Пенни Хэнкок - Проклятие темных вод

Суббота

Соня

Ухожу из гаража. Боюсь остаться: разревусь. От ярости, негодования и обиды на Джеза, от невыносимости его нынешнего положения. Но не иду прямиком домой, а спускаюсь на пляж по ступеням. Уровень воды падает. Иду по берегу, с удовольствием подставляю лицо под холодный воздух, вдыхаю запахи реки.

Берег чище, чем в те дни, когда здесь играли мы с Себом. Да, вон на твердую землю вынесло автопокрышку, отрезок трубы, обычные здесь части электрооборудования, кухонную утварь. Пластиковые контейнеры для бутербродов. Даже пустая тыква катается по линии прибоя — воспоминание о Хеллоуине; бог знает как она так долго продержалась. Но все это река только что извергла, а внизу — песок, выбеленные камни, кусочки отполированного стекла и фарфора. Ила, нефти, густой химической каши, в которой играли мы с Себом, больше нет. Присаживаюсь на бетонный блок. За моей спиной стена, до верхней точки прилива укрытая зелеными водорослями, а выше — трубы электростанции вырастают над могучими потрескавшимися белыми как мел стенами. Справа от электростанции — маленькая старая больница, нынешний дом призрения, с золотисто-черными часами на красивой башне, с изящными зубчатыми навесами на крышах. Эти два соседних здания на редкость плохо сочетаются. Одно из моих любимых мест уединения: за спиной — надежные высокие стены, перед глазами — река.

Хоть и надела зимнее пальто, обнимаю себя руками, поднимаю воротник, укрываясь от злого ветра. Того и гляди, пойдет снег. Слушаю, как у берега плещет вода, а еще тоненько, словно фарфор о камень или металл о кость, звенят волны, катая мелкие осколки-обломки по песку.

Смотрю на реку и вдруг вижу нас с Себом. В тот день, когда мы построили плот. Жаркое лето уже выдохлось, и вроде стояла ранняя осень. Помню, как с реки ползла дымка, неся резкую вонь от Дартфорда, словно тамошний химзавод сбросил в воду какие-то отходы. Раннее утро. В Доме у реки что-то произошло: ссора, потом крики, угрозы. Я вылетела оттуда в слезах. В груди, помню, болело так же, как сейчас, будто я несколько месяцев терпеливо сносила мучения. Заметила Себа внизу, на берегу, и почувствовала, как вырастают крылья. Подошла к нему у кромки воды. Парень приглядывался к чему-то на поверхности.

— Что там?

Прилив нес к нам что-то. По виду — обломок деревянного ящика из-под рыбы.

— Хватай его, Соня.

Послушно забрела в воду по грязи, не обращая внимания на холод: когда была с Себом, я всегда бросала себе вызов, дабы ему не пришло в голову обвинить меня в слабоволии. Потянула ящик к берегу.

— Идеальный материал для плота! — сказал Себ. — Уплывем и спрячемся от всех. Нас никто не остановит, Соня. Удерем, как те лебеди. Исчезнем!

Я смотрела на него и улыбалась. Затея была сумасшедшая, но я любила Себа за нее. Он всегда верил, что мы можем невозможное.

— Блеск. То, что надо для начала. Когда будем готовы, поплывем к Собачьему острову. А стартуем отсюда.

— Это не будет опасно?

— Это будет классно! Еще нужно добыть весло. И что-нибудь вроде бортика, чтоб мы не вывалились. Тащи вон ту покрышку, сделаем из нее сиденье.

Я знала, что такое плавучесть. Когда живешь у реки, она становится чем-то вроде твоей второй натуры. Я поняла это, катаясь на разных гребных и моторных лодках. Собирала кусочки пенопласта, которых в те годы было разбросано по берегу целые кучи, и набивала ими пластиковые пакеты. Себ между тем высматривал там же пустые бочки из-под топлива, обломки пивных бочонков, плавник и веревки. Мы почти весь день строили плот: забредали с нашим детищем в воду, чтобы опробовать его, и возвращались, еще и еще изменяя его конструкцию, пока наконец он не был готов пересечь реку. Несколько часов потратили, привязывая обрывки старой рыбацкой сети между двумя длинными веревками, — получился трап.

— Он понадобится на том берегу, чтобы забраться на стену, — пояснил Себ. — Хотя все равно придется ждать прилива. Если не достанем до верха стены — толку не будет.

Когда вода поднялась достаточно, чтобы мы могли спустить плот, стало темнеть.

Поднявшийся ветер погнал волны вверх по течению. С обоих берегов нам уже подмигивали желтые огни. Посреди реки они тоже мерцали: на отдыхающих на якорях судах, на речных трамвайчиках, совершающих последние за день рейсы.

Я спросила, что мы будем делать, если в фарватере окажемся на курсе какого-нибудь судна и не сможем уступить ему дорогу. Себ ответил, что все с нами будет отлично, а мне лучше заткнуться. «Даже если случится худшее, — подумала я, — можно просто спрыгнуть с плота, а потом сплавать за ним». Как всегда, уважение Себа было для меня важнее собственной безопасности.

Я потихоньку сбегала в Дом у реки и стянула из прихожей непромокаемую верхнюю одежду. Гидрокостюмов мокрого типа в те дни еще не было. В доме стояла тишина. Тот, кто расстроил меня утром, не показывался. Я сняла с крючков два плаща из промасленной ткани и сбежала по ступеням, которые в самом низу уже лизала вода.

— Ну что ж, наш «кораблик» готов к спуску, — объявил Себ. — Соня, ему нужно имя. Как назовем?

— «Тамаса».

— «Тамаса»?

— Это древнее название Темзы, — объяснила я. — Переводится как «темная река». Мы в школе проходили. Смотри, она и сейчас темноватая.

— Ладно. Теперь разобьем о борт бутылку. Спуск должен пройти по правилам.

Мы стояли на ступенях. Себ привязал веревку к ручке одной из железных бочек, составлявших корпус «Тамасы», затем примотал полную бутылку «Браун эль» к другому концу и швырнул ее в борт плота. Бутылка разбилась лишь после нескольких попыток.

Мы сошли по двум последним ступеням в пенящийся прилив. Смирившись с предстоящим, я не обращала внимания на воду, заливавшуюся в сапоги, и помогла Себу столкнуть плот в волны. Мы запрыгнули на него, легли на живот и отправились в путь. Парень раздобыл весло для каноэ и яростно греб, но через несколько минут выдохся. Течения были куда сильнее. Мы потеряли управление суденышком. Река могла сделать с нами все, что ей вздумается.

Через несколько секунд мы очутились почти на середине. В сгущающихся сумерках берег казался непривычно далеким. Плот едва возвышался над поверхностью.

— Ух ты! — заорал Себ, когда приливные течения снова подхватили плот и стремительно понесли вверх по руслу. — Греби шустрее! — кричал он мне. — Иначе нас снесет к Ротерхайту или острову Джейкоба! Течение сильнее, чем я думал!

Полагаю, даже Себ в тот момент испугался. Плот крутился, падал и взмывал на волнах, ледяная вода плескала через борт нам в лицо. Вскоре нас отнесло далеко к северу, выше по течению. Река утащила нас гораздо быстрее и дальше, чем мы могли представить. Чуть правее впереди сваи, мощные деревянные столбы, поддерживали идущую над ними улицу. Их связывали цепи. Железные трапы там поднимались до палуб пристаней. Себ дышал заполошно, и я почувствовала, что он близок к панике.