Ардмир Мари - Некромант-самоучка, или форменное безобразие

— Поговори с ней, — потребовала фурия. — Объясни суть проблемы и найди приемлемый вариант вашего сосуществования. Я уверена, все не настолько плохо.

— Хуже некуда! — рыкнул Гер. — Она некромантка и с радостью помучает меня.

— Она целитель, — упрямо напомнила Амиддария. — Отец ни за что не отправил бы темного искусника к светлым.

— Повелся на ее невинные серые глаза, — иронично предположил Дао-дво и опять лег на песок.

— Единственные глаза, на которые он ведется, принадлежат генералу Сули, — отмахнулась змееволоска. — Но если для тебя это не факт, тогда обрати внимание на поступки Сумеречной.

— Какие?

— Например, то, что именно она вот уже четвертый раз записывается в гостевой книге профессора, над которым властвует иллюзион; дважды навещала поганца Графа; поставила на ноги оборотницу Олли и тебя…

— Ошибаешься. Ее не было в моей палате. И все, что девчонка умеет делать, так это удивительно легко влипать в неприятности, — возразил он сердито. — Стоит лишь вспомнить ее поход к неуравновешенной Крэббас в комнату, или как она вчера застряла в теплице, или сегодня днем ворвалась в лабораторию к некромантам, чтобы потребовать у племянника Тиши помощи.

— И как, получилось?

— Не успела. Увидела полуразложившийся ходячий труп и хлопнулась в обморок — ехидно хмыкнул он и добавил с сарказмом: — Попутно вылив на себя какой-то разъедающий раствор. А сейчас лежит в палате под охраной теневой.

— Вот видишь?! Твои слова стопроцентно подтверждают мою теорию! — воскликнула Амидд и ткнула кулаком в плечо. — Сумеречная — целитель. Ни один темный искусник не теряет сознания при виде мертвяков, зачастую они стремятся поучаствовать в процессе подчинения.

— Может быть, — не стал с ней соглашаться Гер и поднялся на ноги. — Приступим?

— Да, но в полную силу я бить не буду и возьмусь за плеть.

Лежа на койке и поглаживая маленькую Симпатяшку за ушком, я думала о том, что испугаться сильнее, чем сегодня, просто невозможно. Для начала стоит отметить, что первые часы этого дня я провела в теплице в компании с Крэббас и лианами плотоядных кувшинок Падение, гостеприимный холод резервуара с водой и новая информация от Олли уже должны были настроить меня на негативное восприятие, но обнаружение моего браслета дало лучик света в непроглядной тьме, позволило понадеяться на лучшее.

Едва мы связались с Нваг-нваг Севоем, в теплицы ворвался рыжий Дао-дво, злой, мокрый и, как ни странно, явно только что разбуженный. С горящим карим взглядом он наорал на нас обеих, едва не доведя до глухоты. Одну назвал форменным безобразием, вторую карой господней и развел обеих по комнатам. Вернее, как развел… Кудряшка попала прямиком к себе, а вот я — в центр огромного зала с красной магической подсветкой, которая делала похожим невыспавшегося метаморфа на маньяка-каннибала.

— Гер?

— Тихо… — стоя у стены, он что-то щелкал на панели, а гулкое пространство зала отзывалось на его «щелчки» всполохами.

На вопрос: «Что это?» рыжий не ответил, на восклицание: «Пол движется!» внимания не обратил, а когда я провалилась вниз с воплем: «Гад!» — он тихо хмыкнул:

— Не доводи меня, Сумеречная, и лучше помолчи.

А как? Ведь вокруг меня темно, хоть глаз выколи, холодно и скользко, будто бы сижу я на металле, а маньячина явно не в своем уме. А вдруг он меня в пыточную бросил?! Или в камеру, где разведчиков готовят к притуплению боли! Или в клетку с монстрами вроде того же лирроса, в которого обратился мой, лемур.

И едва ужас достиг апогея, а мурашки размера с горошину, многоликий заговорил:

— Сейчас рядом с тобой появится панель. — И что-то плоское и сияющее белым светом, действительно, выплыло из темноты, но мало что осветило. — Браслет на нее положи, — скомандовал маньяк, и я нехотя подчинилась. — Теперь жди, — приказал он в завершение инструкции, и пространство опять погрузилось в темноту, а метаморф — в молчание. И все бы ничего, но темноты я с детства боюсь, особенно такой тяжелой и беззвучной, как под землей в гробу, и только мое сиплое дыхание слышно.

— Г-ге-е-ер?

Молчит. А меня холодом пробирает.

— Дао-дво?

Тишина. И в голове звучит одна лишь мысль: «Он тебя здесь бросил!»

— Рыжий?! Чтоб тебя!

— Чего? А ну повтори… — Его тон был таким, что повторять совсем не хотелось, но панель надо мной сдвинулась, и я обрадовалась его, пусть и грозному, но вторжению.

— Я темноты боюсь.

— С чего вдруг? — Карие глаза напротив гневно прищурились. — С Крэббас ты спокойно просидела три часа в темноте. С Кардиналом разбитых сердец весьма мило целовалась опять-таки во тьме, и лемура своего освобождать бежала по коридорам в стопроцентной мгле…

— Рядом со мной все время кто-то был, — оборвала обвинительно и попросила: — Можешь панель не закрывать?

— Нет. Иначе модернизация твоего браслета не активируется.

Неприятная новость.

— Ладно, — смирилась с самым скорбным видом, — тогда хоть поговори со мной.

— Не могу, у меня дела.

— А кука? — спросила с робкой надеждой.

— В отпуске до утра, — хмыкнул рыжий и закрыл панель, уходя. — Не паникуй, через час выпущу.

Сколько проклятий, сколько гневных слов и гадостей я вспомнила! И столько же ужасов мысленно наслала на него в течение тех десяти минут, что я на самом деле просидела в камере. И пока в комнату шла, готовилась ко сну, спала, я думала, что Герберта Дао-дво убью. Едва увижу, на клочки порву, прокляну до третьего колена, лысым сделаю, коротконогим, жирным, дряблым, слабым и либо помогу застрять в обороте, либо в постели стать недееспособным.

Но вот неожиданный поворот, и я зову рыжего на помощь. А все потому, что Олли с утра пораньше ворвалась ко мне с лестным предложением использовать аналог травы на Бруге. Мол, ее подопытный пить отказался, ибо цвет не тот — давай мы на твоем средство проверим.

— Смеешься? Ему же плохо станет…

И в ответ веселое:

— Да брось! Раньше я его и не таким поила. Выжил.

— Так это когда было, — я села на кровать и воззрилась на раннюю гостью. — За что издеваться сейчас?

— За то, что не навестил в те долгие четыре дня. — И взгляд такой решительный, прямо говорящий: «Если не с тобой, так без тебя!» — что откладывать спасение Тугго стало небезопасно, причем и для него и для меня. А так как теоретической подосновы «исцеления» оборотня я набрала достаточно, дело стало лишь за лаборантом. Племянником Тиши.

Как собиралась, не помню, как бежала в корпус к некромантам, не вспомню, а вот как в лабораторию ворвалась, не забуду никогда. Перед глазами до сих пор стоит труп, из кусков сложенный и многократно замороженный. Из книг знаю, на данных мертвяках темные искусники практикуют подчинение, а если связь оборвалась, то в свободном теле поселяется частица чужого разума. В такие минуты зрачок давно погасших глаз становится пронзительно белым, а труп невероятно сильным и стойким к проклятиям. И надо же, я в лабораторию ворвалась, когда там разгуливал такой мертвяк.