Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Она глубоко вздохнула и заставила водоворот в голове проясниться. Ее разум остановился на силе родства, вытягивая ее долго и остро. Она прищурилась, пока не увидела только кровь, льющуюся из шеи Сорши, яркую, как расплавленный металл.

Ана зарывалась все глубже и глубже, пока не нашла источник отверстия, разорванную кожу и кровь, которая лилась изнутри.

Осторожно она вплела свою силу родства в поток крови и начала направлять его обратно, обратно, в кожу, плоть и вены.

Разрезанный воротник Сорши позволял увидеть ее кожу, загорелую от дней, проведенных на солнце, но все же испещренную белыми шрамами вокруг ключицы. Она носила черное ожерелье у основания шеи, и Ана поймала взгляд, когда сосредоточила свою силу родства на шее девушки, применяя методы исцеления, которым научил ее Кис.

Постепенно кровотечение прекратилось. Ана выдохнула и откинулась назад, позволяя своей силе отступить. Мир медленно поплыл перед глазами: тело Сорши на полу перед ней, грудь мягко поднимается и опускается. Свет струился из другого конца коридора. Резные изображения орла, жеребца и морского дракона по обе стороны, брегонские чиновники стояли и таращились на нее.

И, наконец, адмирал, стоящий, сцепив руки за спиной, с восторгом, пляшущим в его глазах.

Ярость поднялась в ней, раскаленная добела, угрожая выплеснуться наружу. Он сделал это нарочно, чтобы испытать ее. Больше всего на свете ей хотелось вбить немного здравого смысла в этого человека, который пролил кровь собственной дочери только ради игры. Переговоры.

Ана выпрямилась. Она начинала понимать, что это было шоу, демонстрация силы. И она предоставит им одну.

Взмахом руки она собрала кровь, пролитую на полированный паркет, капли, которые попали на ее ботинки. Она развела руки, и кровь потекла по ее ладоням, закручиваясь в ленты, которые сверкали на свету, как рубины. Она чувствовала, что весь зал смотрит на нее, зачарованно наблюдая.

Ана смягчила свой голос, отточила слова.

– Король Дариас, Три Двора Брегона, я благодарю вас за ваше внимание. Мы сталкиваемся с общим врагом, который день ото дня набирает силу. Та, кто восседает на троне Кирилии, убивая мой народ. И теперь она обратила свое внимание на Королевство Брегон – на артефакт, который сделал бы ее могущественнее, чем мы можем себе представить. Тот, который разрушил бы и ваш мир, и мой.

Ее слова эхом разнеслись по залу, отозвавшись в полной тишине Годхаллема. Чиновники Трех Судов затаили дыхание.

Ана свела руки ближе друг к другу, извивающиеся струйки крови изогнулись дугой, чтобы закрыть промежуток между ними. Она довела свою мысль до конца.

– Я стою перед вами, как законная императрица Кирилии, чтобы договориться о союзе с Королевством Брегон.

Три Двора разразились шумом, когда придворные начали перекрикивать друг друга, их голоса поднялись по нарастающей. Среди всего этого Ана заметила движение в конце зала. Молодой темноволосый мужчина в белой мантии и очках поднялся со своего места в конце зала, держа в руке пергамент и делая пометки. Его наряд был украшен воротником с бирюзовыми краями, которые колыхались с каждым его шагом. Он остановился и, словно почувствовав на себе взгляд Аны, поднял глаза.

На мгновение их взгляды встретились. Затем он моргнул и исчез за одной из множества дверей.

Адмирал Роран Фарральд поднял руку. Почти сразу же во Дворах воцарилась тишина. Наконец, Ана почувствовала на себе их взгляды, они были полны не скептицизма или насмешки, а интереса и страха.

Да, подумала она, чуть приподняв подбородок, чтобы солнечный свет отразил угасающий багровый цвет ее глаз. Власть действительно была обоюдоострым мечом.

Роран Фарральд наклонил голову, его глаза сузились.

– Я думаю, Кровавая императрица, – медленно произнес он, – что нам все-таки есть о чем договориться.

Рамсон стоял у открытой двери в свои покои. Был почти вечер, в южном королевстве Брегон солнце висело над неспокойным морем, а над головой сгущались сумерки.

Его поместили в гостевой номер в посольском крыле Блу Форта в нескольких дворах от Годхаллема, а Ану и Линн проводили в их покои. У Рамсона была большая комната с колоннами из морского камня и балконом, выходящим на Белые Волны на востоке, прекраснее, чем в любом из общежитий, которые он знал в Военно-морской академии.

Несколько ступенек вели с его балкона на веранду внизу. Это был внутренний двор, который помещался между башнями форта. Извилистые потоки воды текли там, где в земле были вырезаны расщелины, похожие на вены, в которых содержалась жизненная сила сооружения. А между извилистыми ручьями росли ольховые деревья его детства.

Шум ветра, воды и деревьев наполнял воздух шепотом, который окутывал его, как старая колыбельная, возвращая в место воспоминаний.

Брегон. Дом. Семь лет он был вдали от этого места, но ему казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как он спрятался на заднем сиденье повозки с припасами, убитый горем и утопающий в своей боли.

Он закрыл глаза и потряс головой, чтобы прогнать воспоминания. Он уже не тот мальчик, каким был семь лет назад.

Он умылся и оделся в накрахмаленную белую рубашку и брюки, которые были разложены для него на кровати. Застегивая медные пуговицы и поправляя отглаженные манжеты, Рамсон чувствовал себя более прежним человеком, чем когда-либо.

Да, подумал он, поймав свое отражение в оконном стекле, с резкими чертами лица и приглаженными волосами, это был тот человек, которым он был создан стать. Тот тип человека, которым он пытался стать: отполированный, с сердцем, вырезанным из камня, и своими секретами.

Когда дверь в его комнату беззвучно открылась, он обернулся и понял, что целая жизнь не могла подготовить его к этому моменту.

Его отец постарел за те годы, что Рамсона не было здесь. И все же время хорошо сказывалось на Роране Фарральде, как сказывалось на коже или прекрасном вине. Его подбородок расширился, все его тело утолщилось, так что он выглядел еще больше и мощнее, чем когда Рамсон был мальчиком. Он все еще был чисто выбрит, его короткие волосы теперь отливали серебром, поблескивающим в свете факелов.

Несколько мгновений они стояли, глядя друг на друга, и Рамсон понял, что стал такого же роста, как его отец.

Лицо адмирала расплылось в улыбке. Это выбило Рамсона из колеи больше, чем кинжал или яд, которые он мог бы ему предложить.

– Ну что ж, – сказал Роран Фарральд, раскидывая руки и с важным видом входя. – Я ждал этого момента семь лет.

– Забавный способ ты выбрал, чтобы показать это, – сухо ответил Рамсон.

Он чувствовал себя настолько потрясенным, как никогда не чувствовал, когда работал на Орден Ландыша. Общение с отцом было сродни попытке понять мотивы дикого животного.