Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Постепенно ей показалось, что она начала видеть достаточно, чтобы различать тени вокруг себя, размытые очертания. А потом она начала различать очертания стен и ступеней перед собой и, наконец, мерцание света факелов.

Она была близко.

Лестница резко оборвалась перед другой группой дверей. Свет исходил из трещин под ними, но когда Линн взялась за ручки, она тут же отпустила их, как будто ее обожгло.

Черный камень. Эти двери были сделаны из черного камня. Безошибочно – неестественный холод, то, как ее сила родства, казалось, исчезала под сильным давлением в голове, когда она прикасалась к нему.

Она сглотнула. Она не ожидала найти черный камень в строго охраняемой части военно-морского штаба.

Держа кинжал перед собой, как факел, она протянула руку, повернула ручку и приоткрыла дверь.

Сначала она подумала, что смотрит на подобие лечебного крыла. Колонны были равномерно расставлены вдоль стен. В центре длинной комнаты стояли строгие металлические столы, заваленные бумагами, ручками и несколькими бутылками. Гладкие черные стены изгибались и переходили в затененные альковы, стены между которыми были уставлены полками с медикаментами. Ряды скальпелей, сверкающих, как зубы, большие и маленькие бутылочки с жидкостями, марля и иглы в стеклянных банках.

В одной из ниш что-то шевельнулось.

Линн подавила крик.

Там была девушка, привязанная к стене, с длинными растрепанными золотистыми волосами. Она выглядела не более чем кожей и костями, ее пальцы, словно когти, вцепились в наручники. Черный воротник обхватывал ее шею, тусклую в ярком свете.

И черный камень . Его здесь было так много, она начинала понимать: влит в материал стен, колонн, разбросан по комнате, даже в потолке. Ее сила родства свелась к слабому мерцанию свечи.

До нее донеслись голоса, эхом отдававшиеся в пустой комнате. Первым был мужской голос. Брегонские слова были грубыми и незнакомыми Линн, но его тон был спокойным, ровным.

Заговорил второй голос, и Линн мгновенно узнала его нетвердые интонации, которые легко переходили в угрожающее рычание. Линн толкнула дверь чуть шире, ее сердце бешено колотилось.

Сорша остановилась перед нишей с девушкой. Она махнула рукой, и мужчина в белых одеждах шагнул вперед. Он достал ключ и отпер цепи заключенной, в том числе браслет из черного камня на ее шее.

Девушка рухнула на землю.

Без малейшего выражения на лице ученый схватил ее за запястье и потащил вперед, исчезая из поля зрения Линн.

Она раздумывала, стоит ли ей следовать за ними дальше внутрь, когда раздались крики.

Расцвел страх. Каждый ее нерв, каждое чувство шептали ей бежать.

«Монстры, – донесся шепот короля Дариаса. – Я просто хочу рассказать вам о монстрах под моими полами».

Его монстры были прямо за углом, она чувствовала это, как печать судьбы у себя на спине. Необходимость действовать толкала ее вперед, сознание того, что она была на грани открытия чего-то большего, чем она сама, чем ее страх. Она должна была увидеть, что там.

И все же это не остановило ее сердце, бьющееся в груди, как пойманная птица, костяшки пальцев побелели вокруг рукояти кинжала.

«Мне страшно, ама-ка». Она произнесла эти слова вслух однажды, в шесть лет, перед своим первым полетом. Линн думала о них сейчас, ее холодные руки сжимали клинки.

До нее донесся ответ ама-ка, едва заметные мерцающие нити в тенях вокруг.

«Тогда, дочь моя, ты можешь выбрать…»

Темнота была удушающей. Никто не стал бы искать ее здесь, если ее поймают. Здесь не было никого, кто мог бы засвидетельствовать ее выбор. Она была всего лишь пешкой в этой войне, где слава досталась лишь немногим.

Иногда, подумала Линн, храбрость не бывает громкой, или величественной, или яркой, как пламя тысячи огней.

Иногда она бывает тихой. Ничем не примечательной. Неизвестной. Как упругий поток воды, год за годом текущий сквозь скалы.

Быть храброй.

Линн перевела дыхание, подняла кинжал и проскользнула в щель в двери.

Некогда красивое лицо Богдана осунулось до такой степени, что превратилось в скелет, его скулы резко выступали. Его волосы, которые раньше казались золотистыми, теперь свисали скользкими от грязи прядями до подбородка. Но больше всего Рамсона преследовало выражение его глаз – выражение дикого зверя, безумного отчаяния.

Ученый Ардонн протянул руку.

– Выполняй, – приказал он.

Богдан застонал, и Рамсон почувствовал, как мурашки пробежали по его телу. Это был звук, который он слышал раньше – долгий, протяжный пронзительный звук, наполовину человеческий, наполовину животный. Он поднял руку – тонкую, как палка, и Рамсон заметил вокруг нее полосу. Материал колыхался волнами, напоминая ему об океане.

«Морской камень», – подумал он. Он был похож на морской камень.

А потом он начал светиться. Трещины света распространились от ленты на кожу Богдана, поползли, как вены, вверх по его руке, шее, щекам и к глазам.

Золото поднялось в воздух с ладони Ардонна, поблескивая на свету. И завертелось. Вены на лице Богдана начали вздуваться. И Рамсон подумал о руках Аны, о том, как ее вены наливались кровью и темнели, когда она использовала свою силу родства.

Нет, это было невозможно.

Богдан не был аффинитом.

И все же с Богданом что-то происходило. Слиток золота начал вращаться в воздухе. Светящиеся трещины, которые расползлись по его коже, росли все быстрее, распространяясь на все его тело.

Керлан в тревоге отступил на шаг.

– Что не так? – потребовал он. – Что происходит?

Ученый Ардонн осмотрел запястье Богдана, наклонившись как можно ближе, не рискуя попасть под слиток золота.

– Сифон, похоже, неисправен. Он треснул.

– Пожалуйста, – захныкал Богдан. Слиток золота вращался все быстрее и быстрее, начиная выходить из-под контроля. – Пожалуйста, хозяин…

Керлан проигнорировал его.

– И все же нам понадобится еще один в Блу Форте, – прорычал он ученому. – Проблема в сифоне или в носителе?

– Скорее всего, и то, и другое, хотя я говорил, что передача сифона с несколькими магеками немагену может сломать испытуемого. – Ученый Ардонн начал пятиться, но бросил на Керлана острый взгляд. – В сифоне, который вы ему дали, был золотой магек, травяной магек и соляной магек. Он, должно быть, потрясен.

Действительно, Богдан сильно дрожал. Нити, пересекающие его тело, вспыхнули, как потоки молнии, раскалывая его лицо, как будто кожа слезала с костей.

– Пожалуйста, вытащите это из меня, пожалуйста…

Его голос повысился, переходя в крик.

– В укрытие! – крикнула Нита, оттаскивая Аларика Керлана с дороги.

Похожая на петлю лента на его запястье взорвалась вспышкой света.