Людмила Астахова - Дары ненависти

Восемь человек. Грэйн запретила себе разглядывать бездельничавших у дверей магазина горожан, отметив только, что среди них опасности не представляли разве что три шушукающиеся кумушки. Группа мужчин, пусть и нево-оруженных… Ох, как плохо, как же плохо это… И зря она так сразу посчитала женщин безопасными. Кому, как не женщинам, покажется подозрительной странная незнакомка в поношенной одежде с чужого плеча? За то, что упустит неприхотливый мужской взгляд, наверняка уцепятся зоркие женские глаза, чтоб потом не один раз обсудить все детали, пересказать соседкам, украсить подробностями и передать потомкам… Но ее уже заметили, так что разворачиваться и спасаться бегством было поздно. Эрна Кэдвен опустила голову еще ниже и, не поднимая глаз от собственного запыленного подола, просеменила к лавке. Даже вывеску прочитать она не рискнула. Зато…

Объявление было прибито прямо по центру магазинной двери, как раз на уровне опущенных глаз ролфи, и слишком дорогая бумага, истраченная на его изготовление, и яркая свежая краска – все откровенно сообщало любому желающему о важности напечатанного. «Многие ли нищенки в Синтафе умеют читать?» – подумала Грэйн, задержав взгляд на проклятой бумаге ровно настолько, чтоб не выглядеть нарочито-равнодушной. Прочитать объявление полностью она не успела, но и начала ей хватило: «… разыскивается… богомерзкая лазутчица язычников-ролфи… ростом высокая… держится с дерзостью…» В общем-то, если описание составлено по словам Леди-Совы, то оно должно быть предельно точным. Удивительно, что хотя бы приблизительный портрет не напечатали – но, может, у них не принято это… Зато награда за любые сведения обещана немалая – 50 оули золотом. По меркам провинции целое состояние. И крупно так напечатано, даже малограмотный обыватель разберет, чью голову оценили в такую сумму.

Но изменить она ничего уже не могла, а потому просто толкнула тяжелую дверь и проскользнула внутрь. На двери был засов, и если в лавке найдется второй выход…

«Двое. Оружия либо нет, либо прячут. Хорошо», – подумала Грэйн, быстро осмотревшись в магазине. Один, желтоглазый угрюмый смесок в шерстяном вязаном жилете, должно быть, хозяин, а второй, молоденький парнишка, сын или помощник.

– Благословенное утро, сударыня, – приветствовал Грэйн синхелмский торговец. – Изволите интересоваться товарами?

– А-а?! – откликнулась ролфи, приставив ладонь к уху и прикидываясь глуховатой.

– Утро благословенное, говорю! – лавочник повысил голос и быстро глянул на парнишку. – Покупать что-то будете?!

– А-а… – Грэйн заулыбалась слегка идиотской улыбочкой и закивала. – Воистину, воистину благословенное утро, добрый сударь, воистину. Проездом я тут, сударь, припасов бы в дорогу мне. Братец-то с племяшкою у фургона остался, племяшка хворая у меня, совсем девка чахлая… Меня вот послал… А я-от смотрю, не на самом ходу лавочка-то, место небойкое… А на площадь-то суваться боязно, сударь, как бы кошелек не срезали. Шалят-от в городах-то у вас!

– Верно, верно… – пробормотал торговец, и желтый совиный взгляд его был холодным и цепким. – Пошаливают… Да и на дорогах неспокойно нынче. Что ж вы, вдвоем, что ли?

– Ась? – снова «не расслышала» Грэйн. – Дык нет же ж, говорю, с племяшкою. Вы бы громче говорили, сударь, а то туга я на ухо, почитай, уж пяток лет, как глохну, как есть глохну… Платьишко бы на девку, да чепец, да чулков две пары. А и перелинку с жакетиком. Сребрушек-то братец отсыпал мне, вы уж не подумайте, сударик мой, что нищая какая! Поизносились в дороге-то, почитай, от самой федератской границы, из эсковых земель трюхаем… А до светлой Саннивы неблизко ж еще, так нам же и за Санниву, к родне-то…

– К тиву беги, – едва шевеля губами, обронил торговец, уже не глядя на помощника. – Давай тишком на двор, да чтоб не мешкал там.

