Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

- И сын Морзана, - сказал он. - Сыновья Морзана.

- Опишите то, как ты сделал это. Это было такое невероятное спасение, что я иногда думаю, что я действительно сошла с ума и вообразила все с тех пор.

- Ты вообразила бы меня, вызывая такое большое горе, оставаясь в Хелгринде?

- Нет, - сказала она. – Я думаю нет. – Манжет своего левого рукава она приложила к глазам, вытирая их. – Когда я проснулась в Фартхен Дуре, там было слишком много тех, кто заботился обо мне, чтобы останавливаться на прошлом. Но события последнего времени были темными и кровавыми, и все чаще и чаще я вспоминала то, что не должна. Это делает меня мрачной, не мягкой и не терпимой к обычным задержкам жизни. – Она села на колени и поместила свои руки на землю по обе стороны от себя, как будто стабилизировала себя. – Ты говоришь, что я хожу одна. Эльфы не чувствуют склонности к открытым демонстрациям людям и гномам дружбы, и я когда-то имела склонность к уединению. Но если бы ты знал меня до Гиллида, если бы ты знал меня, какой я была, то ты не считал бы меня такой отчужденной. Тогда я могла петь и танцевать и не чувствовать ощущения нависшей смерти.

Вытянувшись, Эрагон положил свою правую руку на ее левую:

- В историях о старых героях никогда не упоминается, что это – цена, которую ты платишь, когда борешься с монстрами тьмы и воображаемыми монстрами. Продолжай думать о садах Зала Тиалдари, и я уверен, что у тебя все будет хорошо.

Арья разрешала их соприкосновению длиться почти минуту, времени не теплоты чувств или страсти для Эрагона, а скорее тихих товарищеских отношений. Он не делал попытки добиваться ее благосклонности, поскольку лелеял ее доверие больше чем что-либо, кроме его связи с Сапфирой, и он скорее прошел бы в бой, чем подверг опасности их. Затем небольшим подъемом своей руки Арья дала ему знать, что момент прошел, и он без жалобы убрал свою руку.

Стремясь облегчить ее бремя так, как он мог, Эрагон осмотрел землю вокруг себя и затем пробормотал так тихо, чтобы не быть услышанным:

- Лоивисса.

Управляя властью истинного имени, он просеивал землю под своими ногами, пока его пальцы не сомкнулись на том, что он искал: тонком, маленьком кругляшке с половину размера его меньшего ногтя. Задержав свое дыхание, он положил его на свою правую ладонь, поместив в центр своей гедвёй игнасия с такой большой нежностью, какую он смог собрать. Он проверил, как его учил Оромис вид заклинания, которое он собирался произнести, чтобы удостовериться, что не совершит ошибки, и затем начал петь как эльфы, плавно и мягко:

Элдхримнер О Лоивисса нуанен, даутр абр делуа,

Элдхримнер не оно веохнатаи медх солус ун тхринга,

Элдхримнер ун фортха онр фёон вара,

Виол аллр сджон.

Элдхримнер О Лоивисса нуанен...

Снова и снова Эрагон повторял те же самые четыре строки, обращая их к коричневой чешуйке на его руке. Чешуйка задрожала, а затем раздулась и раздалась, становясь сферической. Белые усики длиной в один-два дюйма выросли из низа основания шелушащегося шара, щекоча Эрагона, пока тонкий зеленый стебелек искал себе путь из верхушки и, по его желанию, выстрелил почти на фут в воздух. Один лист, широкий и плоский, вырос со стороны стебля. Тогда верхушка стебля увеличилась, наклонилась и, после момента кажущейся бездеятельности, раскололась на пять частей, которые расширились снаружи, чтобы показать восковые лепестки лилии с глубокой чашечкой. Цветок был светло-голубым и имел форму колокола.

Когда он достиг своего полного размера, Эрагон отпустил магию и исследовал свое изделие. Выпевание растений в форму было навыком, который большинство каждого эльфа приобретало в раннем возрасте, но оно было тем, что Эрагон практиковал только несколько раз, и он сомневался, будет ли его попытка успешна. Заклинание взыскало большие усилия от него; лилия потребовала удивительное количество энергии, чтобы накормить то, что было равносильно полутора годам роста.

Удовлетворенный тем, что создал, он вручил лилию Арье:

- Это не белая роза, но... – Он улыбнулся и пожал плечами.

- Ты не должен был, сказала она. – Но я рада, что ты сделал. – Она погладила нижнюю сторону цветка и подняла его, чтобы понюхать. Черты ее лица расслабились. В течение нескольких минут она восхищалась лилией. Затем она выкапывала ямку в земле рядом с собой и посадила луковицу, придавливая землю своей ладонью. Она прикоснулась к лепесткам снова и продолжала смотреть на лилию, когда говорила:

- Спасибо. Вручение цветов - обычай обе наших рас, но мы, эльфы, придаем ему большее значение, чем люди. Он значит все хорошее: жизнь, красоту, возрождение, дружбу и даже большее. Я объясняю, чтобы ты понимал, как много это значит для меня. Ты не знал, но…

- Я знал.

Арья посмотрела на него с серьезным выражением на лице, словно чтобы понять то, о чем он говорил:

- Прости меня. Дважды сейчас, я забыла о степени твоего образования. Я не совершу этой ошибки снова.

Она повторила свое спасибо на древнем языке – и присоединяясь к ней – на ее родном языке Эрагон ответил, что ему было приятно и счастлив, что она получила удовольствие от его подарка. Он задрожал, голодный несмотря на еду, которую они только что съели. Заметив, Арья сказала:

- Ты использовал слишком много своей силы. Если у тебя есть какая-то энергия в Арене, используй ее, чтобы стабилизировать себя.

Эрагон потребовалась минута, чтобы вспомнить, что Арен было именем кольца Брома; он слышал, как его произносили только однажды, от Имиладрис, в день, когда он прибыл в Эллесмеру. "Мое кольцо теперь, - сказал он себе. – Я должен прекратить думать о нем как о Бромовом." Он бросил оценивающий взгляд на большой сапфир, который искрился в своей золотой оправе на его пальце.

- Я не знаю, есть ли какая-нибудь энергия в Арене. Я никогда ничем не наполнял его сам и никогда не проверял, делал ли это Бром. – Когда он говорил, он потянулся своим сознанием к сапфиру. Как только его разум вошел в контакт с драгоценным камнем, он почувствовал присутствие огромного, циркулирующего течения энергии. Для его внутреннего зрения был заполнен ею. Он задался вопросом, как он не взорвался от такого количества силы, содержавшегося в пределах его граней острых краев. После того, как он использовал энергию, чтобы смыть свою боль и страдание и восстановить силу своим конечностям, драгоценный клад внутри Арена едва ли уменьшился.

Его кожу покалывало, Эрагон разъединил свою связь с драгоценным камнем. Радуясь своему открытию и внезапному чувству здоровья, он засмеялся вслух и затем сказал Арье, что он обнаружил:

- Бром, должно быть, запасался каждым кусочком энергии, который он смог сэкономить за все время, что он скрывался в Карвахолле. – Он засмеялся снова, удивленный. - Все те годы... С тем, что находится в Арене, я могу разорвать на части целый замок одним заклинанием.