Робин Ла Фиверс - Темное торжество

Крестьянская смекалка! Вот только боги навряд ли будут настолько сговорчивы.

Гвийон с мальчиками уводят жутковатую вереницу на юг, а мы с Чудищем и Янником едем на север. Мы между двух огней: с запада рыщут люди д'Альбрэ, с востока надвигаются воины Шатобриана, а его семья не чужая для мадам Динан, а стало быть, и для самого графа. И с востока тоже высылают разведчиков, в чем мы недавно и убедились. Однако деваться нам некуда. Нужно ехать, особенно если мы не хотим ненароком навлечь гнев д'Альбрэ на наших гостеприимных хозяев.

После истории с французами про семью крестьян нельзя сказать, что она ни в чем не виновата.

Я чувствую себя дичью, готовой вот-вот угодить в силок, и беспокойно озираюсь в седле. Потом, не желая пугать лошадь, принуждаю себя к неподвижности. Благо эту науку я очень хорошо освоила за долгие годы проживания в доме д'Альбрэ.

Я все поглядываю на Чудище. Он еще бледен, и посадка в седле у него не такая горделивая, какой запомнилась мне. Этот рыцарь невероятно силен, но он всего лишь человек. Просто чудо, что мы с ним забрались так далеко, но я боюсь даже надеяться, что он продержится до самого Ренна. Очень кстати, что Гвийон рассказал нам про маленькое аббатство Святого Циссония. Быть может, нас приютят там на одну ночь.

Если только д'Альбрэ не расставил стражу во всех подобных местах.

А вдруг нам повезет и у монахов удастся пополнить лекарские припасы? Мои целебные травы скоро закончатся, а лихорадка, терзающая рыцаря, хоть и не делается хуже, но все никак не унимается. Хорошо хоть сейчас он ведет себя смирно, попусту не расходуя оставшиеся силы. Это пока что, говорю я себе. Почем знать, что он выкинет, если нам встретится отбившаяся от стада коза или потерявшийся ребенок?

«Я за ней приезжал». Слова эти по-прежнему отдаются у меня в голове эхом. Они такие простые — а как все изменили! Я словно проснулась в совершенно другом мире, отличающемся от прежнего, точно весна от зимы. Мир, где жива надежда, ничем не напоминает мир, где надежда мертва. Вот бы мне встретить себя маленькую и передать этой девочке то, что я знаю теперь, вручить искорку света — и посмотреть, как изменилось бы ее отношение к непроглядному мраку, царящему вокруг. Или это было бы, наоборот, слишком жестоко? Я заставила бы ее ждать помощи, которая так никогда и не придет?

Чем дальше мы уезжаем от Нанта, тем больше меня одолевают сомнения. Как ни сладок вожделенный воздух свободы, я поневоле задумываюсь о цене, которую приходится заплатить. Я же так долго считала своим главным жизненным предназначением убийство д'Альбрэ! Удрать от него для меня великое счастье, но не значит ли это, что я пренебрегаю самым святым долгом?

Напоминаю себе, что особого выбора у меня, по сути, и не было. Ну, вернулась бы я, этак смело, обратно в замок после того, как опоила весь гарнизон и освободила Чудище, и что? Только обрекла бы себя смерти. Медленной и мучительной.

Еще я поневоле раздумываю о монастыре и о своей роли в его делах. Обитель была единственным местом, где я чувствовала себя вне досягаемости д'Альбрэ. Нас разделяли сотни лиг, и я жила на уединенном острове, сплошь населенном убийцами. Однако сегодня я пошла против всех внушенных мне правил, отринула волю Мортейна и стала руководствоваться своей. Что будет со мной, если монастырь откажется от меня?

Около полудня козья тропа выводит нас на лужок. В дальнем конце его пролегает дорога, за ней виднеется лес. Через него быстро не поскачешь, но воинам д'Альбрэ не обшарить каждый дюйм чащоб отсюда до Ренна. Если повезет, нас никто не заметит.

Приближаясь к дороге, я слышу топот и голоса. Напрягаю слух, пытаясь определить численность отряда. Всадников много, и едут они быстро. Это не какая-то купеческая охрана и не кучка обыкновенных путешественников.

В общем, ничего худшего и выдумать невозможно.

Я оглядываюсь, но мы находимся как раз посреди луга: слишком поздно возвращаться назад и прятаться под деревьями.

Я кричу своим спутникам:

— Нужно быстро пересечь дорогу! Гони!

Новая опасность мгновенно будит рыцаря, по обыкновению клюющего носом в седле. Пришпорив коня, он скачет к дороге, за которой виднеется густой лес с низко нависшими ветками. Бок о бок с рыцарем неуклюже, как мешок, подпрыгивает в седле Янник. Я мчусь последней и подгоняю их, как только могу.

Удача не совсем оставила нас: как раз поблизости дорога делает крутой поворот. Мы уже явственно слышим звяканье сбруи и лязг оружия, но самого отряда еще не видать, а значит, и нас заметить не могут. Галопом перелетаем тракт, Чудище первым вламывается в спасительную зелень, за ним Янник. Моя лошадь уже исчезает в кустах, когда позади раздается крик.

Нас все-таки заметили.

— Гони! — ору я во все горло, но лес попался труднопроходимый, сплошной валежник и выпирающие узловатые корни: во весь опор тут не поскачешь.

Чудище подъезжает ко мне:

— Возвращайся на дорогу и мчи во всю прыть! Мы с Янником их в другую сторону уведем!

— Спятил? — кричу я в ответ, ныряя под низкий сук дерева. — Оставить раненого и калеку против большого отряда?

— Сама ты спятила! Ты хоть видела, сколько их там?

— Десятка два, если не больше. Сюда!

Мы выскакиваем на поляну. Посреди ее круг из поставленных торчком камней, громадных и древних. Некоторые так велики, что за ними вполне можно спрятаться. А то и оборону держать.

Чудище мрачно кивает Яннику на один из камней. Он прямо-таки скрипит зубами. Сперва мне кажется, что от боли, но потом я понимаю — это от ярости.

— Убирайся! — произносит он негромко, но с непререкаемой силой. — Я их задержу!

И он тянется с седла, намереваясь схватить меня, но боль в ребрах останавливает его. Он произносит:

— Бой безнадежен.

— Знаю, — отвечаю я и направляю коня в сторону камней. Меч не самое любимое мое оружие, но в данном случае за длинным клинком будет несомненное преимущество. Кого-то я уложу метательными ножами, но потом…

— Нет! — Чудище вновь пытается перехватить повод моего коня, но промахивается и чуть не падает наземь. — Я не потерплю, чтобы тебя убили у меня на глазах!

Глаза у него горят, как угли. От ярости? Да, но я вижу в них еще и страх. Страх за меня.

Вот только его забот мне и не хватало для полного счастья! К тому же я не собираюсь их принимать. Только не от него: я не брошу брата Элизы, как бросила ее саму. Я отвечаю:

— А я не потерплю, чтобы тебя убили снова!

И в это время на поляну выскакивают люди д'Альбрэ. Видя, что деваться нам некуда, Чудище правой рукой вытаскивает меч из ножен за спиной, тогда как левая смыкается на топорище:

— Я не позволю им схватить тебя живую.

Из всего, что он тут мне наговорил, эти слова — единственное по-настоящему весомое утешение.