– А-а? – еще громче спросила ролфи, будто невзначай качнувшись к двери. – Дык найдется одежка, сударик мой, али как? А еще б овса две меры, да табаку четвертину, да яиц бы дюжинки две…

– Найдется-найдется! – почти прокричал лавочник. – Все найдется, сударыня! Обождать только придется, пока поищу, да мальчика пошлю к птичнице. Ну-ка, малый!

Парнишка, во все глаза пялившийся на Грэйн, бочком-бочком попятился в глубину магазина. Хлопнула дверь, и ролфи расслышала топот убегающих ног. Торговец остался один. Играть дальше не имело смысла. Узнали!

«Помогай, Локка!» – взмолилась Грэйн и, отступив к двери, уронила засов, а потом метнулась к лавочнику, в прыжке обнажая скейн.

– К птичнице, говоришь, послал? На птичий двор? – оскалилась ролфийка, взяв торговца за грудки. – Выход показывай! Шевелись, смесок! Локкой клянусь, зарежу и дом подпалю!

– Там, – буркнул синтафец, смешно сводя глаза к переносице.

– Вот спасибо, – ответила Грэйн и с размаху двинула его оголовьем скейна в висок.

А потом рванула через лабиринт внутренней части лавки, ища выход, которым улизнул мальчишка. Догнать его нечего и пытаться, тут самой бы ноги унести.

Ну, разумеется, парень догадался накинуть крючок на дверь снаружи, но Грэйн, рыча, выбила ее плечом и вывалилась на задний двор. Забор, забор… куры… визжащая тетка с ведром… калитка… Кровь Локки!! Заперто! Как лиса, застигнутая в курятнике, ролфи заметалась по двору. Тетка визжала. Пробегая мимо, Грэйн мимоходом съездила ей по уху и, подобрав проклятую юбку, подпрыгнула и повисла на заборе, подтянулась… Сапоги оскальзывали по доскам. Ну же, еще чуть-чуть!.. Мерзкая синтафская баба подобралась сзади и ухватила ролфийку за подол. Рассвирепев, Грэйн лягнула ее, юбка затрещала и поехала вниз по бедрам, ролфи зарычала, подтягиваясь, и… Слава Локке! Под мысок сапога попался какой-то сучок, эрна Кэдвен «вышла» на ноге, дернулась изо всех сил – и вырвалась, оставив юбку в руках голосистой тетки. Перемахнула через забор, спрыгнула, лишь великой милостью богов не подвергнув ногу, и припустила наутек, петляя, словно спятивший заяц. Огороды, огороды… закоулки, переулки… Тяжелое пальто било по ногам и чуть ли не стреножило Грэйн на особенно лихом подскоке. Сердце у эрны Кэдвен едва не выпрыгивало через горло, дыхание давно сбилось, а в голове крутилось только одно – пистолеты!!! Только бы добежать до повозки, только бы… И не упасть. Ни за что ни упасть!

Крики преследователей и собачий лай она услышала, уже выбегая какой-то узкой тропкой между двух огромных мусорных куч. Заполошно визжали то ли свиньи, то ли бабы – а может, это у нее в ушах так свистело и звенело, Грэйн не знала. Грэйн не думала. Грэйн не была – она просто бежала.

Дорога! Знакомые заросли… стволы, стволы, ветки… повозка!

Весенняя муха с громким жужжанием долго кружила над Джониным лицом, словно примериваясь, где ей удобнее присесть и потереть лапки. Еще одно мучение – терпеть ползающих по тебе насекомых. Фу! Какая мерзость.