Гильберт Бриссен - Книга Лазури

Мы оба промолчали.

— Я должна навестить Канарию. Джун, ты пойдешь со мной.

— Хорошо, — осторожно отняв Суисейсеки от груди, я с удивлением обнаружил, что она уже спит. Утомилась за день, видимо.

— Да, и вот еще что…

Рука Шинку неторопливо, будто сомневаясь, нырнула в небольшой карман на платье, скрывавшийся под бантом.

— Когда мы вернемся, пришей его. Как ты и хотел.

* * *

Анжей не приходил в себя довольно долго, так что я уже начал серьезно беспокоиться, что он наконец-то решил поставить точку в своем долгом существовании прямо здесь и сейчас. И все же стоило позаботиться о том, чтобы как-то укрепить нашего негостеприимного хозяина, если он вдруг все же надумает очнуться. Обшарив мастерскую, мы с Соу все же обнаружили пару бутылок темного пива, — этикетки были яркими и незнакомыми — зачерствевший хлеб и головку сыра. Конечно, это было не совсем то, что требуется человеку на стадии крайнего истощения, однако лучшего в пределах досягаемости не имелось. Сложив добычу на стол, от греха подальше я осторожно, чтобы не разбудить, разоружил воинственного кукольника, засунул револьвер под шкаф и уселся отдыхать.

Мегу, баюкавшая Суигинто, села напротив меня и теперь откровенно клевала носом, вяло поводя взглядом по сторонам. Кажется, чудес ей на сегодня хватило с избытком. Соусейсеки же влезла на столешницу, устроившись возле моего локтя. Она то и дело с интересом посматривала на спящую Барасуишио, чья голова покоилась рядом с ее коленом. Я тоже нет-нет да и поглядывал на ту, что сумела поодиночке одолеть всех кукол Розена… ну, то есть почти всех — моей Соу так и не довелось с ней схлестнуться по-настоящему, как она верно заметила недавно. Да и Хинаичиго тоже… хотя что в данном случае мог сказать я, до сих пор знающий о большинстве тогдашних событий по длинному "испорченному телефону" пересказов и переводов истории, рассказанной так, как это нужно было рассказчику?

Кристальная Роза вблизи оказалась не совсем такой, как ее изобразили художники — фасон одежды, что прежде выглядела переделкой платья Киракишо, на самом деле был совершенно самостоятельным, похожим на костюм Седьмой не более, чем походили друг на друга сшитые разными портными два платья одной эпохи. Заколки имели несколько иную форму, и внутри каждого хрустального цветка скрывалась крохотная жемчужина странного темно-оранжевого цвета. Даже само лицо было чуть другим. Лишь его выражение удалось передать в наш мир более-менее верно: оно было полностью неподвижно и расслаблено, как у человека, находящегося в коме. Впрочем, она ведь спала…

Айпатча на левом глазу не было. Как и вообще в поле зрения.

А на мизинце левой руки, тонкое и почти незаметное, сидело кольцо телесного цвета. На нем был выгравирован нераскрывшийся бутон розы. Вот так.

— Она не такая, как мы, — негромко произнесла Соу будто в ответ моим мыслям.

— Ты считаешь?

— Уверена. Я поражаюсь, как мы тогда могли принять ее за одну из нас. Сейчас ведь так ясно видно, что у нас разные Отцы.

— Да, лицо…

— Верно, мастер. Лицо, платье, форма пальцев… А главное — кольцо. Хотя, возможно, это не бросалось в глаза.

— Но оно ведь может быть и просто элементом одежды…

Соу мягко улыбнулась.

— Мастер, девы Розена не носят колец. Разве ты не заметил?

— Разумеется, заметил. Кольца есть только у нас… Хм, кстати, а почему так?

— Не знаю. Может быть, потому, что Отец не был литейщиком — это ведь штучная работа. Или просто не посчитал нужным их делать. А еще прежде я думала — это потому, что в бою оно может сломать палец. Мы ведь не люди и не способны залечивать свои раны.

— Соу, я не верю, что Розен создавал вас для битв.

— Я тоже не верю, мастер… теперь. Но какой у меня был выбор тогда?

Тут наше внимание привлек слабый шорох, донесшийся с дивана. Анжей, все еще бледный, как смерть, сидел на постели и щупал свою одежду. Мне не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что именно он ищет.

— Куда засунул? — мрачно спросил он, встретившись со мной взглядом.

— Туда, где никого не поранит, — спокойно ответил я. — Потом разыщешь. Отлежался?

— Есть хочу, — буркнул пан. — Там, в шкафу, ужин. Принеси сюда, если уж помогать взялся.

Я выразительно покосился на край стола, где уже лежал "ужин". Проследив мой взгляд, он насмешливо-удивленно приподнял левую бровь.

— Откуда такая заботливость?

— Я ведь уже объяснил. Из головы вылетело?

— Может, и вылетело, — проворчал Анжей уже вполне мирно и, схватив со стола бутылку, присосался к горлышку, звучно закусив горбушкой. — Силенок, значит, не хватает?

Новый виток ядовитых пикировок в мои планы никак не входил, так что я уже открыл рот, чтобы резко и полностью отбрить его, когда до меня дошло, что ругаться с человеком, уделяющим тебе несравненно меньше внимания, чем сухому хлебу и старому сыру, по меньшей мере нелепо. Поэтому я вновь закрыл рот и стал ждать, когда пан наестся.

Случилось это не скоро. Он не просто ел, он жрал убогую снедь так, что за ушами трещало. Говорят, что голодающим вредно есть много и сразу, однако Анжей лишь свежел на глазах, постепенно теряя оттенок свежеоштукатуренной стены. Пиво, однако, на него подействовало — запавшие глаза замаслились, в них появилось характерное благодушие, кожу тронул румянец. Движения стали плавными и мягкими.

Наконец, собрав и тщательно прожевав крошки со стола, стремительно соловеющий мастер повернулся к нам, вальяжно откинувшись на стену:

— Ну-с, так чем я могу быть вам полезен, молодые люди?

История, рассказанная первым и последним учеником Розена

Почему все происходит так невовремя? Матка боска, как же я устал от вечно спешащего куда — то времени, которому не хочется оставить старого Анжея в покое! Пусть сверстники стали горстками праха, а на лице моем нет ни морщинки — глупо считать, что я навсегда ускользул от старика Хроноса. Да что толку жаловаться — разве вы, мотыльки-однодневки, поймете?

Не поймете и не поверите, знаю, потому что и сам был таким — прежде, чем учитель ворвался в наполненную ожиданием чуда жизнь и показал, что не всегда стоит ожидать того, о чем знаешь слишком мало. Говорят, что чудо — тонкая материя, но забывают добавить, что его избранник должен быть не только двужильным, но и цепко держать за хвост Леди Удачу, иначе потустороннее не преминет обернуться к нему потаенной, темной стороной.

Что я понимал тогда, восторженный двадцатилетний юноша, получивший шанс вырваться из казавшихся тяжкими оков определенности? Разумеется, я желал быть обманутым, мечтал, не понимая этого — и по сравнению с другими получил невероятный шанс. Тот, кто стал мне учителем, уже тогда был знаменит, хоть и носил иные имена, и я сумел оказать ему услугу, за которую мне щедро отплатили.