Пенни Хэнкок - Проклятие темных вод

— Ваши дверная ручка и почтовый ящик очень симпатичные, — говорю ей, прижимая к груди хозяйственную сумку с едой и питьем. — Сияют ярче всех на нашей улице.

— Люблю наводить лоск на дом, особенно сейчас, когда все эти туристы стали срезать дорогу по нашей аллее. Они глазеют, знаете ли, замечают, если что-то не в порядке. А вы ж еще не видели, какие у меня в этом году подснежники! Зайдите посмотрите, пока не отцвели.

Отказаться духу не хватает. Это своеобразная традиция: я осматриваю сад Бетти каждый сезон, и отказ может вызвать вопросы. Узкая, заросшая травой полоска земли лежит за дорогой от ее дома. За ней — длинный спуск к реке. Отсюда недалеко до окошка Джеза с таким же видом на Темзу. Мы неторопливо шагаем под ручку среди кустов и невысоких голых деревьев.

Со стороны Кольерс-Уорфа доносится бряцание, неумолкающее даже при слабом ветре. На реке взревел мотор, низко прогудел самолет, летящий в аэропорт Лондон-Сити. Отдельные звуки выделить трудно, но глухие удары довольно громки и отчетливы. Я — сердце екнуло в очередной раз — убеждаюсь, что они летят от моего гаража, и как раз в этот момент…

— А вы озорница, милочка, — шепчет Бетти прямо в ухо, сжимая мою руку. — Чистили гараж вовсе не для того, чтобы загнать туда машину?

— А вам что до этого? — Освобождаю свою руку.

Она чуть запинается:

— Сказали же, что собираетесь поставить в гараж машину. — Недоуменно смотрит на меня. — Как делала ваша мама. Но авто так и стоит на улице!

— Благодарю, Бетти, но я сама решу, что делать со своей машиной.

— Но я же говорила, это небезопасно. Лучше бы все-таки поставить ее в гараж. Соня, вандалов же полно! Я просто желаю вам добра.

— Спасибо. — Меня немного отпустило. — Но, сказать по правде, трудновато загнать ее в такое небольшое пространство.

— А как тогда вы собираетесь его использовать?

Чувствую, Бетти обидела слишком резкая реакция на ее слова, и у меня нет причин тревожиться. Она идет к воротам. Я кричу ей вслед слова благодарности за экскурсию по красивому саду и добавляю, что мне хотелось бы иметь такой чудный сад в Доме у реки. Она скрывается за дверью, не обернувшись. Я сожалею, что расстроила Бетти, и сержусь на себя за грубость, потому что она думала только о безопасности моего «сааба».

Дрожащими руками долго вожусь с двумя навесными замками на двери гаража и наконец отмыкаю их. Поворачиваю чабб [18] Чабб — замок, изобретенный лондонским слесарем Чаббом. в металлической внутренней двери и проскальзываю внутрь, захлопнув за собой дверь и задвинув засов.

В гараже воняет. Снова начинаю раздражаться. Это место с ведром для нечистот, без водопровода и электричества просто какой-то позор. В музыкальной комнате не было таких трудностей.

Джез отвернулся, хоть наверняка слышал, как я вошла. Вижу краешек его скулы, потерявшей плавность линии изгиба. Тело под пуховыми одеялами кажется почти плоским. Руки и ноги по-прежнему надежно притянуты к стойкам кровати. Значит, шумел он — как я и боялась, — ударяя затылком по изголовью.

Подхожу, сажусь рядом.

— Ты бился головой о спинку. Снаружи было слышно. Не делай так больше. — Вынимаю кляп у него изо рта.

— Да как же! — Едва получив возможность говорить, парень приходит в ярость. — А чего вы ждали, вытворяя такое?

— Просто не хочу, чтобы ты поранил голову.

— Но ведь руки-ноги связаны, значит вариантов нет.

— Мне тоже не нравится связывать тебя, — мягко убеждаю мальчика. — Если хочешь, чтобы мы с тобой немного погодя выбрались отсюда, ты должен мне помочь. Но если ты привлечешь внимание и возбудишь подозрения, кто знает, что может с нами случиться?

— Я тут как крыса в норе! И пока никто не приходил. Какой смысл во всем этом? Не бойтесь, развяжите меня! Окошко слишком узкое, я в него просто не пролезу.

— Знаю. А пролезешь — упадешь в реку и умрешь: если будет отлив, сломаешь себе что-нибудь, шею или спину, а если прилив — потоком тебя мгновенно утянет под воду. — Пугать мальчика неприятно, но я не хочу, чтобы он вынашивал планы побега.

Парень оторопело глядит на меня.

— А вот Себ наверняка бы нашел выход, — бормочу себе под нос. — Соорудил бы веревочную лестницу и разворотил чем-нибудь окно. Как только рождался план, его ничто не могло остановить.

— Кто-кто? О ком вы говорите?

— Ни о ком. — Смотрю мальчику в глаза.

— Тут холод собачий. И воняет, и вообще мерзко. Может, выпустите меня?

— Мне жаль. Правда. Очень жаль. Думала, сегодня все уедут. Но, представляешь, Грег хочет остаться еще ненадолго. Как все надоело… В общем, тебе придется побыть здесь еще по крайней мере ночь.

— Чего?

— Если тебе что-нибудь надо, если что-то может скрасить пребывание здесь — я принесу.

— Но меня не отпустите?

— Нет пока. — Грустно смотрю на парня, качаю головой.

Джез замолкает, и я боюсь, он заплачет.

— Если хотите секса, я согласен, — вдруг говорит этот ребенок. — Потом вы меня отпустите. Пожалуйста! Я никому не расскажу, честное слово. Ну!

— Не надо, Джез…

— Чего не надо?

— Не делай этого. Не приземляй наши отношения.

— Но… Тогда не понимаю. Если дело не в сексе, чего ради вы все это со мной творите? — Мальчик трясет руками в браслетах из скотча.

— Мне достаточно того, что ты рядом.

Вижу, что он не понимает. А может, не хочет понимать. Или в неподходящем настроении. Хочу объяснить, что дело в желании — подавляющем, несокрушимом желании быть с ним. Оно бурлит во мне, угрожая перехлестнуть через край. Оно изнуряет, выматывает, требует новых сил, но отступиться я не могу.

И тут Джез пробует зайти с другой стороны.

— Я ведь не приличный, вы же в курсе, — говорит он развязнее, добавив жесткости в голос. — Балуюсь наркотиками. Слишком много времени провожу наедине с гитарой. Не умею правильно читать и писать. Вы меня не знаете. Если б знали, не заинтересовались бы.

Я смеюсь:

— Думаешь, люди нравятся друг другу, только если они приличные? Чем больше я слышу о твоей другой стороне, тем сильнее хочу, чтоб ты был рядом. Себа тоже с большой натяжкой можно было назвать приличным. Это не мешало мне любить его.

— Опять этот Себ!

— Что?

— Вы все время упоминаете какого-то Себа. Кто это?

— Не обращай внимания.

Содрогаюсь. Так. Перестать вспоминать имя Себа, не искушать судьбу!

— Вы просто не понимаете, — продолжает Джез. — Папа махнул на меня рукой несколько лет назад. Маму я разочаровал тем, что оказался дислексиком. Хелен единственная меня терпит.

— Хелен? Твоя тетя? И что в ней такого великого? Говоришь так, будто она святая.

— Что?

Мой желчный тон поразил и мальчика, и меня саму. Почему я не могу спокойно слушать, как он нахваливает Хелен или упоминает о симпатии к любой другой женщине?