Наталья Лебедева - Крысиная башня

Ему больших усилий стоило вспомнить слово «Карелия», но, как только он вспомнил, от него отошли. Полицейские совещались, женщина неотступно следовала за ними, боясь, что они забудут про ее мальчика.

Мельник отошел к ограде и отдыхал, прижав лицо к холодным влажным прутьям, вцепившись в них руками. Перед его глазами плыли образы из видения. Он опять видел дом, окна, сарай из щитов, палисадник и табличку, но рядом с ними в голове крутилось еще что-то темное, массивное, похожее на недогруженный файл. Мельник сосредоточился, ему хотелось разобрать, что это, но тут его похлопали по плечу. Мельник повернулся и увидел Ганина.

— Пойдемте, — сказал режиссер. — Мы должны отснять финал. Вас ждут.

Мельник шел за ним, но его била такая сильная дрожь, что он споткнулся и был вынужден схватиться за Ганина, чтобы не упасть. Тот повернулся и критически осмотрел Мельника.

— Оу! — сказал он наконец, — Давайте-ка вы на руину не пойдете! Не страшно, все равно съемка не для эфира.

Мельнику нашли складной стул, он сел и прикрыл глаза, откинувшись на матерчатую спинку. Со своего места он видел только спины операторов и осветителей, рядом с ним стояли полицейские. Веки Мельника налились тяжестью, он начал дремать. Сквозь полусон ему было слышно шуршание полицейских раций, треск помех и механические голоса. Анна выкрикнула имя проигравшего, и наступила напряженная тишина. Люди боялись перешептываться, стояли и ждали. Мельник с трудом открыл глаза и увидел растерянных членов съемочной группы. Они озирались по сторонам в ожидании нового трупа, но ничего не происходило. Мельник захотел встать и подойти к полицейским, но ноги плохо слушались его. Тогда он с трудом обернулся назад, где кто-то сидел на таком же складном стуле. Мельник видел его нечетко, краем глаза.

— Нужно прочесать парк, — сказал он, — Потому что девушка убита. Может быть, что-то спугнуло его, и он не рискнул подойти ближе, но тело точно где-то здесь.

Человек не ответил. Мельника насторожила его неподвижность и странная, телесного цвета, одежда. Он сделал усилие и повернулся, чтобы рассмотреть соседа повнимательнее.

В кресле сидела мертвая женщина. На ее горле краснели уродливые кровоподтеки. Тонкая шея была сломана, и голова женщины склонилась под странным углом. Все ее тело было покрыто мелкими царапинами и налипшим мусором, словно ее волочили по земле. Мельник дотянулся до ближайшего полицейского и дернул его за рукав. Тот обернулся и онемел от неожиданности. Люди вокруг тоже начали замечать тело.

Пиха больше не скучал ни по Фреду, ни по мертвецу. Теперь он держал женщин, когда они умирали, и после смерти их тела оказывались в полном его распоряжении.

Последнюю он раздел в машине, на заднем сиденье, упиваясь ее покорностью, а потом поехал по городу, останавливаясь у мусорных баков и выкидывая вещь за вещью. Все это время тело лежало на полу за спинкой водительского кресла, и Пихе было приятно знать, что оно там. Никогда прежде ему не давали побыть с жертвами наедине.

В парке Пихе было страшно. Он едва мог заставить себя как ни в чем не бывало проходить мимо дежурящих у входа полицейских и мимо толпы зевак, неся на руках обнаженный женский труп. Длинные черные волосы жертвы легонько ударяли по плотной ткани брюк. В горле его пересохло, он мучительно сглатывал и чувствовал себя внутри кошмарного сна с его напряженным, мучительным ожиданием плохого. Пиха боялся, что у медиума не хватит сил: люди очнутся, увидят его с жертвой в руках и подумают, что он убил ее. Это было бы нечестно, потому что он отнимал жизни у других людей, это было давно, и большую часть работы делал Фред.

