Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

Арья сжала своими руками ноги, ее взгляд был задумчив. Пламя выпустило струю вверх, так как огонь испепелил одного из мотыльков, окружающих лагерь.

- Ганга. (Ganga), - пробормотала она и показала пальцем. С порханием нежных крыльев улетел мотылек. Ни разу не подняв глаза от кучи горящих ветвей, она сказала:

- Спустя девять месяцев после того, как я стала послом, единственным послом моей матери, если говорить по правде, я ехала от варденов из Фартхен Дура в столицу Сурды, которая была еще новой страной в те дни. Вскоре после того, как мои спутники и я оставили Беорские горы, мы натолкнулись на отряд бродячих ургалов. Мы были согласны держать наши мечи в своих ножнах и продолжать свой путь, но так как, по своей привычке, ургалы настояли на том, чтобы попытаться выиграть честь и славу для лучшего своего положения в племени. Наш вооруженный отряд был больше их — из-за Велдона, человека, который следовал за Бромом как лидер варденов, бывшего с нами — нам было легко прогнать их... В тот день я первый раз отняла жизнь. Это обеспокоило меня в течение многих недель позже, пока я не поняла, что сойду с ума, если буду продолжать задерживаться на этом. Многие так делают, и они так сердятся, так одержимы горем, что на них нельзя больше положиться, или их сердца каменеют, и они теряют способность отличать справедливость от несправедливости.

- Как ты достигала соглашения с тем, что ты сделала?

- Я рассмотрела причины убийства, чтобы определить, были ли они обоснованными. Убедившись, что они были таковыми, я спросила себя, была ли наша причина достаточно важной, чтобы продолжать содействовать этому даже при том, что это, вероятно, потребовало бы, чтобы я убила снова. Тогда я решила, что всякий раз, когда я начну думать о мертвых, я воображу себя в садах Зала Тиалдари.

- Это сработало?

Убрав свои волосы с лица, она засунула их за одно круглое ухо.

- Да. Единственное противоядие от разъедающего яда насилия – найти мир вокруг нас самих. Это – тяжелое лечение, чтобы жить, но вполне стоящее усилий. – Она сделала паузу, а затем добавила:

- Также помогает дыхание.

- Дыхание?

- Медленное, размеренное дыхание, словно ты размышляешь. Это один из самых эффективных методов, чтобы успокоить себя.

Следуя ее совету, Эрагон начал сознательно вдыхать и выдыхать, заботясь о том, чтобы поддерживать постоянный темп и удалять весь воздух из своих легких с каждым выдохом. За минуту узел в его животе развязался, его сдвинутые брови расслабились, и присутствие его падших врагов больше не казалось настолько реальным... Волки завыли снова, и после первоначальной вспышки беспокойства он слушал без страха, поскольку их вой потерял власть расстроить его.

- Спасибо, - сказал он. Арья ответила любезным наклоном своего подбородка.

Тишина господствовала четверть часа, пока Эрагон не сказал:

- Ургалы. – Он позволил утверждению быть некоторое время противоречивым устным монолитом. – Что ты думаешь о разрешение Насуады присоединиться им к варденам?

Арья подняла прут у края своего расширяющегося платья и стала катать его между своих орлиных пальцев, изучая изогнутую часть дерева, словно она содержала тайну.

- Это было храброе решение, и я восхищаюсь ею за это. Она всегда действует для лучшей пользы варденов независимо от того, какова может быть стоимость.

- Она расстроила многих из варденов, когда приняла предложение о поддержки Нар Гарцвога.

- И она заработала их преданность обратно Судом длинных ножей. Насуада очень умна, когда дело доходит до поддержания своего положения. – Арья стегнула прутом огонь. – У меня нет никакой любви к ургалам, но при этом я не ненавижу их. В отличие от раззаков они не от рождения злые, просто чрезмерно любят войну. Это важное различие, даже если оно не может предоставить утешение семьям их жертв. Мы эльфы имели дела с ургалами раньше, и мы будем иметь снова, когда возникнет необходимость. Это несерьезная перспектива, как бы то ни было.

Ей не нужно было объяснить почему. Многие из свитков, которые Оромис поручил Эрагону прочитать, были посвящены ургалам, и один в частности "Путешествия Гнаевалдскалда", преподал ему, что вся культура ургалов основывалась на подвигах боя. Мужчины-ургалы могли только улучшить свою репутацию, совершая набеги на другие деревни – ургалов ли, людей, эльфов или гномов значило мало – или сражаясь со своими конкурентами один на один, иногда до смерти. И когда приходил выбор супруга, женщины-ургалы отказывались считать барана (ram) подходящим, если он не победил, по крайней мере, трех противников. В результате у каждого нового поколения ургалов не было никакого выбора, кроме как бросить вызов равным себе, бросить вызов своим старшим и обыскивать землю для возможности доказать свою доблесть. Традиция так прочно укоренилась, что каждая попытка пресечь ее терпела неудачу. "По крайней мере, они верны себе, - размышлял Эрагон. – Это больше того, на что большинство людей может претендовать."

- Как, - спросил он, - этот Дурза смог устроить засаду тебе, Гленвингу и Фаолину с ургалами? Разве у вас не было защиты, ограждающей от физических атак?

- Стрелы были зачарованы.

- Значит ургалы были магами?

Закрыв свои глаза, Арья вздохнула и покачала головой:

- Нет. Это было какая-то темная магия выдумки Дурзы. Он позлорадствовал об этом, когда я была в Гиллиде.

- Я не представляю, как тебе удалось сопротивляться ему так долго. Я видел то, что он сделал с тобой.

- Это... это было не легко. Я рассматривала мучения, которые он причинял мне, как испытание моего обязательства, как шанс продемонстрировать, что я не совершу ошибки и, действительно, буду достойна символа йаве. Как таковой, я приветствовала испытание.

- Но тем не менее, даже эльфы не неуязвимы для боли. Удивительно, что ты смогла сохранять местоположение Эллесмеры сокрытым от него все те месяцы.

Легкая гордость окрасила ее голос:

- Не только местоположение Эллесмеры, но также и то, куда я послала яйцо Сапфиры, мой запас слов на древнем языке и все остальное, что могло бы быть полезным для Гальбаторикса.

Беседа истекала, и затем Эрагон сказал:

- Ты думаешь о всем том, через что ты прошла в Гиллиде? – Когда она не ответила, он добавил:

- Ты никогда не говоришь об этом. Ты перечисляешь факты своего заключения с достаточной готовностью, но ты никогда не упоминаешь том, на что оно было похоже для тебя, ни как ты чувствуешь это теперь.

- Боль есть боль, - сказала она. – Она не нуждается ни в каком описании.

- Правда, но игнорирование ее может принести больше вреда, чем свежая рана... Никто не мог бы пережить что-то, похожее на это и спасение невредимым. Не внутри, по крайней мере.