Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

Затем Орик рассказал о прибытии эльфов в Алагейзию, о том, как эльфы сражались с драконами, пока они почти не уничтожили друг друга, и о том, как в результате две расы согласились создать Драконьих Всадников, чтобы поддержать мир впоследствии.

- И каков был наш ответ, когда мы узнали об их намерениях? - спросил Орик, его голос громко зазвенел в зале. – Попросили ли мы включения в их договор? Стремились ли мы разделить власть, которая будет у Драконьих Всадников? Нет! Мы цеплялись за свои старые обычаи, свою старую ненависть, и мы отклонили саму мысль о связи с драконами или разрешении кому-нибудь вне нашего царства охранять нас. Чтобы сохранить нашу власть, мы пожертвовали своим будущим, поскольку я убежден, что, если бы некоторые из Всадников были кнурлане, Гальбаторикс никогда, возможно, не пришел бы к власти. Даже если я неправ, и я не намерен принизить Эрагона, который оказался прекрасным Всадником, дракон Сапфира, возможно, вылупилась бы для кого-то из нашего народа, а не человеческого. И затем какая слава могла бы быть у нас?

Вместо этого наша значимость в Алагейзии уменьшалась, начиная с королевы Тармуноры и тезки Эрагона, заключившего мир с драконами. Сначала наш уменьшающийся статус не так резко понижался, и часто было легче отрицать это, чем принять. Но затем пришли ургалы, и тогда люди и эльфы исправили свои заклинания так, чтобы люди тоже могли быть Всадниками. И тогда мы попросили включить нас в их соглашение, как мы могли... как было нашим правом? – Орик покачал головой. – Наша гордость не позволила этого. Почему мы, самая старая раса на земле, должны просить эльфов об одолжении их магии? Нам не нужно было связывать нашу судьбу с драконами, чтобы спасти наш народ от уничтожения, как эльфам и людям. Мы игнорировали, конечно же, и борьбу, которую мы вели среди нас самих. То, рассуждали мы, было их личными делами, и никакого беспокойства о ком-либо еще.

Слушающие вожди кланов зашевелились. У многих из них были выражения недовольства критикой Орика, тогда как остальные казались более восприимчивыми к его суждениям и были задумчивы.

Орик продолжал:

- Пока Всадники охраняли Алагейзию, мы наслаждались самым прекрасным периодом процветания, когда-либо зарегистрированного в летописи нашего королевства. Мы процветали как никогда ранее, и все же мы не принимали никакого участия в деле: Драконьих Всадников. Когда Всадники пали, наше благосостояние заколебалось, но снова мы не приняли никакого участия в деле: тех Всадников. Никакое состояние дел, я считаю, не соответствовало расе нашей высоты. Мы не страна вассалов, подчиняющих прихотям иностранных владельцев. И те, кто не потомки Одгар и Хлордис, не диктуют нашу судьбу.

Этот ряд рассуждений был больше симпатичен вождям кланов: они кивали и улыбались, и Хавард даже хлопнул несколько раз в заключении.

- Рассмотрим теперь нашу существующую эру, - произнес Орик. – Гальбаторикс господствует, и каждый народ сражается, чтобы остаться свободным от его правления. Он стал настолько силен, что единственная причина, по которой мы еще не его рабы, - это то, что он не захотел, пока, вылететь на своем черном драконе и напасть на нас сам. Если бы он это сделал, то мы пали бы перед ним как молодые деревья перед лавиной. К счастью, он кажется доволен ожидать нас, чтобы убить нас на пути в воротах своей цитадели в Урубаене. Сейчас, я напоминаю вам, что до того, как Эрагон и Сапфира появились мокрые и потрепанные на нашем пороге, со ста вопящими куллами, преследующими их по пятам, наша единственная надежда нанести поражение Гальбаториксу была на то, что когда-нибудь, где-нибудь Сапфира вылупится для выбранного ею Всадника и что этот неизвестный будет, возможно, случайно, если нам повезет больше, чем любому игроку, который когда-то выиграл в кости, способен свергнуть Гальбаторикса. Надежда? Ха! У нас даже не было надежды; у нас была надежда на надежду. Когда Эрагон сначала представился, многие из нас были испуганы его появлением, включая и его самого. 'Он - всего лишь мальчик,' - сказали мы. 'Было бы лучше, если бы он был эльфом,' - говорили мы. Но вот он показал себя, чтобы воплотить наши надежды! Он убил Дурзу, и так позволил сохранить наш самый любимый город, Тронжхайм. Его дракон, Сапфира, обещала восстановить Звездную Розу в ее прежней красоте. Во время сражения на Пылающих равнинах он прогнал Муртага и Торна, и так позволил нам выиграть время. И смотрите! Он сейчас даже выглядит как эльф, и из-за их странной магии, он приобрел их скорость и силу.

Орик поднял палец для особого внимания.

- Кроме того король Хротгар, в своей мудрости, сделал то, что никогда не делал никакой другой король или гримстборитх; он предложил принять Эрагона в Дургримст Ингеитум и сделать его членом своей собственной семьи. Эрагон не был ничем обязан принимать это предложение. Действительно, он знал, что многие из семей Ингеитума возражали против этого и что, вообще, многие кнурлане не оценят это с одобрением. Все же несмотря на эти отговаривания, и несмотря на то, что он был уже связан клятвой верности с Насуадой, Эрагон принял предложение Хротгара, очень хорошо понимая, что это только сделает его жизнь еще тяжелее. Когда он сказал мне сам, что принес клятву на Каменном сердце из чувства долга, которое он чувствует ко всем народам Алагейзии, и особенно к нам, так как мы действиями Хротгара проявили к нему и Сапфире такую доброту. Из-за гениальности Хротгара, последний свободный Всадник Алагейзии, один из нас, и единственная надежда против Гальбаторикса самостоятельно захотел стать кнурланом во всем кроме крови. С тех пор Эрагон соблюдал наши законы и обычаи по мере своих знаний и стремился узнать больше когда-нибудь о нашей культуре так, чтобы он мог чтить истинное значение своей клятвы. Когда Хротгар пал, сраженный предателем Муртагом, Эрагон поклялся мне на каждом камне в Алагейзии и также как член Дургримст Ингеитум, что он приложит все усилия, чтобы отомстить за смерть Хротгара. Он отплатил мне уважением и повиновением, которое причитается мне как гримстборитху, и я горд считать его своим названным братом.

Эрагон глядел вниз, его щеки и кончики ушей пылали. Ему было жаль, что Орик был так щедр в своей похвале; это только сделает его положение тяжелее, чтобы сохранить в будущем.

Раскинув свои руки, чтобы включить других вождей кланов, Орик воскликнул:

- Все, чего мы могли когда-либо желать для Драконьего Всадника, мы вместили в Эрагоне! Он существует! Он силен! И он включил наш народ, как никакой другой Всадник никогда не делал! – Затем Орик опустил свои руки и с ними силу своего голоса, пока Эрагону не пришлось напрячься, чтобы услышать его слова. – Как мы ответили на его дружбу, а? В основном, насмешками, неуважением и грубым негодованием. Мы – неблагодарный народ, говорю я, и наши воспоминания слишком длинные для нашего собственного блага... Есть даже те, кто стал так переполнен гложущей ненавистью, что обратились к насилию, чтобы уменьшить жажду своего гнева. Возможно они все еще верят, что делают то, что лучше для нашего народа, но даже если и так, тогда их умы так же заплесневели, как головка сыра за год. Иначе, зачем им пытаться убивать Эрагона?