Джон Толкин - Сильмариллион (перевод Lex Hellhound)

Затем Эарендиль обратился к Эльвинг:

— Подожди меня здесь; ибо весть эту я должен принести один, как велит предначертание.

И он в одиночку отправился вглубь берега, вскоре добравшись до ущелья Калакарья. Здесь было тихо и пустынно; ибо Эарендиль, как прежде Моргот с Унголиант, подгадал час своего прихода ко времени празднества, на которое все местные эльфы отправились в Валимар или чертоги Мандоса на Таникветиле, оставив лишь несколько стражей на стенах Тириона. Благодаря сиявшему у Эарендиля во лбу сильмарилю они заметили его приближение издалека, и поспешно отправили гонцов в Валимар.

Эарендиль тем временем вскарабкался на зеленый холм Туны, никого не встретив на пути; он вошел в Тирион, но улицы его были пустынны. Тяжело стало у него на сердце при мысли о том, что зло сумело проникнуть даже в Благословенное Царство. Он побрел по опустевшим переходам Тириона, и пыль, вздымаемая полами его одежд, была алмазной; так что к тому времени, как Эарендиль взошел по длинной белой лестнице, он с ног до головы от нее блестел. Он стал кричать и звать кого-нибудь на всех известных ему эльфийских и человеческих языках, но ответа не было. Поэтому он, скрепя сердце, решил покинуть Тирион и вернуться к морю. Однако едва он встал на ведущую к побережью дорогу, как некто появился на склоне холма и громко его окликнул:

— Приветствую тебя, Эарендиль, величайший из мореходов, пришедший нежданно туда, где его прихода долго ждали, но уже почти отчаялись дождаться. Приветствую тебя, Эарендиль, несущий свет, предшествовавший Солнцу и Луне! Привет тебе, гордость Детей Земли, звезда во тьме, мерцающая на закате и блистающая в свете утра!

То был голос Эонве, вестника Манве, пришедшего из Валинора, чтобы проводить Эарендиля к Высшим Силам Арды. И Эарендиль последовал за ним в Валинор, во дворцы Валимара, чтобы никогда уже не вернуться в земли людей.

Валар собрались вместе, призвав даже Ульмо из морских глубин; и Эарендиль, встав перед ними, передал им послание Двух Рас. Он просил снисхождения к нольдорцам, предлагая принять во внимание все перенесенные ими беды; и просил помощи эльфам и людям в час крайней нужды. И мольбам его вняли.

Среди эльфов бытует предание, что после ухода Эарендиля, отправившегося искать свою жену Эльвинг, Мандос завел речь о его дальнейшей судьбе.

— Может ли смертный ступить на земли Амана при жизни, и при этом сохранить ее?

— Для этого он и был рожден, — ответил на это Ульмо. — Ответь-ка мне лучше на такой вопрос: является ли сын Туора Эарендиль представителем рода Хадора или же он сын Идриль, дочери Тургона из эльфийского рода Финве?

— Так ведь и нольдорцам, по своей воле отправившимся в изгнание, запрещено возвращаться сюда, — возразил на это Мандос.

Когда все, имевшие мнение, высказались, Манве вынес вердикт:

— Быть в этом вопросе по-моему. Опасность, которой подверг себя из любви к Двум Расам Эарендиль, не должна принести ему смерти, как и его жене Эльвинг, из любви к мужу разделившей с ним этот риск; однако им никогда уже не дано будет вернуться к эльфам и людям Средиземья. Вот мое решение: Эарендилю и Эльвинг, а также их сыновьям, будет предоставлен выбор, с какой из рас связать свои судьбы и кем считаться впредь.

Эарендиль отсутствовал долго, и Эльвинг стало одиноко и страшно на берегу; она побрела вдоль моря и вскоре оказалась близ Альквалонде, где на волнах покачивались корабли Телери. Встретив и тепло поприветствовав ее, Телери с любопытством и сочувствием выслушали ее рассказы о Дориате, Гондолине и бедах, постигших Белерианд. Здесь, в Лебединой Гавани, и обнаружил ее возвратившийся Эарендиль. Однако вскоре их обоих призвали в Валимар, где поведали о решении, что принял относительно их Повелитель Валар.

— Выбирай ты, — попросил Эарендиль жену, — лично я уже порядком устал от жизни.

И Эльвинг сделала выбор в пользу Перворожденных Детей Илюватара, в память о Лютиен; ради нее Эарендилю пришлось сделать то же самое, хотя сердце его склонялось скорее к расе людей, к которой принадлежал народ его отца.

Затем по велению Валар Эонве отправился к берегу Амана, где до сих пор стояли на якоре спутники Эарендиля, ожидавшие от него вестей. Эонве взял лодку и усадил в нее троих моряков, после чего Валар вызвали ветра, быстро понесшие моряков к востоку. Вингилот же был освящен и перенесен через весь Валинор к самому дальнему берегу мира; здесь он прошел сквозь Врата Ночи и поднялся прямиком на волны океанов небес.

Прекрасен и изумительно искусно сработан был этот корабль, несущей мерцающее, чистое и яркое пламя; у руля его стоял Эарендиль Моряк, все еще блиставший от пыли эльфийских алмазов, и сильмариль сверкал у него во лбу. Далеко заплывал он на своем корабле, даже в беззвездные пустоты; но чаще всего его можно было увидеть по утрам и вечерам, сверкающим на рассветах и закатах по возвращении в Валинор из своего плавания за пределами мира.

Эльвинг не сопровождала его в этих плаваниях, поскольку она не переносила межзвездного холода и пустоты и предпочитала землю, овеваемую теплыми ветрами с моря. Специально для нее на северном побережье Разделяющих морей была выстроена белая башня; сюда слетались отдохнуть и восстановить силы все морские птицы мира. Говорят, что Эльвинг вскоре выучила птичий язык, ведь ей и самой довелось некогда побывать одной из них. Птицы научили Эльвинг искусству полета, и крылья ее были снежно белыми с серебристо-серым. Временами она вылетала навстречу приближавшемуся к Арде Эарендилю, как в первый раз, когда Ульмо спас ее из морских пучин. Дальнозоркие эльфы с Одинокого острова частенько видели ослепительно-белую птицу, чьи белые перья закат окрашивал розовым, радостно парившую в небесах, приветствуя возвращавшийся в гавань Вингилот.

И когда Вингилот впервые поднял паруса на просторах небес, яркий и мерцающий, его появления никто не ожидал. Народы Средиземья с изумлением смотрели на новую звезду; посчитав ее знамением, они дали ей имя Гил-Эстель, Звезда Надежды.

Заметив ее однажды вечером на небе, Маэдрос спросил у Маглора:

— Не сильмариль ли это нынче сияет на Западе?

— Ежели это действительно тот сильмариль, что на наших глазах скрылся в морской пучине, то он был поднят оттуда властью Валар; так давай же порадуемся этому. Ибо теперь его великолепие озаряет всех, и в то же время он надежно защищен от зла.

Эльфов, поднимавших взгляды к небесам, стало оставлять отчаяние; Моргот же преисполнился дурных предчувствий.

И все же считается, что Моргот не ожидал нападения с Запада; так велика стала его гордыня, что он решил, будто никто впредь не осмелится вступить против него в открытый бой. Более того, он считал, что навсегда лишил Нольдор поддержки Повелителей Запада, и что те, пребывая в своем не ведающем забот царстве, оставят в покое его владения во внешнем мире. Ибо для Моргота жалость и сочувствие — настолько чуждые понятия, что он не в состоянии даже заподозрить их в ком-то другом.