Людмила Астахова - Невиновных нет

Винтовка выскользнула из рук, сплошь залитая кровью, и приклад ее уже был весь измочален, а штык погнулся и застрял меж чьих-то ребер. Палаш… не продела бы руку в петлю, выронила бы, пожалуй. И дышать было нечем, и орать тоже – нечем, и развернуться здесь, на стене, как следует, не получалось. И думать незачем и нечем тоже… давишь их, давишь, а они все лезут и лезут… И единственный боевой клич, какой способна исторгнуть сорванная глотка, – это хриплый вой – и от ярости, и от боли, которая была, никуда не девалась она, боль, ей же все равно было, последний этот бой или нет… Последний или нет – никакой разницы.

А вот страха не было тоже. Некогда! И ведь боятся… боятся только живые!

Мир покачнулся и опрокинулся, становясь красным, и Грэйн задохнулась, мотая головой и стряхивая заливающие глаза черные капли. Треснувший, вымаранный в красном и желтом приклад падал сверху на ее лицо бесконечно долго, но секунды на то, чтоб откатиться, уже не было… Конец? Нет! Нависшее над нею темное вдруг пропало, меж клубами дыма мелькнул клочок неба, и ролфи, рыча, нащупала рукоять палаша и, не глядя, рубанула чьи-то ноги. И встала, шатаясь и вцепляясь в чье-то горло, чтоб не упасть снова.

Не конец. Еще нет! Видишь, Локка, – еще нет!!!

Смотри на меня. Я здесь! Я – есть!!!

– Я! – кричала Грэйн, размахиваясь. – Есть! – обеими руками держаться за оружие, и пусть само решает, само ведет… – Еще есть! – скрежет столкнувшегося металла, визг, вопль… рычание прямо в чужие глаза, такие же зелено-бешеные. – Кэдвен!!!

И они подались вдруг… словно тяжелый каменный блок, нависший над краем стены, в который разом уперлись плечами… подались, прогнулись… выровнялись с воем и скрежетом, навалились с воплем – и дрогнули, дрогнули наконец! И покатились назад, назад, вниз, и защитники прыгали следом на равелины, выбрасывая, вышвыривая, размазывая их по камням. Грэйн потеряла свой палаш, но под руками вдруг оказалось ружье… а может, и вовсе дубина… какая теперь разница, если можно мозжить, и бить, и гнать их, гнать откуда пришли, остановившись, лишь когда вопль последнего сброшенного со стены врага оборвался внизу глухим ударом…

Тишина оглушила на миг, треснув от ликующего вопля с бастионов.

Грэйн терла глаза и слепо жмурилась, не решаясь поверить в тех, кого не могло, просто не могло…

– Ролфи!!! – кричал кто-то ей прямо в ухо. – Это ролфи!!! Пришли ролфи!!!

– Что?.. – выдохнула она, чувствуя, как на глазах вскипают слезы, жгучие, словно капли раскаленного металла, текущие из-под обожженных век. – Это же…

– Вил-да-а-айр!!! – вопили сотни глоток над стенами форта Шила, и крик этот гремел и дробился эхом в скалах Шанты-Тэлэйта.

Когда бой уже окончен, у капитана появляется втрое больше дел, чем было в самой гуще сражения. Ему надо раздать предельно ясные приказы практически всем – лейтенантам, боцманам, плотникам, артиллеристам и корабельному врачу. Чем Аластар Дагманд Эск и занимался, поставив «Меллинтан» на якорь неподалеку от спасенного форта. Никто не станет есть и не ляжет спать раньше, чем будут устранены повреждения.

Но капитану Эску было не впервой наводить порядок, и мало-помалу толпа вокруг него рассеялась. Остался только мичман Роск. И лишь сейчас Аластар вспомнил о Джоне.

– Где она?

Мичман тяжело сглотнул и сделал шаг назад.

– Что? Она… жива?

В желудке стало не просто холодно, а морозно.

– Да, вирт. С ранеными возится.

– Идемте.

Внизу, под палубой, в жаре, полумраке и режущей глаза и нос вони, между кричащими и дергающимися телами ползал на четвереньках антэ Свон, а следом за ним точно так же на коленках – леди Янамари. Прямо по слою крови и блевотины. И судя по всему, дела у этой парочки шли не так уж и плохо. Безнадежным в глотку лился настой опия, сразу лошадиными дозами, чтобы не мучились. Остальных спасали как могли: останавливали кровотечения, накладывали шины на переломы, шили порезы, вытаскивали деревянные щепы – этот страшный бич моряков. В уголке кучкой лежали отнятые конечности – руки и ноги.

– Виртджорн, здесь надо все проветрить, – прохрипел доктор. – А потом постепенно поднять всех наверх. Чтобы заживо не сгнили.

– Согласен, – кивнул Эск, не переставая вглядываться в Джону.

Она действовала, как заводная кукла, переползая от одного раненого к другому, и, похоже, даже не обратила внимания на приход Аластара.

«Э нет, родная. Так нельзя. Так не пойдет. На сегодня – хватит!»

– Я пришлю к вам в помощь Хейла и Мари, антэ Свон, – пообещал капитан, а сам подхватил на руки ошалевшую от всего произошедшего за этот день женщину и понес в свою каюту, а по дороге потребовал от вестового организовать бадью с водой. Леди Янамари была липкая от чужой крови, и от нее воняло.

Аластар давным-давно привык к очень скромному корабельному быту и прекрасно обходился без ковров и мраморных бюстиков. Ему вполне хватало чистого и сухого постельного белья.

– До позднего вечера я буду занят, так что располагайся как дома, – сказал он, закрыв за собой дверь. – В твоем распоряжении мичман Роск и вестовой Талес. Все, что в их силах и возможностях, они сделают.

Ему было противно даже думать о том, какой дичайшей опасности он подверг Джойану. Их ведь запросто могли расстрелять и потопить. Всех. И ее вместе с ними, с никчемными мужиками, о которых никто особо сожалеть-то не станет. Только такой бездушный двуногий скот, каким, по сути, он и является, мог так жестоко поступить с любимой женщиной. Заставить ее пройти все ужасы морского сражения.

Вот она стояла перед ним – застывшая, как ледяная статуя, буравя его тяжелым взглядом зверино-синих глаз и явно ожидая продолжения беседы, а что ей сказать, Аластар не знал.

Сказать, что просто не имел права позволить себе в бою бояться за кого-либо, даже за нее? Бессмысленно. Покаяться? Поздно. Напомнить, сколько ему лет и сколько из них он – капитан корабля? Она знает.

– Хорошо тебе провести время, Джойана, – мрачно буркнул Эск и, резко развернувшись, вышел прочь, так и не увидев лихой ухмылки на губах женщины.

«Ты – идиот, Аластар Дагманд Эск! – мысленно сказала ему вслед Джона. – Ты – жив, я – жива. Уверена, что Грэйн тоже. Так чего еще желать-то? Глупый диллайн!»

Он жил своими обязанностями, железной рукой держал в узде четыре сотни человек, чинил свой корабль, а она плыла в океане ликования, который разливался вокруг форта Шила. Сегодняшняя победа – это жизни многих, жизни, которые будут прожиты.

– Эй, вестовой!

Дверь в каюту приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель просунулся нос мичмана Роска:

– Я за него. Чего вам угодно, миледи?

– Поторопитесь с водой, мичман!

– Так точно!