Воронье Гнездо

— А чего это ты так поздно тут делаешь? Холодно ведь, — выкрикнул он Лене, но получилось грубовато.

— А мне нравится такая погода, — она остановилась и развернулась к юноше, — а тебе?

— Ну, мне тоже, — улыбчиво соврал Кружок, ловя косой взгляд Санни, — но я тут не поэтому. Просто, хех, объявился пьяный сосед и храпит там на всю комнату. Туда еще ломился за ним кто–то, ну, я и подумал, к черту этот цирк.

Лена хихикнула, но тут же вспомнила, что пару секунд назад он ее "послал".

— Ну, надеюсь вы там со всем разберетесь. А я пойду…

— Может, лучше на нечисть посмотрим? — Кружок был противен сам себе и если бы Санни не продолжала давить, он бы уже давно стоял тут один.

— А можно?

— Конечно, там же стена.

Лена задумалась, а потом ответила:

— Вообще–то, я не могу. У меня еще много дел, а завтра рано вставать. Извини, пока, — сказала она, и буквально ускакала, оставив Кружка одного.

— Это нормально? — спросил он.

— Это называется ничья, — ответила довольная Санни.

Кружок еще минут пять разглядывал фейерверки за розовой стеной, после ушел к себе в комнату с мыслями о том, что ему здесь не место. Санни ничем это умозаключение не прокомментировала, что для нее, естественно, неестественно. Уснул Кружок в комнате, заполненной перегарным душком, почти мгновенно. Он крепко спал до самого утра, любуясь на сновидения о Лилии весьма матримонального характера, в которые регулярно врывалась Лена, нахальнейшим образом сея промискуитет в тихих землях Кружкиных грез. В результате проснулся он с липкими штанами, мыслями о Лене и злостью на Санни.

— *Какого, драть тебя, хрена ты лезешь в мои сны!?*

— Я никуда не лезла. А что тебе снилось?

— *Ты пропихивала мне туда Лену. Черт, тебе заняться что ли нечем?*

Санни молча разглядывала вновь опустевшую койку Харитонского, пока Кружок неловко вылезал из своей, широко раздвигая ноги. В дверь постучали:

— Магура! Вы здесь?

— Да! Чего надо!? — кричал юноша, стоя у умывальника в нелепой позе.

— К вам пришли! Говорят, очень срочно! Мужчина у входа ждет вас!

— Ага, щас выйду!

Кружок был слишком занят гигиеной, чтобы удивиться, что кто–то его потерял, но когда свежие новости наконец оказались в начале очереди вещей, требующих концентрации, юноша впал в ступор, пытаясь понять, кто бы там мог быть. Не найдя даже приблизительно удобоваримой теории, Кружок, пожав плечами и проглотив посдедний кусок бутерброда, вышел из комнаты. Потом зашел обратно в нее, чтобы запить, но тут же опять вылетел, теперь уже наверняка.

Проходя мимо вахты, он услышал приглушенные смешки толстяка–вахтера, в ответ на что беззастенчиво послал его ясно куда.

— Кружок из жопы флажок! — отпустил жирдяй вслед юноше тупую колокость, которая, метафорически отскочив от жертвы, а не впившись, как следует, прилетела обратно в вахтера в виде неловкости. Нормального человека это бы ранило, заставив изнывать от тупой боли чувства стыда, но вахтеру было плевать, каким идиотом его его считают все вокруг, поэтому он просто закинул ноги на стол и продолжил увлеченно читать фантастический детектив про школьников и для школьников.

У широких ворот академии на скамейке сидел красивый молодой человек с причудливой прической.

— Вы ко мне? — спросил Кружок.

— А к кому ж еще, друже? У меня только ты один такой двинутый!

На скамейке перед Кружком сидел, протягивая юному колдуну руку, Гораций — слишком целый, невредимый и веселый для расчлененного. Но эту улыбку ни с чем не спутать. Гораций. Настоящий.

Двое судебно–медицинских экспертов стояли в морге, у расчлененных трупов эльфа и молодого человека, разглядывая их, как покупатель разглядывает витрину в мясной лавке, выбирая из чего получится бульон понажористее.

"Что взять? Косточку? Ребрышки? Мякоть? Суп или отбивная? Свинина или баранина?"

— И что, его хоронить будут или по–человечески решили поступить? — спросил один, смотря на останки Горация.

— А хоронить нынче уже не по–человечески? Что еще с ним делать? Сожрать что ли?

— Кремация же. Знаешь, тело до такой степени оскверненное, да еще и в гроб класть… Облагородить его теперь можно только…

— Сшитием? — с серьезной миной перебил его второй.

— Сшитием? Чего? Есть вообще такое слово?

— А, значит сшиватие!

— Не знаю, я в этом не мастак, но звучит неплохо. Только я имел в виду сожжение.

— А почему из мертвых родственников не делают чучела? Ну, на память, чтобы не скучать.

— Сделай, узнаешь почему не стоит.

— А сразу сказать нельзя, умник? Типа "Нет, брат, не делай, они потом ссохнутся и станут страшными как твоя мать, а если это твоя мать, то может и красавицей станет, но все равно не надо, друг!".

— Это ты что, меня сейчас спародировал? — первый отвлекся от изучения трупов, но, не получив ответа, принялся дальше вертеть голову эльфа. — Я вообще думаю, что надо всех кремировать. Похороны не нужны, это ведь пережитки тех времен, когда религия была в почете. Но сейчас–то это зачем? По–моему, глупо занимать хорошие земляные участки трупами, глупо заставлять родных приезжать к бессмысленным, унылым клочкам земли и ухаживать за ними… Знаешь, я бы хотел чтобы мой прах развеяли по ветру, и я бы летел, летел, пока не осел бы на каком–нибудь атолле…

— Ну нихрена тебя занесло… Я так–то тебя даже ни о чем не спрашивал, и мне вообще похуй…

— Погоди… Мне так просто легче сосредоточиться. И сейчас ты поймешь, что так и есть. Смотри на шею…

— Ну, и…? — второй наклонился к отрубленной эльфийской голове.

— Глянь еще на голову того паренька. Разрезы разные.

— Ну, типа, и че?

— Про почерки убийц читал, не? Судмедэксперт, мать твою боком. Смотри, парню голову разом отрубили, разрез ровный, а эльфу по горлу раза три долбонули, да еще и в разные места.

— Может, топор просто затупился к тому моменту? — второй поймал укоризненно–угрожающий взгляд первого, после чего решил добавить, — То есть ты считаешь, что двое разных убийц?

— Именно. В других местах разруба то же самое, — говорил первый, осматривая другие места, — а что, того паренька уже посадили?

— Ага, а ты че, думаешь переубеждать суд? Да что бы они хоть раз признали ошибку? Забей.

— Ну я же не совсем кретин, не стану я соваться. А вообще… Все как всегда.

Вместе с темой, о которой не принято говорить, пришло и закономерное неловкое молчание, которое очень вовремя прервал стук в…

"…в дверцу секции для хранения трупа. Изнутри", — хотелось бы написать так, но мы еще не дошли до нужного градуса безумия. Поэтому стук произошел только за дверью секционной комнаты.

— Да чего ты церемонишься!? — за дверью послышался голос раздраженной женщины.