Воронье Гнездо

— Хеар с ней, со встремчей. Успею еще сегодня. До девяти часов ведь еще та–ак дохуя! — Кружок уже заплетался.

— А то! Такой настрой мне нравится куда больше, равно как и твоя курточка. Ты в ней даже перестаешь выглядеть, как задрот, а волосня на подбородке кажется даже… Сексуальной?

— Фу, нет, мальчики, Харитон, только не здесь! — Мила замахала руками.

— Ну извини, меня сегодня слишком рано занесло. Однако я так и представляю, как этот парень сидит за рулем какого–нибудь до охуения надраенного автомобиля, свесив руку с окна, и будучи таким охренительно–соблазнительным, что ни девушка, ни парень, ни даже бродячая псина не смогут пройти мимо, оставшись неравнодушным.

— Хартритрон, мабть твою, ты типа подкатсываешь ко мнем? Эта лельсть выгдлядит тако–ой голубой… Слупшайте, а кто–нибудь из вас, распимздяев-в, водил маршину? Масшину… Маш–шину.

— Не хочу хвастаться, — приосанился Харитон, — но мне и правда довелось, и не один раз.

— Вау! — Мила по–детски удивилась и уперлась обеими руками в край стола. — Расскажи, это правда так сложно? Я видела, сколько там всяких рычажков, переключателей, педалек… И ты в этом не путаешься?

— Не–ет, что ты!? Водить легче, чем, незнаю, дрочить. Самое сложное в этом деле — научиться вовремя бибикать.

— Ты, слумшай, ты момжетшь меня нуаучить?

— А на кой хрен это тебе? Вас в вашей шараге еще не научили телепортироваться или, незнаю, пиздорить со скоростью света? Нет, если ты мне подгонишь корыто — без проблем. Но без прав–то ты не покатаешься все равно.

— Да кого вообще-е ябут эти правуа? Люди ездют, и никто у них ниче не проебверяет!

— Ну тут ты, конечно, брешишь. Без прав тебя завернут в участок на первой же поезке, это так же очевидно, как и то, что Переград зиждется на костях эльфов–мученников, которые однажды, при достаточном сдвиге тектонических плит, соберутся в одного большого скелета, который восстанет из недр земли и устроит судный, мать его, день.

— А ты неплохо заучил это сравнение, — улыбнулся Святик, затем обратился к Кружку, — так зачем тебе машина? У нас городок небольшой, ездить особо некуда, так что… Или ты вздумал заделаться эдаким мачо, и собирать по улицам девок, приманивая их блестящим корпусом, а? А ну колись!

— Недт, не… Нент!

— И правда, что ты, Святик, несешь? — наигранно возмутился Харитон. — Зачем нужны эти, — извини, Мила, — зачуханные "девки", когда есть божественные эльфийки, которые мало того что миловиднее, так еще и цену себе знают! Ох, как же мне рядом не хватает симпатичной эльфиечки, с этой их характерной прической, типа как у той… Лены… Обнять бы ее, ценить и боготворить. Обожать эти милые остренькие ушки и этот выразительный взгляд. Эта осанка, изящная, но не вызывающая… Боже, я так завелся, что выебал бы сейчас даже бармена.

— Я слышал, — сказал Святик, — у них вроде хер между ног.

— У барменов? Какой ужас, чего ж ты сразу не сказал?

— Я имел в виду эльфиек…

— И я слышала, — сказала Мила, — но это же явная выдумка для особо похотливых. Это чтобы сберечь чистоту расы, что–то вроде евгеники. К тому же, законодательство еще очень слабо развито в отношении метисов, никто просто не знает, что с ними делать.

— О, похоже на то, что у вас на юрфаке чему–то учат? — усмехнулся Святик.

— Бе–бе–бе, — передразнила Мила, — кстати, Харитон, у нас на факультете криминалистики есть один парень, он тоже по эльфам тащится. Только не то, чтобы в сексуальном смысле… Он, вроде, за их равноправие. Вы бы с ним сдружились, я уверена. Правда он в последнее время куда–то пропал, но, думаю, это только от того, что он такой же пропойца, как ты.

— А, да прекрати. Даже если бы я поддался всем этим вашим уговорам об одном вузе, ничего бы не изменилось. Я занимался бы тем же, чем и сейчас, поэтому и виделись бы мы так же редко. Так что забейте, — Харитон неглядя потянулся к тарелке с закусками, но ухватиться там было не за что, — эй, кто сожрал все гренки!?

Кружок, развалившись на стуле, дожевывая гренку и запивая элем, тихо, себе под нос, нараспев произносил:

— Занималась заря

И блестела роса

Это было не зря,

Рыготня в волосах.

Тлеет дерево рядом,

Медведь в берлоге сгорел.

Квартирных вписок нам больше не надо,

Дух лесной в нашем сердце осел.

Пепелищем осталось похмелье

После пламени бурных утех

Грязные лужи вместо постелей

И птичий гогот, пробуждающий всех…

— А мне говорили, у тебя стаж в таких попойках, — грустно сказал Харитон.

— Неит, я как гребаное стеклышко, которое проевело вечность в чбочке с одним из тегх вонючих стеклоочустителей, — Кружок начал свистеть носом, но тут же привычным движением вправил его обратно, — просто это та–ак уныло, слушать как бы ты отодраил остоухоую и прочую ахине–ик–ю.

— О, вот как, ценитель волнующих историй слегка, блять, недоволен. Так внеси же свои пару бирок, расскажи нам в красках, как, например, так получилось, что ты теперь со своим носом можешь в университетском оркестре играть?

— Вот! — вскрикнул Святик. — Об этом я и хотел спросить!

— Ну нет, неит, мние уже пора идти…

— Что? Идти? Ты разве не знал..?

— Об чем?

— О боже, этого я и боялся. Короче, дело в том, что не ты решаешь, когда уходить из этого места. Оно само решает, когда ты уйдешь. Я серьезно. Последний человек, который не поверил силу Тупичка, покинул его без бровей. Вообще без бровей, и при этом он прослыл тут самым удачливым еретиком, не смотря на то, что вся его жизнь разрушилась: родители не пускали его домой, говоря, что это не их сын, из универа выгнали, как проходимца, а на легальную работу он устроиться не смог, потому что лицо его нынешнее и то, что в паспорте настолько разные, насколько разными могут быть капля воды и искра пламени. Говорят, парень до сих пор бродит неподалеку и просит прощения, чтобы Тупичок вернул его брови.

— Ну нет, ребзят, я уходжу…

— Так ты решил проверить? Слушай, даже если ты и не боишься могущества этой дыры, все равно неприлично так рано покидать собутыльников, не сказав буквально ни слова. Ну мы же просим, расскажи, как тебе нос вправили?

— Да–да–да, просим! — добавила Мила.

— Ах вы гребуные, пьяные, мелкие сволощи… Ну, в двух словах… Мяптежники напали на закусочечную, и так уж выршло, что сапсать всех тех неждотеп внуртри пришломсь мне одному…

На следующее утро консьержка гостиницы "Вечный покой", фалло–простите–морфировавшая над свежей газетой, наблюдала, как отряд вооруженных, — а без этого нынче никак (так что заходите в "Свистящие штучки" за предметами первой необходимости), — жандармов, позерски вздымая стволы (те, что оружейные), подходил к ней с целью задать один вопрос: