок плоти, влажных и пылающих для него, а она стонала и слизывала его слезы.

— Эшлер! Эшлер!

— Ты знаешь мое имя! — прошептал он, крепко целуя ее.

Как он удержался и не сорвал с нее одежду прямо здесь и сейчас?

Она была не из тех, кого он когда-либо знал или помнил. Не Жанет, что погибла в пламени. Ей это и не нужно было. Она была самой собой, женщиной его рода, его вымоленной любовью.

А как неподвижно стояли все они, его маги и ведьмы, наблюдая за ним! Они даже не попытались встать между ними, разделить его и драгоценную женщину, что бросилась к нему. На лице Майкла застыло изумление, а Роуан… Что видел он на ее лице? Было ли это смирение?

Ему хотелось сказать: «Мне очень жаль. Я должен ее забрать. Вы это знаете. Мне очень жаль. Я пришел не для того, чтобы ее увести. Я пришел не для того, чтобы судить, а потом украсть. Я пришел не для того, чтобы обнаружить, а потом увести свою любовь».

Она осыпала его поцелуями, а ее грудь, ее нежная пышная грудь… Но кто это спешит к ним? Неужели Мона, рыжеволосая ведьма?

— Морриган!

— Я ухожу, мама, я ухожу!

Она пропела эти слова так быстро, что они едва ли могли понять их смысл. Но ему этого было достаточно. Он поднял ее на руки, и когда уже бросился бежать, увидел, как рука Майкла взлетела в прощальном жесте, в простом коротком жесте, что давал Эшу разрешение уйти. И еще он увидел, как его прекрасная Роуан кивнула. Только маленькая ведьма Мона визжала!