Пиха входил в парк до приезда съемочной группы. В прошлый раз он оставил жертву у подножия руины, сходил за стремянкой, поднял тело наверх, уложил в развилку ветвей, которую они с медиумом присмотрели днем раньше, сложил лестницу и ушел. В этот раз он прошел с девушкой в глубину парка и долго сидел с ней бок о бок в темноте. Тело ее закоченело, но они заранее придали ей нужную позу, чтобы не возникло проблем во время шоу. Сидеть рядом с ней было уютно. Пихе даже стало казаться, что девушка похожа на мертвеца. Не хватало только запаха сырой земли и прелых листьев. Он понял, что скучает, и, чтобы ждать было не так тоскливо, стал зачерпывать горстями землю и перегной и втирать в красивое белое тело. Пиха почувствовал знакомый запах, и ему стало хорошо и спокойно.

Закончив, он лег на землю и стал думать о том, как интересно было выслеживать этих девушек. Охота начиналась за несколько дней до съемок финальной части шоу. Когда спускалась ночь, они выезжали в город и кружили по улицам, высматривая жертву. Если видели подходящую женщину, стройную, лет тридцати, ухоженную, яркую, стильно одетую, черноволосую, — начинали следить за ней. Чаще всего дело срывалось: женщина не оставалась одна. Но в конце концов им везло, как было с дамочкой с Малого Трехсвятительского. Они заметили ее возле большого офисного здания, когда она садилась в джип, припаркованный на стоянке для сотрудников. Пиха спросил, почему нельзя убить девушку на глазах у всех, пользуясь той же удивительной способностью, которая позволяла ему оставаться невидимым в парке. Ему ответили, что это неинтересно. Гораздо интереснее смотреть, какая из женщин даст себя убить, а какая — нет.

Пиха боялся медиума. Он был высоким и сильным. Его черные волосы сверкали на солнце, как вороново крыло, и он всегда, даже в жару, носил длинное черное пальто.

Девушка на джипе долго пробиралась по московским пробкам, Пиха неотступно следовал за ней. Потом она свернула в Малый Трехсвятительский и припарковалась во дворе старого облезлого дома. Пиликнула сигнализация, женщина отошла от машины. Дом был тих, двор — пуст. Пиха и медиум догнали ее в темном подъезде. Пиха зажал ей рот, скрутил руки, медиум сделал все остальное. Она не успела закричать, и подъезд ничего не заметил.

Он вспоминал это, сидя рядом с телом, потом услышал голос, который сказал ему: «Пора!» Пиха подхватил женщину на руки и быстрым шагом пошел к месту съемок. Он должен был успеть усадить ее на стул, пока медиумы вставали на щербатые ступени руины.

— То есть нельзя было отказаться от незапланированного эпизода с Мельником и с этим пропавшим мальчиком?

— Ни в коем случае! Смотри, во-первых, это очень сопливая история. Именно из-за таких нас смотрят. Чудо, надежда, счастливое воссоединение семьи, прочая ерунда. Любовь! — куда же без нее. Но даже не в этом дело. Дело в том, что вмешалась полиция, а этого упускать нельзя. Видишь ли, милый мой, в чем дело… Сколько бы люди ни называли полицейских ментами, какие бы истории ни рассказывали, как бы ни состязались в том, кто ненавидит ментов больше, полиции у нас по-прежнему верят. Это в крови. И дело даже не в том, что где-то в глубине души у советского человека сидит образ Дяди Степы, совсем нет. Люди уверены, что уж эти-то делать из себя дураков не дадут. Вера! Вера — главное в нашем шоу! Это ты, надеюсь, уже уяснил? И потому мы стараемся приглашать полицейских как можно чаще. Есть среди полицейского начальства те, кто склонны верить, есть те, кто соглашается за деньги при условии, что в кадре будут не они, а сотрудники рангом поменьше, есть бывшие сотрудники органов, нуждающиеся в финансовой поддержке. Есть, в конце концов, актеры, которых можно переодеть.